Отрешенность от видения


1. Введение: «неделание» «видения»


1.1. Выбор: «быть» или «Быть»

Бытие, способное остановить внутренний диалог, вызываемый непрерывным взаимодействием ума и тела, при первом вмешательстве в него само оказывается непростым. Это может быть уход от мышления и реальности в границу между ними — отчасти мыслимую как совпадение атрибутов единой субстанции при невозможности перехода от одного к другому, отчасти ощутимую как различие плотности и структуры уплотнения — или, наоборот, выход тонкого тела личного воображения как из тела, так и из разума; это может Быть вхождение Образа Божьего как в реальность, так и в мышление. То и другое производит эффект исполнимости всякой мысли по прямо противоположным причинам: вследствие предельно допустимого сужения или расширения сознания. Но только в момент смерти или полной остановки внутреннего диалога они могут совпасть.

Осмысление Божественной Идеи и ощущение Божественного Присутствия едины непосредственно. Видение по определению есть овнешненное во-ображение, то есть посредник между осмыслением и ощущением, ибо оно способно как считывать образ, довлеющий над наличным бытием, так и налагать на него новое образование. Видение само по себе не имеет ничего общего с близостью к Богу. Оно может опосредовать всякую связь идеи с вещью; оно может опосредовать также связь Духа и Воплощения; но оно с неизбежностью устраняется, — как и все, что встает между «я» и «Я», разделяя тем самым возможное материальное бытие и действительное формальное Бытие. Видение исключает внутренний диалог, но и само впоследствии исключается.

1.2. Активность силы воображения и пассивность способности воображения

Имманентная речь, создающая самопоглощение, должна быть прервана перед фактом чистоты бытия. Однако на стадии видения возникает необходимость в связующей трансцендентной речи. Речь занимает почти то же самое место по уровню сознания, что и видение, поэтому с неизбежностью замещается им. Вариации звука происходят при наложении принципа построения образа (рефлексия простого контраста и выделение чего-то одного на фоне чего-то другого) на поток дыхания. То есть речь является наиболее тонким из грубо-телесных способов выражения, тогда как видение, — задействуя для настройки как воображение, так и дыхание, — относится к наиболее тонкому из грубо-телесных способов восприятия. Их одновременность на одном и том же уровне сознания приводила бы к взаимной блокировке, поэтому следует поставить вопрос о возможности их взаимопроникновения или обоюдной частности. Однако выражение бывает продолжением восприятия, равно как и наоборот, — если мы имеем дело с полной иерархией микро-космической эволюции и инволюции. В самом общем виде речью могла бы называться любая форма выражения, адекватная восприятию по уровню, или последовательно проводящая информацию вместе с энергией на другой уровень сознания.

2. Развертка не-прежней системы в не-новую стратегию


2.1. Отторжение представления

Безопорность в настоящей ситуации вторична: источник нашей вынужденной лишенности ориентира активизировался как самоцель. Последовательное от-ситуативное самоосмысление было периодически нарушаемо и, наконец, окончательно оборвано отчетливым вмешательством испытывающего нас чистого переживания бытия. Дело не в том, что философствование не позволяло достигать подобного факта сознания вообще; но в том, что даже в снятом субъект-объектном отношении диалетическое мышление было субъектом и отрицательностью бытия, а бытие — объектом и положительностью мышления. Деятельность бытия, превышающая способность мышления предвосхищать и предопределять ее, оставалась лишь абстрактным «толчком», исходящим от всеобщей «вещи в себе», — то есть само-отталкиванием мышления и произведением в нем само-различения на мышление и бытие вообще. Или же она становилась самой субстанцией негативной деятельности мышления, — то есть тождеством тождества и нетождества самих бытия и мышления.

2.2. Расщепление сознания

Мышление оставалось наиболее властной бытийствующей формой: можно проходить сквозь стены, но только мышление создает стену как стену и тело как тело. В мышлении всякий анализ основан на синтезе, — равно как и в реальности всякая де-рефлексия бытия обусловлена само-рефлексией этого бытия. Понятие чистого бытия как исходного «толчка» дублируется понятием «непознаваемого» — в отличие от «неизвестного» как бытия в отношении к сознанию. Набранная мышлением временная дистанция содержит тавтологически само-вытесняющуюся текстуальную деятельность, вторящую тишине как таковой — настойчивому усугублению личного присутствия Бытия, требующего выведения в сознание определяющего его за-бытия.

Дальнейшее нахождение на открытой границе описаний представляется неудовлетворительным именно в силу невозможности суждения. Целесообразнее произвести разделение понятий действия и результата по их содержанию, чтобы вполне понимать: на что следует быть направленным, и от чего следует отвращаться. Поскольку дискурсивное требование состоит не в простом переводе некоторой законченной системы в a priori законченную стратегию, но в самоизменении систематизирующей деятельности мышления в форму обслуживания стратегической (рефлективно эволюционирующей) практики, — постольку «что» делается есть результат того, «как» это делается; то есть всякая содержательность стратегического мышления снимается в той мере, в какой достигнута чистота намерения.

2.3. Обнаружение отдаленного переживания

Мышление теряет укорененность в «реальности» и вместе с тем обнаруживает свой существенно непосредственный характер; но оно сохраняет связность хотя бы в том смысле, что опосредует собственно переходы основного очага переживания по уровням телесности. Концентрированность подобного текста означает не сворачивание рассуждения, но введение его в самый процесс переживания; где переживание есть «становление причиной бытия факта». Обладать безупречной стратегией — значит ставить конкретные цели так, чтобы они не мешали Богореализации. Герменевтика здесь неуместна.

Систематическое мышление имеет дело с опытом чистого бытия как факта сознания, стратегическое мышление должно иметь дело с переживанием присутствия пре-чистого Бытия как данности целокупной Реальности. Одно бытие допускает отождествление с ничто и, вследствие этого мысленного объективирования мыслящего субъекта, далее конкретизируется; другое Бытие просто, то есть мышление не входит в него как в рефлексивную структуру и само является его отрицанием. В первом случае теряется отдельность самосознания и сознание отдельности тела, во втором случае предполагается вторая отрешенность: не отрешенность от тела, но отрешенность самой телесности — как потеря отдельности тела, так и отказ от материального утверждения отдельного сознания.

2.4. Теоретическая многоопытность Опыта

Предполагается дать определение субстанциальности, взятой со стороны ее наименьшего сопротивления расчленению. Началом философского текста для нас послужило обнаружение смешения категорий, недопустимое в чистом «мышлении о мышлении», выделенном из «мышления о чем-то». Теперь имеется потребность — в целях компенсации пустотности сверх разума и удержании своего прежнего тела в новых мыслях — в дескриптивной информации для обслуживания сознательного и техничного воздействия на телесность. Сознание должно справляться с необходимостью находиться на всех уровнях сразу. При этом само понятие «понятия» будет претерпевать многие преобразования.

Отношение единого понятия и многих понятий приобретает практический характер в согласовании Опыта и опытов, где под ситуацией понимается имманентная рефлексия переживания в целом, или контакт опыта с Опытом. Самый механизм гармонизации является прототипом стратегии: не прохождение предзаданной иерархии, но верный подход к заданию иерархии, или овладение ценностным критерием. Даже понятие освобождения — содержательный аспект понятия понятия, поскольку деятельность понимания есть раздвигание границ личной смертности и является эквивалентом деятельности освобождения, — допускает вариации относительных трактовок в рамках выведения его в сознание, несмотря на встречное движение расширения этого сознания. В силу непредсказуемости конечной цели сохранение целеустремленности было бы невозможно без того, с чего мы начали, — без настойчивости со стороны самого Начала.

2.5. Стремление к Единству

Ситуативная обставленность божественным присутствием настолько не вызывает протеста, насколько мы любимы Господом. Согласие на развитие любви с нашей стороны служит основанием для встречности опытов промысливания бытия с Опытом проживания Бытия. В единстве «бытия-сознания-блаженства» любовь несводима к сознанию и бытию, но определяет их соотношение и, тем самым, определяется в нем: можно полюбить Господа, если уверовать (осознать), что Он есть. И обратно: представление Господа о нашем существовании в Нем проявляется в божественном вмешательстве в наши мысли как непосредственно, так и опосредовано другим сознанием. Сподвижник — не тот, кого ищут, — но тот, кто сам находится, — и даже лишь тот, кто уже находится здесь. Его функцию составляет не страховка, но коррекция: не расширение, но возрастание «мерности» бытия, — два тела, но одна плоть.

«Я отделил Себя от Себя, чтобы любить Себя еще больше», — говорит Он о своем собственном воплощении; отделяя нас от Себя еще дальше, в еще более перспективной рефлексии. Можно сказать с уверенностью, что мы любимы Им. То есть, по определению Декарта: Он непрерывно мыслит нас, и наше последующее существование зависит не от нашей настоящей, но от Его вечной воли. Умозаключение «мыслю, следовательно, существую» выражает не что иное, как сущность божественной любви к нам, — а именно, это «следовательно» в качестве априорной связности сознания и бытия, ибо само «следовательно» исходит безусловно не из мышления, — как необусловленность абсолютной любви. Фактически, стратегия отличается от системы тоном мольбы о взаимности, или «волей к восторгу». — Это основное формальное, то есть деятельное, отличие.

2.6. Непосредственность как непоследовательность

Именно взаимность априорна и основательна в нашем построении стратегии — до-опытна, или прежде-временна. Ситуативное нахождение на границе затвора — в чистом мышлении будет удержанием понятий Единого и многого в снятом виде — а для стратегического подхода должно означать пустотность социальной формы. Деятельность формообразования пустоты, объективная в меру осознанности божественного присутствия, заключается в непрерывности движения безъобъектной любви от объекта к объекту. Заключение «только внутреннее есть только внешнее» обретает положительность именно в своей непосредственности. Ибо опосредование означает привязанность.

Сквозная промысленность бытия делает его глубоко личным, и поэтому сама по себе становится проблематичной. Санкхья различает мышление и сознание как атрибуты пракрити и пуруши соответственно. Для нас мышление было систематично, стратегия должна быть сознательна сама по себе. В этом переходе мы разделяем пурушу и пракрити; однако, при всей их несводимости друг к другу, мы знаем об их слитности. Поэтому, вырабатывая стратегию вовсе не из прежней системы, но постоянно сверяясь со свидетельством и согласием Я, мы вынуждены менять и систему в качестве рефлексии субъективной стратегии, — то есть находить всякий раз новое содержание пракрити в отражении все той же самой абсолютной формы пуруши. Стратегическое мышление становится выходом за пределы мышления, если мы выделяем его из сознания вообще. Саморефлексия уже непоследовательна.

2.7. Неведомость любви и непостижимость не-любви

Вера есть внесение определенности в личные отношения с Господом, тогда как до-верие означает принятие неопределенности деятельного, но безличного Бытия. Позиция доверия позволяет раскрываться всему, что может и не может быть осмыслено; и способность различения направлена на основную дихотомию — между неведомым и непостижимым. Непознаваемое совершенно не знает любви, но оно нисколько не лишено божественности. Итак, при ближайшей попытке бого-реализации, мы находим перекос в формуле «Бог есть любовь». Весь вопрос в том и только в том, любите ли вы Бога как Личность, — не доверие, но вера впервые исключает абсолютную не-любовь Господа к нам, или же его бездеятельность в любви при деятельности вообще. Система (до-верие) постоянно устаревает и перерабатывается, стратегия (вера) постоянно возобновляется и упрочивается, — в сознании результат всегда опережает действие; и именно поэтому в реальности всегда следует быть направленным на действие, а не на результат.

3. Конфликт гармонизации с гармонией


3.1. В пред-социальном предположении

Гармония как состояние естественна для любви, гармонизация как становление естественна для мышления. Этот вывод выдает сразу обе предпосылки: любовь к Богу является исконной стихией, или субстанцией и основанием, мышления о Боге; любовь является состоянием, и деятельна она только силой удерживаемого в ее «пределах» развития мышления, то есть лишь поскольку она разумна. Тем самым для нас задан общий критерий деления мышления на разум и рассудок: разум есть рефлексия любви к Богу, рассудок есть рефлексия безблагодатная. Гармонизация присуща каждой способности; но в первом случае она изначально связана с гармонией, во втором — нет.

Эволюция проходит три этапа: самореализация за счет совершенствования проницательности, или умения самостоятельно мыслить; связь в сообщество; объединенное существование в любви. Эволюция во всякий момент времени неотделима от соответствующей инволюции. Дело вовсе не обстоит таким образом, будто гармонизация завершается предустановленной гармонией. На стадии поиска сообщества, к которому мы принадлежим, и осознания идеала братства — гармонизация двойственна (разумна и рассудочна), следовательно она естественно находится как в согласии, так и в противоречии с гармонией; поэтому их отношение требует специального уравновешивания.

Тем, что гармонизация направлена на осуществление гармонии, она нисколько не отрицает ее существование. Просто они расположены в разных планах сознания и на самом деле не подчиняются законам друг друга: гармония лишь нарушается вмешательством гармонизации; гармонизация неподвластна налично сущему идеалу гармонии, ибо она как раз и состоит в развитии идеала. Мышление и любовь имеют некоторую формальную зону пересечения в той связи, которую мы уже назвали противоречием по содержанию. Общество есть место конфликта гармонии и гармонизации, — точнее, единой гармонии и единичных гармонизаций. Именно недостаточность мышления в принципе делает бесполезным суждение об окончательном единстве единого и многого, ведь только любовь и допускает множественность подобных единств в их разделении, — единичных гармоний и единой гармонизации.

Но это отношение не может быть строго симметричным, равно как и суждение тавтологичным, поскольку речь идет о нескончаемом развитиии сознания, а не о его окончательном состоянии. Следовательно, нам приходится преждевременно применить едва намеченный переход от системы к стратегии. Система всегда является результатом мышления, в лучшем случае — разумного; стратегия есть действие сознания. В этом определении мы, по видимости, переворачиваем традиционное представление о том, что действие есть воплощение идеи и происходит как погружение мыслимого в физическое, и что результат есть вещь (в сколь угодно широком смысле). Наше утверждение состоит в том, что результатом будет вывод в сознание, лишь закрепленный путем реализации; действие же производится не только в мышлении, но также «до» и «после» него как по времени, так и по уровню сознания. Просто мы акцентируем другой аспект, так что понятия результативности и деятельности «вибрируют». Для нас важно сейчас только одно: посредством понятийного сдвига оказаться на грани понятия о субстанции мышления и переживания субстанциальности любви.

3.2. В отвлеченном рассмотрении

В самом абстрактном определении: гармонизация есть оформление перво-материи, гармония есть неразличимость формы и последней-материи. Безусловно, между сознанием и не-сознанием существует иерархия степеней осознанности. В случае отношения души и тела мы имеем, соответственно, опыты телесности разного порядка: тело плотское и тленное; тело социальное или церковное; тело духовное и нетленное, или соборное. Как мы уже отметили, среднее из этих тел служит переходным этапом, будучи само парадоксальным образом как тленным, так и нетленным, — причем, то и другое в абсолютном смысле. Поэтому только оно как не существует, так и существует.

Разрешение антиномии состоит в признании изначальной формальности или сознательности самой материи, тем не менее отличном от философского понимания формальности как осознанности материи, до которой она не существует даже в качестве не-существования. Насколько это отличие принципиально, нам и предстоит выяснить, — с целью подойти ближе от отвлеченного понимания необходимости смены формы мышления (при выходе за его границы и, тем самым, при снятии его ограничений), то есть собственно формы тела, к попыткам содержательного наполнения и применения стратегии как таковой.

Понимание того, что происходит, и того, что должно происходить, — реального и идеального, — приходит (должно приходить) одновременно. Иерархия в смысле последовательности необходима в системе и недопустима в стратегии. Следует выработать совсем иное представление о связности в одновременности эволюции и инволюции как переходов идеального в реальное и обратно. В суждениях и умозаключениях формальной логики бытие присутствовало в связке «есть»; в развитии понятия диалектической логики бытие присутствовало в деятельности мышления как таковой, то есть оставалось связью в деятельности отрицания отрицания; искомая нами связность находится в само-обетованном Присутствии Бытия.

4. Заключение. «Сложность» любви

Рассмотрим опыт параллельных действий в более или менее утонченных телах. Внимание к конкретным объектам «огрубляет» происходящее; неоднозначная интенциональность приглушается сама в себе попеременно. Проблема в том, чтобы удерживать разветвленное внимание, не забывая ничего необходимого, — не позволяя ему утончаться. Мы можем сослаться на Вивекананду, полагающего, что грубая материя присутствует в настоящем времени, а тонкая представлена прошлым и будущим состояниями, воспоминанием или планированием, то есть дана в воображении. Но именно воображение, или внимание, приближает неясное, и постепенно материализует его. Интенция может иметь дело с тонким планом, но как только она начинает, и по мере того как она продолжает быть нацелена на что-то из недоступного в Своей вездесущности, она лишает его всей прозрачности, а значит и многомерности. Это и создает экзистенциальную диалектику выбора: любить или Любить.

Однако в пределах своей собственной структуры мы никогда не находим даже двух одинаково плотных событий. Поэтому мы говорим лишь о гармоничном развитии всех планов нашего существа. Если же мы будем настаивать на равноценном внимании к двум объектам в сознании, пытаясь одинаково «настаивать» их, мы будем вынуждены встретиться с другим человеком в этом мире; встреча должна носить характер столкновения. Попеременное проведение работы с близкими объектами — то же самое, что и последовательная трансформация одного и того же объекта, ведь в целом мы располагаем стадиями оформления объекта как конкурирующими объектами. Тогда мы не остаемся в одиночестве, но оставляем пространство для другого субъекта, — для отличной от нашей собственной работы с теми самыми «нашими» объектами, но в других аспектах восприятия и творчества.

В устремлении к чему-то одному и соответствующем проецировании чего-то «другого» мы, как целостная система, нарушаемая собственной стратегией и совершенствующаяся в своем усилии сохранять самотождественность, в принципе должны удерживать многоуровневую перспективу в иерархической интенциональности. Снова заметим, что дело не в том, чтобы представлять себе последовательность ценностей, ставя цель за целью, — но в том, чтобы всякое непосредственное приближение к Богу вызывало к наличному бытию «ближних» и «божьих» соответственно. Итак, стратегия исходит и разворачивается не из «точки» заключительного вывода из системы, но из всей системы. Разрыв, с констатации которого мы начинали наше исследование, — а именно, разрыв между «бытием» и «Бытием», — затягивается «пребыванием».

В совместном пребывании сущетвует проблема наложения динамических образов. Следующая стадия любого процесса требует сохранения в своем основании продолжения предыдущей стадии. Стратегия всегда рефлективна, или всегда обратима, поскольку целью является «стать чистым проводником божественного проявления». И эта рефлексия должна решить или обнаружить уже решенной задачу конструктивности и конкретной «вместимости» послания, ибо оно идет через всего человека ко всему человеку или миру. Бого-рефлексия носит простое название любви к Богу и от Бога. Если система есть деятельность мышления, то стратегия есть деятельность любви.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий