Постмодерн, крах этики и образ будущего

Postmodern, the collapse of ethics and the image of the future

• Аннотация
• Почему важно разобраться в постмодерне?
• Что такое постмодерн?
• Как, зачем и кто применяет постмодернистский стиль мышления?
• Постмодерн - инструмент деконструкции этики
• Следствия краха этики
• Что может спасти культуру?
• Как создание новых религий поможет созданию и внедрению новых этик?
• В ком мир сегодня нуждается?

Аннотация

Данная статья посвящена рассмотрению постмодерна в контексте кризиса культуры XX и XXI веков, особенно - его роли впроблематизации и разрушении этики. Кроме этого автором будет дан прогноз наразвитие культуры и предложен способ выхода из кризисной ситуации.

The purpose of this article is to consider postmodernism with the cultural context in the 20th and the 21st centuries. Especially we are to illuminate postmodernists role in the critique and the destruction of ethics. Inaddition, we describe a forecast on the future culture and also there is away out of current crisis situation.

Почему важно разобраться в постмодерне?

Постмодерн - эпоха технологического прогресса и гуманитарного кризиса. Мир людей стал большим и пестрым - сказалась глобализация. Большой выбор товаров на любой вкус, сексуальное предпочтение и гендер - много ярких впечатлений. Еще чуть-чуть и в развитых странах рай либерализма не избежать никому. Массы уникальных людей общества потребления ждут новый айфон: в наушниках и мониторе телефона скрывается целый удивительный мир. Там миллионы сериалов, научпоп-видео, рекламы и зажигательной музыки.

Либерализация общества, которая являласьво многом заслугой постмодернистов, без ограничений, стала причиной проблем с иммигрантами в Европе. Союз рассчитывал, что приезжие с ближнего востока и африки ассимилируются под разумные европейские ценности, но иммигранты решили не расставаться со своим менталитетом и начали “учить правильной жизни” европейцев. Далее: проблема трансгендеров, которые принуждают всех говорить новые местоимения 1. Ну и секс-эпатаж, в стремлении к славе и справедливости, которым пользуются постмодернисты, я считаю диким. Это все - оболочка постмодерна или того в чем он присутствует. О его содержании я сегодня расскажу.

Считаю, что влияние постмодерна на культуру сейчас пагубно. Он выполнил некоторую позитивную функцию (либерализация и проблематизация культуры), но с него достаточно. Избыток сильнодействующего лекарства ведет к осложнениям. То, что вчера исцеляло, сегодня является ядом.

Разобраться в нем нужно, чтобы иметь более полную картину о современных культурных тенденциях. Влияние его велико. Его уже нельзя обойти стороной, с этим феноменом нельзя не считаться, потому что наше незнание постмодерна никак не влияет на то, что он делает с нами уже сейчас. Если понимать современную культурную ситуацию, можно лучше управлять её развитием, плоды которого пожнут наши потомки, больше, чем мы.

Что такое постмодерн?

Понятие это состоит из двух частей: “пост”, что значит “после”, и “модерн”, что значит “современность”. Т.е. то, что после современности. Иронично, что современность уже миновала. Понятие «постмодернизм» (или «постмодерн») обозначает ситуацию в культурном самосознании стран Запада, сложившуюся в конце XX столетия. Постмодерн, это бунт против модерна. Он разгорелся в философском дискурсе, а естественнонаучные открытия подлили масла в огонь. Затем он перекинулся на другие области общественной жизни. Часто бывает, особенно в постиндустриальном обществе, когда мировоззренческие изменения передаются от философов к ученым, художникам и политикам, а от них к обывателям через СМИ. Поэтому я уделю много внимания постмодерну в философии.

Как обычно бывает во время бунтов, у лидеров восстания нет общего понимания о стратегических целях, задачах: возникает ситуация как в басне про лебедя рака и щуку - все хотят сдвинуть телегу с места в разные стороны. Бунтарям не нравится одно, а нравится разное. Они бунтуют против какого-то врага или врагов (и в этом они совпадают), но в остальном видение будущего у них может быть совершенно разным. Так у понятия "постмодерн" нет общепринятого определения, значения или смысла, ведь в их наличии выражается относительно высокая степень синхронизированности ценностей участников дискурса, чего нет в современном философском сообществе.

О постмодерне доктор философии В.П. Ратников пишет2: “Постмодернизм по своей сущности и смыслу не может рассматриваться в качестве какой-либо самостоятельной и определенной философии. Постмодернизм как особая единая философская система – это contradictio in adjecto3. Поэтому в данном случае не употребляется термин «философия постмодернизма». Говорят о «постмодернистском мышлении», «ситуации постмодернизма в философии», «интеллектуальной ситуации постмодернизма».

“... постмодернизм претендует на определенный концептуальный смысл, на утверждение своих заслуг перед классическими концепциями (теориями модерна). Чувство превосходства постмодерна над последними вытекает прежде всего из осознания того, что человек бессилен объяснить мир, что человеческий разум не способен добраться до сути вещей и не может претендовать на «истину»". Но значит и сам постмодерн не может претендовать на истину, ведь он загоняет себя в парадокс в котором с помощью разума пытается доказать, что разум ничего не может доказать.

А в борьбе между модерном и постмодерном за "истину", у обоих общим остается стремление к однозначному и предельному ответу на вопрос о ней. В случае модернистов, есть одна познаваемая абсолютная “истина” о чем-то. Постмодернистский “канон” же утверждает, что никакой “истины” нет, и предполагается, что это и есть абсолютная “истина”. Поэтому можно сказать, что постмодернисты превосходны над модернистами только у себя в голове, потому что тоже хотят однозначного, предельного ответа на вопрос об “истине” и попадают в логическую ловушку. Однако ни те, ни другие не желают рассматривать динамическую истину. Каждая сторона в споре, хочет, чтобы только она была правой.

Постмодерн как нечто становящееся, незаконченное не поддается точному и конечному определению. Сегодня мы можем строить предположения и прогнозировать итоги этого процесса, на основании которых мы позже сможем создать несколько определений на основании нескольких интерпретаций его итогов, но я призываю читателя занять деятельную позицию, но не позицию наблюдателя, поэтому я предлагаю не воздерживаться от критических суждений о постмодерне, ведь он как процесс может не закончиться при нашей жизни, да и "как понять, что постмодерн закончился?", это дискуссионный вопрос, а когда закончится, судить будет уже поздно, ведь все уже случится, и речь идти будет не о корректировке, а о полномасштабном исправлении культуры.

Несмотря на кажущуюся неопределенность, у постмодерна есть мировоззренческие черты, которые характерны для большинства носителей этого стиля мышления. Вот основные, большинство из которых выделяет В.П. Ратников:“Плюрализм, отсутствие какого-либо единого начала и универсальных предпосылок. Ни в познании, ни в культуре, ни в человеческом мире нет никаких интегрирующих идей. Всякое единство, по их мнению, носит «репрессивный» характер и связано с тоталитаризмом, любая форма которого должна быть отвергнута”. Это является полным отрицанием монизма модернистов, которые хотели свести все к единой предпосылке и основанию. Такой плюрализм явно выражается в современном западном фундаментальном либерализме: "если ты ещё не либерал, мы тебя принудим". Мы приходим к ироничной парадоксальной ситуации, когда либеральными фундаменталистами могут оказаться крайние левые. Это пример того, что крайность может стать своей противоположностью. “Представление мира и культуры как совокупности текстов. Текст как репрезентация реальности. А поскольку ни одно истолкование текста не может претендовать на признание всеми, то и “истинного” смысла текста быть в принципе не может”4. Конечно “истина” в этом случае остается за тем, кто сказал, что “истинного” смысла нет, поэтому на него можно ссылаться в тексте “Неспособность человека познать и изменить мир и порядок вещей. Любые наши проекты преобразования действительности обречены на провал”. Конец IX и начало XX века были под знаменем торжества разума: полным ходом идет эпоха великих научных открытий, взгляд в будущее бодрый, в ожидании новых научных чудес, кажется, словно море по колено, “человек - царь природы”, всё стремительно меняется, и ещё много хорошего впереди. Словно кит из романа “Автостопом по галактике”, модернистское общество хотело познакомиться с “прекрасным далеком”, но получилось всё не так радостно, как ожидали. И следствием излишнего оптимизма модернистов, стал негативизм постмодернистов.

“... негативизм, «апофеоз беспочвенности» (Л. Шестов).

Все, что до постмодернизма считалось устоявшимся, надежным и определенным: человек, разум, философия, культура, наука, прогресс, – все было объявлено несостоятельным и неопределенным, все превратилось в слова, рассуждения и тексты, которые можно интерпретировать, понимать и «деконструировать», но на которые нельзя опереться в человеческом познании, существовании и деятельности”. Это ожидаемо, после того как реальность не влезла, а затем разорвала и без того хрупкую картину мира обычного модерниста. Войны, эпидемии, финансовые кризисы, угроза ядерной войны и тоталитаризма не вписывались в нежную фантазию модернистов о будущем. Иногда в условиях сильного несоответствия реальности фантазиям, испытывая сильное переживание по этому поводу, человек не предпринимает попытки изменить ситуацию, а ещё больше уходит в фантазию, не желая верить в то, что происходит в реальности. С человеком XX века произошло подобное и чтобы как-то рационально отказаться от этой “злой” реальности, её объявили просто текстами, которые сами по себе не имеют никакой ценности. Постмодерн можно сравнить с психоаналитиком, который занимается реабилитацией людей после ЧС: чтобы снять психическое напряжение он убедил людей в том, что реальность недоступна, живем мы в пространстве текстов, а значит чувства испытываем только по поводу текстов. Ожидалось, что человек обрадуется, ведь если реальность это текст, он сможет написать новый текст, который ему нравится и заживет. Но что-то пошло не так: реальность стала текстом и появилось отношение к ней, как к чему-то нереальному, и единственное, что осталось реальным, это чувство по поводу того, что реальность, это лишь тленные тексты. Если раньше хоть будущее было, то теперь - только текст и чувства по этому поводу. Поэтому - негативизм. “Отказ от модернистского способа мышления посредством оппозиций и утверждение мышления вне оппозиций (вне бинаризма): субъект-объект, целое-часть, внутреннее-внешнее, центр-периферия, власть-подчинение, верх-низ, мужское-женское, научное-обыденное, высокое искусство-китч и т. д.”. Результат: отсутствие какого либо канона, отсутствие стремления к идеалу. В основном, остается стремление к лучшему как к большему комфорту, удобству, разнообразию удовольствий. Это становится действительностью в мире, где всё лишь текст, а самое реальное, это ощущения и чувства.

“Распад субъекта как центра познания и утверждение децентрации, т. е. отрицание центра как такового”. По этой причине отчасти появилась вера в то, что человек не способен познать и изменить мир. Причем это является бунтом не только против модерна, но и против практически 2500 лет философской мысли. Очень сильно желая, не смотря на все расстройства XX века, определить ту самую “абсолютную истину”, постмодернисты решили избавиться от того, что мешает в познании. Конечно же это субъективный фактор, который всё время вмешивается в интерпритацию данных, мешает взглянут на мир как можно более “объективно”. Ну как от него избавиться? Убрать субъекта из познания, сделать вид, будто его нет. Эту интеллектуальную махинацию позволила провернуть вера в то, что люди живут только лишь в пространстве
текстов.

“Поскольку отрицается оппозиция «субъект-объект» и субъект перестает быть центром познания, то становится возможным говорить о «философствовании без субъекта», что в рамках классического философского мышления является нонсенсом”. Субъект является онтологической и логической противоположностью объекта, одно без другого не мыслится. Нет субъекта - нет объекта - нет познаваемого и познающего, нет центра, нет точки отсчёта - все есть текст - никто ни за что не отвечает - все свободны от всего, даже от себя.

“Отказ от понятия “прогресс” как в знании, так и в социальной жизни”5. Это становится следствием черт постмодернистского мышления, перечисленных выше. Предположу, что в глазах обывателя XX века, те потрясения, которые он испытал, явились как бы следствием прогресса. Оттуда снова начинает набирать популярность мысль, что не нужно никуда стремиться, счастье рядом. Всё это имеет место быть по ряду причин аксиоматического характера. Базисом постмодернистского стиля мышления являются некоторые парадигмы.

Исторический материализм. В истории всё детерминировано социальными, культурными, этническими, экономическими и другими факторами. Исторический материализм, это парадигма, которую сформулировал К. Маркс, чтобы обосновать свою классовую теорию и создать условия для возможности рациональной критики буржуазного общества. В рамках исторического материализма можно критиковать всё что угодно, с любой позиции, потому что в материальном мире, как и в истории, которая разворачивается в нём, всё относительно, следовательно ничего не может претендовать на универсальность, поскольку всё исторично, а значит имеет ограниченный характер.

Марксом “диалектический тезис об относительности истины был применен к самой философии”6. Крылатая фраза “историю пишут победители…” разворачивается новой гранью, ведь у победителей своя точка зрения, своя ментальность, а у проигравших свои, и их противоречащие описания одного и того же исторического события будут правдивыми, если не допустят откровенной лжи. Относительно любое содержимое материального мира, если конечно не выбрать точку отсчета. Но как показывает постмодернистский опыт: иногда удобно не выбирать или сделать вид, что её нет.

Релятивизм. Постмодернисты отказались от познания объективной истины, познать которую целиком хотели модернисты. В.П. Ратников пишет: "Отсутствие опорных пунктов и устойчивых принципов познания, размытость границ между объектом и субъектом познания, социокультурная обособленность, историческая относительность и неопределенность любого знания – все это и характеризует «ситуацию постмодернизма» в современной культуре вообще и философии в частности. В «состоянии постмодерна» человек оказался
лишенным каких-либо философских, научных, религиозных или нравственных опор и устоев и остался один на один с миром, в котором безраздельно властвует гераклитовское «panta rei»”7.

Вера в относительность всего перед всем разрушает сложные системы как сложные иерархии, это “власть лжи”. Ж. Делез писал: "Она устанавливает мир дрейфующего распространения… Находясь вдалеке от нового основания, она поглощает все основания, гарантируя всеобщий развал (effondrement), который несет в себе характеристики радостного и позитивного события, лишенного своего основания”8 - в данном случае в словах Ж. Делеза я понимаю не столько представление Ф. Ницше о лжи как способности к жизни9, сколько ложь, которая гарантирует всеобщий недифференцированный развал, как необузданная дикость, кровавый бунт. Если у Ф. Ницше отсутствие “истины” в мире отсылает к вечному становлению, то, “власть лжи” Ж. Делеза я вижу как малоперспективное явление, которое при благоприятном стечении случайных обстоятельств может стать почвой для чего-то сложного и нового, словно на опустошенной химикатами земле вырастает молодой лес.

Следует понимать, что ни исторический материализм, ни релятивизм не являются парадигмальной базой исключительно постмодернистской. Но ситуация постмодерна существует только при их наличии. Можно подумать, что я предвзято, негативно отношусь к историческому материализму и релятивизму как парадигмам. Это так и есть, но я не отношусь негативно к материальности и историчности, также не отрицаю того, что всё в Сущем имеет относительную природу. Но я не склонен их абсолютизировать.

Предложу ещё один вариант объяснения постмодерна. Жиль Делез писал: “Существует два разных способа прочтения мира. Одно призывает нас мыслить различие с точки зрения предварительного сходства или идентичности, в то время как другое призывает мыслить подобие или даже идентичность, как продукт глубокой несоизмеримости и несоответствия”10. Он симпатизировал второму способу.

Каким из этих способов прочтения мира пользуется типичный постмодернист сегодня? С первой мысли может показаться, что он видит везде “несоизмеримости”, “несоответствия” в первую очередь. Например, говорят: “Все люди разные. Каждый человек уникален, как уникальная снежинка”. Но первая мысль по этому поводу, это мысль-привычка. А то, что обычно говорят - фальсификация. "Снежинка" смотрит на мир “с точки зрения предварительного сходства или идентичности”. Так еще до знакомства с новым человеком, он уверен, что встретит уникальную личность. Он по-умолчанию ищет сходства, потому что так мыслить проще и легче, иначе он окажется в мире неопределенности, неизвестности, где часто нужно серьезно думать, а не просто выбирать из известных шаблонов и идиом у себя в голове, но он… хочет комфортной жизни без заморочек. Он ищет сходства по-умолчанию, потому что это позволяет ему оправдать себя в чем угодно, как говориться: "все, как у людей", "я не один такой". "Если все уникальны, то и я уникален" - логично. Я не утверждаю, что первый способ смотреть на мир является плохим. Я описываю обычный взгляд постмодерниста на мир и людей. Более того, это неизбежный механизм восприятия. Плохо пользоваться им всё время и неизбирательно.

Мы приблизились ко второй трактовке постмодерна. Постмодернистская “уникальная снежинка”, это эрзац, суррогат воплощения Героя - архетипа, который имеет место в культуре человечества. Мы создали этот суррогат, чтобы обезопасить общество потребления от кардинальных перемен, потому что знаем, что настоящая уникальная личность - Герой, это агент сильных изменений, которых обыватель обычно боится, из-за неизбежных потерь, сопровождающих их. Эти изменения - не про технический прогресс, а гуманитарный. Потерять веру в привычный мир гораздо страшнее, чем потерять работу. Человек общества потребления боится сущностных изменений, поэтому он не использует второй способ прочтения мира, мира “несоизмеримости и несоответствия”. Там он окажется в пространстве вечного изменения, там нет истины, в привычном смысле - там истина динамична. И тогда у него останутся два варианта: умереть от тревоги, или всего себя посвятить строительству нового, сложного миропорядка. Третий вариант: можно пытаться жить как прежде (у многих получается), но мир будет напоминать о правде.

Постмодерн - это культурный защитный механизм общества потребления. Может быть предтечи и активисты постмодернизма не ставили целью создание такого механизма, но что есть, то есть.

Итог. Постмодерн боролся с модерном, но стал частью общества потребления - “дочки” модерна. Получился неприличный союз, который назвали метамодерном - это “дочка модерна + его бунтующий сын”. Далее об этом будет написано ещё.

Как, зачем и кто применяет постмодернистский стиль мышления?

Постмодернистские методологии находятся в области аналитики. Т.е. постмодернистское мышление, это мышление аналитического вида.

Как же быть с постмодернистским искусством? Ведь творчество, это акт синтезирования чего-то нового из того, что есть в распоряжении. А из того, что я говорю, следует, что постмодернистским мышлением это не сделаешь. Уточню: то, что мы наблюдаем, когда смотрим фильм Т. Тарантино, это синтез частей деконструированных рассказов (нарративов). Причем деконструкция производилась постмодернистски, а “спаивание” разрозненных частей происходит в рамках какого-то канона. Т.е. форма исполнения остается в рамках какого-то канона, а характер содержания постмодернистский. Деконструкция же, это процесс аналитический. Если вы видели отвратительный, эпатажный постмодерн - вы видели настоящий постмодерн. А Тарантино, это талантливый художник, который создает фильмы в каноничной эстетической форме, а содержание этих фильмов постмодернистское. Т.е. он вырезал кусочки из разных частей культуры, которые далеки друг от друга в восприятии людей, - например, реальную трагическую историю и комедию со счастливым финалом - и склеил их в каноничной форме. Так же работают остальные талантливые постмодернистские художники. Талант конкретен, требователен к эстетике, в нем нет места релятивизму. Там где все относительно, нет эстетики, нет таланта, потому что талант и эстетика формируются на каноне и друг без друга не существуют. Нет канона - нет эстетики - нет правил - нет прогресса - нет таланта - он не разовьется.

Вернёмся к философии постмодерна. Аналитическое философское направление, связанное с анализом языка, совершенно сознательно причисляет себя к постмодерну. На его базе изобрели различные техники. Например: деконструкция Ж. Дерриды, лакановская психоаналитическая школа испытала его влияние, ну и в целом постмодернистская аналитика, которая заключается в том, чтобы подвергать что-то очевидное критическому разбору, на основании изначальной веры в относительность всего.

Жан Бодрийяр. Его называли "первосвященником" постмодерна, а он отвечал: "Я не имею с этим ничего общего" - постмодернизм "отдает унынием, а то и регрессией", “это современный вербальный блуд”11. Ж. Бодрийяр анализировал общество потребления и реформировал методы политической экономии. Он применил понятие "симулякр" к обществу потребления и тем показал, что оно лишь симуляция общества, а эпоха постмодерна - это тотальная симуляция, характеризующаяся утратой чувства реальности, особенно в технологически развитых странах. Симуляция, это не только компьютерная игра, это вся жизнь постмодерниста, этот человек сам симуляция, и это не про “Матрицу”, она к смыслу трактата Бодрийяра не имеет никакого отношения. Образ мира утратил свой “сакраментальный характер”. Нет сакральности в человеке, есть лишь пустышка, форма, знак, притворяющийся достоверной копией, бессмысленный символ, не имеющий за собой ничего реального, образ, отражающий другие пустые образы.

В своем трактате "Симулякры и симуляция"12 Бодрийяр обличил постмодерн. По нему, эпоха постмодернизма — эпоха тотальной симуляции. В ситуации постмодернистского общества, когда реальность превращается в модель, противопоставление между действительностью и знаками стирается, всё превращается в симулякр — копию, изображающую что-то, либо вовсе не имевшее оригинала в реальности, либо со временем его утратившее. Нет никакой тождественности, есть фальшивки. Ну а что остается? В мире относительности всякой истины невозможна тождественность (в том числе равность себе, понимание себя, самообусловленность, проактивность). Невозможно быть собой в мире фальши, где нет ничего определенного, даже я - человек - симулякр умершего Бога13, как “вино переходит в уксус, а Мюнхгаузен в Феофила”. Это на подумать: на сколько вы Мюнхгаузен, а на сколько симулякр.

Жак Деррида. Он изобрел способ прочтения и осмысления текстов, названный им деконструкцией, которая выступает у него основным методом анализа и критики предшествующей метафизики, модернизма и борьбы с фаллогоцентризмом14.

Сущность деконструкции связана с тем, что любой текст создается на основе других, уже созданных текстов. Поэтому вся культура рассматривается как совокупность текстов, с одной стороны, берущих начало в ранее созданных текстах, а с другой – генерирующих новые. Через анализ языка, а точнее понятий, он хотел развеять всякую веру в умозрительную априорность, через анализ их происхождения, доказывая, что даже у априорий есть исторические корни15. На фоне исторического материализма, который ныне в моде, эти доказательства многим приходятся убедительными, для того, чтобы отказаться от неудобных истин.

Задача деконструкции – выявить логоцентризм любого текста через обнаружение оппозиций, одна из которых доминирует, что означает иерархию. Раскрывая оппозиции и доказывая их историчность, деконструкция, таким образом, относится к борьбе с иерархией. Это работает на основании того, что деконструкция не выходит за рамки историчности, а значит причинной логики, так же как популярная наука и обывательское сознание. Поэтому она имеет широкую зону поражения в современной культуре.

В позднем своем творчестве Ж. Деррида занялся деконструкцией морали и права. Он объявил: “Деконструкция - это справедливость!”16. Ж. Деррида считал, что право и справедливость находятся в непреодолимом противоречии, невозможности решить философский вопрос17. Он критиковал справедливость юридического права в расчете на возможность утопического общества, свободного от права. Это он оправдывал стремлением к бесконечности, которая, по его мнению, неразрывно связана с идеей справедливости.

Я заявлю, что стремление Дерриды к бесконечности, есть по сути стремление к дурной бесконечности, а справедливость, торжествующая над правом, есть закон джунглей, который торжествует над этическим законом, как бессистемность торжествует над системностью, как хаос торжествует над порядком. В этой связи, справедливость, которую Деррида превозносил над правом (если отбросить его литературный шарм), это обычная мещанская польза или выгода. Я считаю, что право, это инструмент для воплощения справедливости. Право без справедливости, это симулякр, также как справедливость без права. И если право и справедливость потеряли тождество, значит пора проводить ревизию, а не деконструкцию.

Ж. Деррида писал: “Но если существует нечто такое, как справедливость как таковая, справедливость вне и по ту сторону права, то она не поддается деконструкции. В той же малой степени, как собственно деконструкция, если нечто подобное существует”1819. Я утверждаю, что поддается. Свои деконструкцию и справедливость Деррида окутывает таинственностью, приписывает им исключительное значение того, что находится на грани между Бытием и Небытием. Ничего не напоминает? Напоминает метафизику, но как ее противоположность. Они как два взаимоисключающих стремления: к определенности и неопределенность. Конечно, он утверждает, что “она” - справедливость - “не поддается деконструкции” - потому что не хочет. Это как раз в манере его “справедливости” - что-то утаивать, недоговаривать как трикстер.

Но в мире, где всё относительно, можно деконструировать что угодно. Когда люди обычно вспоминают о справедливости? Когда, кому-то досталось мало, а кому-то много. Конечно, чаще всего “несправедливо”, это когда “мало досталось мне”. Но бывает “несправедливо” и когда кому-то досталось мало. Ну а это напоминает “мне” о том, что следующим обделенным могу оказаться “я” или “мои” близкие, родственники, и “я”, конечно, начну возмущаться “несправедливости”, благодаря тому, что кое-как прогнозировать умею. Далее, вспоминаем христианское “возлюби ближнего своего, как самого себя”, и складывается. Конечно же я хочу, чтобы ко мне хорошо, “справедливо” относились, так и "я" буду “справедлив” в расчете на будущую выгоду, а не потому что так правильно. “...закон не писан”, а пользу в карман положишь. Добавлю к перечисленному “принцип” российской юриспруденции, чтобы на мгновение вернуться к правовому контексту, в котором деконструкция работает: “закон, что дышло, куда повернешь туда и вышло” (всё относительно, поэтому трактовать можно как угодно).

Внеправовая, бессистемная справедливость, которую продвигал Деррида, стоит на “четырех китах”: позитивизм20, протестантская этика, прагматизм и материализм. Протестантская этика21 - изобретение английское. Прагматизм - "философия” американская, родом из этики протестантской.

И вот получается, что если убрать весь романтический флер Дерриды о справедливости и французское свободолюбие (в этот раз, от права), остается прагматическая ценность - “справедливость”. Вот - экспресс-деконструкция Деконструкции Ж. Деррида.

Продолжу не сдерживаться. Главная моя претензия к Деррида - это его страсть к деконструированию как к разрушению, не с целью разобраться в том, как нечто должно работать правильно (такой подход был у М. Хайдеггера), не для ревизии, а именно для деконструкции как разоблачения, разрушения. Он уничтожал системы, а не строил. Возможно, он видел в своем начинании родство с Ф. Ницше, но у Ницше были яркие идеалы, которые горят ярче, чем пламя его критики, а у Ж. Дерриды работы аналитические, только критические, не жизнеутверждающие, хотя он и пытался сделать вид, что на пепелище, которое останется после него, вырастет что-то очень классное, возможно - “если нечто подобное существует”.

Завершить деконструкцию права он не успел. Я оцениваю это так: хорошо, что не успел. Почему? Потому что деконструировал он все, но ничего систематизированного не предлагал взамен, кроме своих политических предпочтений22. А я против крайних идеологий. Почему? В этой статье не отвечу.

Деконструкция как метод наиболее ярко несет в себе оттиск постмодернистского стиля мышления. “Принципы” постмодернизма: всё есть текст, всякий текст историчен, а значит онтологически всё относительно, нет ничего абсолютного, значит все конечно, а экзистенциально “всё тлен”. В этой связи деконструкцию можно применить ко всему Сущему, потому что оно исторично, а человек - субъект в мире причин - из мира как бы извлекается для “чистоты” познания, “и тем самым бытие остается равным себе как ничто”23. В пределах Сущего всё поддается деконструкции, любая интеллигибельная или явленная вещь, любое от рассудка.

Жан Франсуа Лиотар - философ, филолог, писатель, лингвист, эпистемолог, социолог, литературный теоретик и критик. Деятельность Лиотара в целом характеризуется постоянной оппозицией принципам обобщения и метанарративам или великим повествованиям (проектам). Это понятие в философский оборот ввел он. Оно означает грандиозные, крупномасштабные доктрины и философии мира, типа познаваемости всего наукой, умножения богатства, эмансипации разумного субъекта или трудящегося, герменевтики смысла и диалектики Духа. Это описывающие мир системы, которые представлены любым знанием. С помощью них, по его мнению, институции ведающие “социальной связью” (т.е. правительства, церкви, университеты и др.) осуществляют самооправдание, потому что “нуждаются в легитимации”24 - в этом взгляде прослеживается влияние крайне левых. По совпадению, в 1954 году Лиотар вошел в левокуммунистическую политическую организацию “Социализм или варварство”25.

Однако с конца 70х годов Ж.-Ф Лиотар актуализирует важную проблему общества-постмодерн - крах этики26. Проблема есть и сейчас. Как же этика сейчас уничтожается, если Деррида умер в 2004 году.

Постмодерн - инструмент деконструкции этики

“Лиотар выражал опасение, что атомизация (разобщенность) людей, подразумеваемая понятием микро-нарратива и языковых игр, ведет к краху этики”.27 Микро-нарратив - иначе, “маленький рассказ”, это нечто антиуниверсальное, выражающееся в ценностях уникальности, индивидуальности, противопоставляемое метанарративу, как часть и целое. Функция микро-нарратива заключается в сохранении целостности обыденной жизни, но “маленький рассказ” не может включить в себя понятия “герой” и “великая цель”28, поэтому сложные гуманитарные системы знаний, такие как этика, имеют тенденцию к стремительному разрушению в массовой культуре.

Языковые игры же это процессы обмена языковыми значениями, в рамках которых происходит случайное производство новых значений, замена ими старых и производство новых правил для их дальнейшей циркуляции в языковой среде. Это зачастую непроизвольный, случайный процесс, наполняющий микро-нарративы, потому что даже правила там ситуативны, не поддаются упорядочиванию29. В таких условиях метанарративы просто не могут сформироваться, потому что простая череда языковых игр и случайные совокупности прагматичных микро-нарративов не могут сформировать устойчивой системы метанарратива. Успешное образование метанарратива в таких условиях, подобна случайной сборке “Boeing 747” из обломков после торнадо (возможно, так появляются симулякры).

Ну так почему они ведут к краху этики? Потому что универсальность, которую “отторгают” микро-нарративы, и не предполагают языковые игры, является необходимым условием существования этических суждений: так, «Не укради» является этическим суждением, в то время как «Не кради у Лолы» таковым не является. Последнее слишком оконкречено для того, чтобы служить этическим суждением (в чем особенность этой Лолы?); “этическим подобное суждение может становиться только тогда, когда оно опирается на суждение универсальное («Не укради ни у кого»). Но универсалии непозволительны в мире, потерявшем веру в метанарративы, и в таком случае этика оказывается под большим вопросом. Моральная справедливость и несправедливость, в таком случае, оказываются тогда только терминами в рамках языковых игр, а универсальность этики улетучивается”30.

В массы начинают транслироваться неэтичные модели поведения - человек массы начинает сомневаться в правильности моральных норм - люди повторяют неэтичные модели поведения, которые оказываются удобными - границы морали в их головах стираются - остается только стремление к индивидуальному удобству, потому что стремиться к другому их не научили. По сути, на место морали возвращается животность. Стирание моральных рамок обнажает и усиливает её - разрушает цивилизованность.

Более того, в сознании обывателя деконструировать можно всё. Потому что основной тезис постмодерна - всё относительно - применим к материалистическому мировоззрению, в котором живет общество потребления. Как это работает? Весь мир представлен только в материи. Материя как содержимое неоднородного пространства относительна (в теорию Эйнштейна я верю). Таким образом, относительность является свойством Бытия. Из всего этого следует, что любого обывателя можно разубедить и убедить в чем угодно: купить, продать, занять, сменить, выбросить, обновить, возненавидеть, полюбить - постмодерн встал на стражу общества потребления. Такому союзу я недоволен. Сегодня на “свадьбу” постмодерна и общества потребления приглашены практически все. Их “семейный фотоальбом” - Instagram. Последние видео с “торжества” мы можем найти на YouTube и TikTok. Их “новый завет”, это соцсети, а апостолом может почувствовать себя каждый - мы пишем stories.

Относительность является логически и онтологически противоположным абсолютному. Абсолютное вездесуще, вечно и безальтернативно. Относительное локально, темпорально и альтернативно. В мире, в котором всё относительно, мы не можем быть абсолютно уверены ни в чем. Жить в нем не удобно, поэтому происходят флуктуации, которые называют метамодерном, т.е. колебания между модернистской и постмодернистской парадигмами. Но эти флуктуации только подтверждают относительность всего. Ведь, если мы признаем, что относительность абсолютна, тогда ведь и мир перестанет быть относительным. Поэтому, колебание общества потребления между модерном и постмодерном, это его нормальное состояние постмодерна, когда, чтобы сохранить хоть какой-то порядок в голове для удобной жизни, постмодернист сидит на двух стульях: модерн и постмодерн. А если бы он пользовался одним стулом, так ведь это же “тоталитаризм” - не меньше. Что может быть хуже для свободы человека, по мнению постмодерниста? Обычно, модернистские вкрапления в картине мира постмодерниста, это привычки, чтобы не свихнуться в мире, где все неопределенно.

Постмодернист может топить за технический прогресс, как модернист, но у модерниста не было аргумента об относительности всякой истины, в защиту себя - мол: “У меня столько же прав сколько и у вас” - конечно без учета заслуг, просто так “воистину веруют” постмодернисты, что если истина относительна, то “все имеют равные права” (независимо от заслуг и обязанностей). Современным либеральным фундаменталистам, которые топят, например, за принуждение к говорению всеми новых местоимений гендерквир, постмодернистское мышление оказывается очень кстати, чтобы бороться с "фаллогацентристами", которые мешают получить всем равные права, т.е. мешают войти в рай крайне левых. Так “незаметно” и происходит переход от молодого мягкого либерализма к старому грубому фундаментальному либерализму, который чем-то напоминает марксизм, коммунизм.

Многие постмодернистские философы были причастны или остаются причастными к левым партиям или высказывают в открытую свои левые взгляды, например, Деррида - главный труженик деконструкции; и Лиотар, Бодрийяр - все - французы, это не случайно, вспомните или прочитайте про майскую леворадикальную забастовку 1968 года во франции - они тогда были молодыми.

Так и происходит колебание из крайности в крайность в том, что мы называем метамодерном. Постмодернистский же тип мышления никуда не ушел. Пример о перевертышах в эпоху постмодерна, показателен к тому, как легко уничтожается одна культурная крайность, чтобы ей на замену пришла крайность ей противоположная. Этому можно подвергнуть что угодно. Нет ничего неуничтожимого и несгараемого в эпоху постмодерна. То, что совсем недавно создавали тяжелым трудом, уже сегодня можно частично потерять, а завтра лишиться совсем, легко как никогда в новейшее время (но это и эпоха возможностей, которыми пользуются пока активно только либеральные фундаменталисты и крайне левые).

Еще раз подытожим: постмодерн может деконструировать всё. Потому что это позволяет историко-материалистическая парадигма, в которой находится общество потребления, частью которого он является. Для уничтожения неудобных тезисов её начал использовать ещё К. Маркс, который ее и создал.

Есть то, что не могут деконструировать постмодернисты, но оно находится в метафизической и некоторых религиозных парадигмах. Как же Деррида деконструировал метафизику? Очень просто: он деконструировал понятия, а не сущности. Неужели он не понимал этого? Понимал, но он же материалист, в сущности не верил. У Дерриды аксиома такая: все - текст, т.е. “Нет ничего кроме текста”.31 В этой логике, например, мира не существовало, пока не появилось слово которое означает мир. “В начале было слово…” - иронично, что постмодернисты взяли это на вооружение, однако того, кто слово изрекает они решили игнорировать: субъект, будь то Бог или человек, ведь, это “просто игры”32, слова.

В метафизике или религии вопрос первичности-вторичности понятия и сущности, если быть точнее, существа и сущности (потому что понятие относится к ряду существующего, т.е. содержится только на материальном носителе) решается по-другому. Обычно в религии первична сущность - Бог - и она первичнее всего; в метафизике посложнее - сущность и существо составляют диалектическое единство. Т.е. понятие или знак, это условно некоторые формы Духа, который в своей эманации (развитии) самоотождествляется (“видит” себя), а Дух, это не что иное как сознание (не путайте с разумом).

Но “это слишком сложно для цирка”. Так и получается, что постмодернисты редуцируют (упрощают) всё до текстов, ибо так легче поймать истину за хвост. Что бы они не писали и не говорили про отсутствие истины, само их суждение о её отсутствии является заявлением права на неё, ведь иное они яростно критикуют. Бритва Оккама работает на любую задачу. Чтобы лучше удержать хобот слона, его нужно отрезать. Подобное они проделали с философией. Кстати, подобным абсолютизированием предмета своего исследования страдают сегодня многие. Вспомните, хотя бы, нейрофизиологов, генетиков с их “удивительным” представлением о человеке: “всё зависит от генов”, “нет, всё зависит от гормонов”, “биохакинг рулит”, “свободы воли нет - ученые доказали”. А ещё если что-то не понимаете, назовите это "ересью", "мракобесием" или "тоталитаризмом", чтобы дать "отпор" - обычно работает. Вот, например, Гегеля, Маркс называл мистификатором33, а Деррида Фрейда - шарлотаном34. Теперь, к любому оскорблению можно добавлять “тоталитарный”, чтобы точно сработало, но будьте аккуратнее, чтобы не упасть до уровня “Мочить в сортире”35.

Следствия краха этики

Ликвидируя этику, постмодернисты приводят к уничтожению морали, потому что мораль, это работающая этика. Этика, это гуманитарная дисциплина, которая занимается созданием, исследованием и развитием системы моральных правил, это система представлений общества о добром и злом, или дозволенном и недозволенном, правильном и неправильном. Мораль же, это внутренний цензор людей, который регулирует их поведение, ограничивая их животные позывы, допускает правильные формы выражения психической энергии. Если люди утратят сперва этику, а затем мораль, что будет дальше?

Дальше будет еще большее усиление потребления. Отрасли, сервис и промышленность удовольствий (секс, еда, кинематограф, игры, мода и т.д.) будут расти соизмеримо росту тревоги людей по поводу неопределенности всего в мире. Секс - один из лучших экзистенциальных анальгетиков. Но "post coitum omne animal triste est..." (всякое животное печально после соития..). Поэтому время между сексом и сном можно занять едой, кинематографом, играми. А чтобы секс был - хороший наряд сделает желанным нежеланное. Главная задача современного и будущего общества потребления, это снимать психическое напряжение от зияющей и разрастающейся экзистенциальной дыры: всё относительно, всё тлен, всё материя. Ну хотя бы “я буду петь голосами своих детей”. Но это и не точно: может да, а может нет. Все умрут: и ты умрешь и я, и они. Как писал Бодрийяр: “ведь смерть, пожалуй, единственное, что не имеет потребительской стоимости...”36. “Потому что для меня уж она абсолютна” - подумает постмодернист и случайно задушит себя во время мастурбации. Нет ничего более явленного для человека из общества потребления эпохи постмодерн, чем удовольствие и смерть (роботов забыли), но и удовольствие сомнительно, когда начинаешь думать. Остается смерть, вездесущая. Уничтожимо всё, потому что нет ничего абсолютного, кроме нарастающей энтропии. И после того, как постмодерн камня на камне не оставит от религиозных сказок о жизни после смерти и подобной "карме", человек станет абсолютно беззащитным перед смертью, которая, рано или поздно, ничтожит всякое существо.

Когда массы потеряют последний моральный закон, треснет последний бастион цивилизованности. Конечно, не все одичают, как и сегодня: кто-то более, кто-то менее, т.е. относительно. Но число больных в палате и сила болезни возрастут. Чем больше охват, тем больше мутаций, тем вирус сильнее, приспобавливаемее. В эпоху глобализма постиндустриального общества скоро не останется уголка на планете, куда бы не пробралась эта информационная зараза. Я не считаю, что постмодерн вызовет апокалипсис, но то, что он отбросит гуманитарный прогресс на тысячелетия назад, не сомневаюсь. Можно жить в высокотехнологичном обществе и быть просто особью человеческого вида (даже красивой). Вспомним “О дивный новый мир” Олдоса Хаксли. Вспомним “Четыреста пятьдесят один градус по фаренгейту” Рэя Брэдбери. Можно верить в свою индивидуальность, уникальность, как миллиарды других верующих в это, но не делать мир лучше и даже не давать ничего нового, кроме "уникальных" отходов "уникального" человека.

Что может спасти культуру?

Новые этики. “Свято место пусто не бывает” - после краха старой этики, ее место займет идеология потребления. Чтобы этого не произошло, освободившееся место нужно занять новыми этиками. Почему этиками, а не одной этикой? Потому что нужно сохранить культурное многообразие, ибо в нем заключается потенциал развития.

Как же внедрить новые этики? Для любой массовой этики нужна институциональная база. К тому же влияние базисного для этики института должно быть тотально, в том смысле, что работать эта этика должна в любой части вселенной и в любой ситуации - такой обширной она должна быть. Т.е. речь идет о целой картине мира человека, а не части (этим она отличается от профессиональной этики). Давайте думать: какое институциональное образование, имеющее свою устойчивую картину мира, вмещает в себя больше всего людей?

Семья и наследование - этика семейных отношений регулирует только отношения внутри семьи, но не регулирует отношения между семьями и отношения в больших масштабах. Собственность - этика собственности регулирует только отношения с собственностью. Власть, государство - это обслуживающий персонал населения, которое обычно является неоднородным по мировоззрению. Образование - этика образования регулирует только отношения в сфере образования. Религия - этика религии регулирует отношения во всем мире и со всем миром.

Как создание новых религий поможет созданию и внедрению новых этик?

Религия, это мировоззренческая система. Причем, чем шире система взглядов, тем лучше религия. Ни семья, ни государство, ни образование обычно не описывают мир как целое и не объясняют как, в связи с этим, жить в нем, так широко, как может сделать это религия. Все они социализируют, в отличии от религии, у которой главная функция, это воспитание. Социализация, это встраивание человека в конкретное общество. Воспитание, это встраивание человека в мир. Это не про то, какие роли играть в социуме, это про то какую роль играть в мире и для мира. Какую роль вы играете в мире, для мира? В семьях такому обычно не учат, в школе не учат, а государство этому ни за что не должно учить, оно - обслуживающий персонал. СМИ в подобных вопросах доверять нельзя. Если конкретная религия перестала выполнять воспитательную функцию или выполняет её плохо, это значит, что она устарела, либо церковь, как главный оплот религии, захвачена другим социальным институтом.

Есть ещё кое-что очень важное, что есть в религии и нет в других социальных институтах - это сакральность. В религии есть представление об Абсолюте, которого нет нигде более. В то время как вокруг шум, вездесущая относительность, тлен и pante rei, в религиозной картине мира есть место для самого важного, нетленного, чего-то не подчиняющегося физическим законам, вечного. Обычно это Бог - гарант этики и морали. Если поступишь беспринципно, он конечно не даст подзатыльник с облака и даже в Ад не отправит, но тварность нутра не заставит ждать. Как в анекдоте "Бог создал мир из ничего, но материал все время чувствуется". На месте Абсолюта может быть разное, неизменными и важным для нас является то, что это гарант этики. Так, например, американцы исходят “из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью” - это слова из декларации независимости США, день принятия которой празднуется как величайший праздник этой страны. “Творец” предписал американцам стремиться к свободе, счастью и жизни, конечно счастливой, т.е. “американская мечта” появилась не на "пустом" месте. А у вас есть такие обязанности?

Закончим с институтами. Вы много ли видели обычных людей, у которых есть своя личная этика, которую они утверждают, пересматривают, развивают, а не действуют как попало на основании выгодоприобретения? Я с несколькими людьми такими познакомился за всю жизнь. Но для нормального человека иметь свою этику, это ненормально. У него есть какие-то моральные предпочтения, которые он даже не всегда соблюдает, это его максимум. А на 7 христианских смертных грехов все давно забили. Новая же религия может дать новые стремления, новые правила, новые ограничения, новые возможности, о которых человек раньше даже не мог помыслить. Но появляется тот, кто создаёт систематизированное мировоззрение со всем тем, и решает научить им людей.

Я считаю, что это не должна быть скудная традиция, которая ограничивает прогресс. Новая религия может стимулировать прогресс, чтобы он был результатом служения людей каким-то идеалам, какой-то Идее. Когда будет Идея, которой люди служат, они выйдут из области хрупкой ничтожимой смертью экзистенции и войдут в область вечного, сущностного. Перестать быть существом в мире, где все относительно, а стать сущностью в вечности, вот, что значит обрести тождественность. Обрести себя вечного, не зависящего от истории, материи - жить отражая в себе Абсолют.

Новые религиозные догмы, много разных религий могут дать новую мораль миллиардам людей. Причем не одну мораль, а много разных, у каждой религии своя. А какая разносторонняя этика может быть в политеистических религиях? Когда человек решает исповедовать какую-то религию, он принимает решение стремиться к каким-то идеалам, принимает её этику - у него появляются новые моральные границы: новые стремления, возможности, ограничения. Религия объясняет человеку как устроен мир и как в нем жить. Если старые религии слишком “узколобы”, то нужно проводить их ревизии или создавать новые.

С одной стороны, религия относится к сокровенной, интимной жизни человека, в которую не должно вмешиваться государство. С другой стороны, к одной религии присоединяется множество людей. Люди могут свободно выбирать религию, которую исповедовать, даже проживая на территории одного государства, посещая одни и те же учебные заведения. В этих условиях удастся сохранить и преумножить многополярность, разносторонность, многовариативность, многогранность мира людей, но не потерять от человечности.

В новых религиях нет ничего принципиально удивительного, скоро, через лет 250-300, они появятся в корпорациях - корпоративные религии. На западе сейчас развиваются коливинги, в том числе профессиональные. Сотрудники некоторых крупных компаний живут рядом с офисами, а порой и ухитряются жить в них. Такое возможно, когда в офисе есть все для проживания, кроме кровати, но есть кабинки для сна. Крупная корпорация обычно занимается форматированием своих сотрудников под свою культуру. Так сегодня у профессионалов есть свои этики, но они не имеют тотального влияния. В России, например, иностранные собственники бизнеса встречаются с тем, что западные правила не работают в российских филиалах, ну точнее их не исполняют. Русские обычно не палятся (вековая сноровка), но на статистике (затраты, доходы, производительность) отражается. Даже на работе люди остаются теми, кем были дома, а профессиональная этика работает “повезет - не повезет”, не всегда и не везде. Вот почему этика должна быть универсальной. Поэтому завести новую религию, это отличная идея даже для работодателя. Этот вариант развития сюжета я считаю достаточно реалистичным, так же как появление государств-корпораций37. Хотя мне это не нравится.

Стечение некоторых обстоятельств может способствовать появлению новых или ревизии старых религий. Я уверен, что появятся новые секты (они почти всегда появляются). Но появятся ли новые религии, которые окажут на культуру ключевое влияние? Главным образом это формирование цивилизационной рамки, отличной от современной рамки выживания и потребления. Это искусственный процесс, он не может произойти сам по себе, как биологическая эволюция, подобно классовой борьбе, где группы людей словно два вида животных борются за власть над ресурсами и выживание.

В создании цивилизационной или хотя бы изменении культурной рамки невозможно обойтись без воли принципала. Масса людей не может управлять своим развитием. Естественным образом она может только деградировать и репрессировать подгруппы, а в некоторых случаях стать местом появления принципала прогресса - субъекта, который задает системообразующий принцип. Это не значит, что должен быть царь или тиран, который всеми управляет, что приведет только к деградации самосознания. Это значит, что индивидуальная ответственность в прогрессивной эволюции теперь играет ключевую роль. Это значит, что ключевым становится не вопрос о том, какая партия, корпорация, нация, народ или конфессия изменит ситуацию, а в том какие люди нужны для прогресса. Ведь именно субъект управляет развитием системы, а не какой-то текст заправляет всем, что напоминает божий промысел и неотвратимость судьбы (в этом постмодернист, как христианин). Религия или что либо иное окажет на культуру ключевое влияние, только при наличии субъектов, которые оказывают правильное влияние.

Если для прогресса нужны принципалы, то почему ведущую роль среди институтов я отвожу религии? Ведь принципал мог бы действовать от лица любой структуры. Дело в том, что принципал как субъект находится в системе, которую он меняет, а это значит, что новому системообразующему принципу он приучает не только систему, но и самого себя. В древние времена это называли гласом божьим - пророка посещает оригинальная мысль, авторство которой он конечно же присваивает Богу. Ну что тут сказать, без Бога было не обойтись, потому что люди сомневаются в своих способностях, да пророка забивают камнями, если он набирается наглости или глупости присвоить авторство сией чудесной мысли себе. Чтобы лучше понять это советую прочитать то, что Ф. Ницше писал о “Сумасшествии в истории нравственности” в первой книге труда “Утренняя заря, или мысль о моральных предрассудках”.

Бог находится за пределами мира людей, он как бы сверх-субъект, и это позволяет ему устанавливать системообразующий принцип. Как говориться: “На всё воля божия”. Так вот: субъект может стать принципалом мира (не сверх-субъектом) после того, как посмотрит на него глазами Бога, посмотрит на мир как на себя. Это сложно и тяжело. Это ненормально, маргинально, иногда граничит с сумасшествием. Это не возможно в естественнонаучной и материалистической парадигмах. Важно посмотреть на мир именно как на себя, но не как божество. От божества недалеко до диктатора.

С помощью религий можно изменить системообразующий принцип культуры и создать системообразующий принцип цивилизации, потому что религия позволяет субъекту встать в метапозицию по отношению не только к миру, но и к самому себе. Самоизменение ради изменения мира, это камень преткновения потенциальных прогрессоров.

Но кто-то заметит, что в метапозицию можно и без религии встать. И правильно заметит. Только классическая метапозиция не подразумевает выход за пределы мира, а так все правильно. В религии есть метафизика. Взгляд сущности на существо, есть взгляд из метафизики на физику. Взгляд из метафизики, это взгляд на мир как на целое. Наличие метафизики и возможность “оттуда” взглянуть на физический мир “со стороны”, это ключевое преимущество религиозного мировоззрения перед научным. А то, что многие церкви запрещают своим прихожанам смотреть на мир глазами Бога, это результат смешения социальных институтов и порчи хороших идей.

Не следует понимать “взгляд из метафизики на физику” буквально. И не в коем случае, совершая интерпретацию этого текста, не нужно представлять духов или души, которые смотрят на материальный мир. Не следует сюда примешивать никакую эзотерику, ауру и подобное.

Важное замечание: “мир” - это всегда мир людей, потому что всё дано нам только в человеческом сознании т.е. в нашем сознании. В этом тексте, это слово верно понимать только в этом смысле.

Важное замечание: я атеист.

В ком мир сегодня нуждается?

Что мы имеем сейчас? Бардак, неопределенность в голове, безответственность, стремление к спокойной жизни или наоборот разнузданность, перманентный бунт, отсутствие Идеи, которой хочешь служить, зато есть рвение в решении вопросов шкурных интересов: повернут реальность и людей так, как “мне” приятнее, как удобнее, выгоднее, независимо от правил, обещаний, ведь всё относительно. Причем всё относительно смерти и “моего” удовольствия. Так что "я" заинтересован прожить как можно дольше и как можно слаще, ну или по крайней мере на своих условиях, пока не пробьет час (рас)оплаты (как в известной сказке). “Ну ладно, смерть так смерть, да после нас хоть потоп” - вот 100% постмодернист общества потребления. Это идеальный образ, такой рафинированный. И он присутствует в каждом из нас в разной степени.

Что дальше? Например, если идея новых религий понравилась, то человек, узнав благую весть, будет ждать “судного дня”, будет иногда умничать себе всласть. И ничего в жизни не изменит.

А что нужно делать? Нужно выбрать чему служить, чему служить правильно и нравится, не своему тельцу, чувствам, и даже не людям. А если вокруг ничего не нравится - придумать. Придумать то, чему правильно служить... желательно уже сегодня.

Мир нуждается в смельчаках, готовых приводить в порядок свою голову, жизнь и взять ответственность за гуманитарный прогресс мира. “Бог умер” - миру нужны Идеи и новые пророки.

“Свято место пусто не бывает” - сегодня его занимает идеология потребления: политики, звезды шоу-бизнеса, банкиры и т.п. рассказывают и показывают, как нам “правильно” жить, но, как правило, они - обычные люди с бардаком в голове.

“Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне... Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразного назначения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни.”

Иммануил Кант. Критика практического разума. 1788.

Санкт-Петербург, Волгоград, Волжский. Апрель, Май. 2020.