Будущее музыкознания

[294]

Проблема перспектив развития музыкознания была поставлена в отечественной науке о музыке уже давно, но наиболее отчётливо заявила о себе в 1988 — 1989 годах в связи с обсуждением на страницах журнала «Советская музыка» темы: «Музыкальная наука: Какой ей быть сегодня?» 1. Практически все участники обсуждения этой темы сходились на мысли о том, что будущее музыкознание должно стать чем-то вроде обобщённой теории музыки, включающей в себя теоретическое, историческое, психологическое и проч. знание о музыкальном искусстве. Так, например, Вячеслав Медушевский говорит: В науке обозначился «интерес сейчас не столько к отдельным дисциплинам, сколько к цельной картине устроения музыки и её роли в современной ситуации» 2. А вот мнение Михаила Мугинштейна: «В преддверии ХХI века на горизонте уже чудятся контуры некоего синтетического музыковедения, где наука чудесным образом сливается с искусством, а стихия искусства — со стихией самой жизни!» 3. В этом смысле естественным стало то, что участники обсуждения проблемы: Музыкальная наука: какой ей быть сегодня? в конечном счёте пришли к выводу о том, что будущей наукой о музыки выступит философия музыки. Так, Вячеслав Медушевский подчёркивал: «Музыковедение ощущает себя ныне не только наукой. В нём явственно зазвучали философские нотки …» 4. Ещё более определённо на это указал Изалий Земцовский: Для музыковедения сегодня «особенно [295]
важна философия. Я бы даже предсказал актуальность развития философии музыкального анализа» 5.

Думается, что это прогнозирование было абсолютно верным, поскольку сегодня очевидно, что музыка, безусловно, представляет собой объект философского анализа. Такое суждение обусловлено осознанием музыки как сложного художественного образования, несущего информацию о различных аспектах (гранях и т.д.) бытия, в силу наличия в звуковой материи музыки трёх уровней звучания: физико-акустического, коммуникативно-интонационного и духовно-ценностного 6. При этом мы хотели бы подчеркнуть, что речь может идти только о философии музыки — в смысле собственно философии, не эстетики, — но не о философии каких либо других искусств: живописи, литературы и т.д. Последнее связано с особым положением музыки в системе искусств. Прокомментируем этот тезис.

Как известно, искусство — продукт деятельности художника, обладающего самосознанием, в свою очередь являющимся высшим выражением интеграции «психических сил» человека 7. Вместе с тем, наиболее интегрированное (концентрированное) выражение этих «психических сил» мы обнаруживаем проявленным именно в музыке. Показательно в этом плане суждение М.Ш. Бонфельда. «Музыкальное мышление, — указывает учёный, рассматривая последнее как специфическое воплощение отмеченных выше «психических сил» человека, — … разновидность континуального художественного мышления, присущего всем видам искусства. Существует, однако, немало свидетельств об особой позиции музыки в этой сфере. Значи- [296]
тельная отвлечённость от предметных реалий внехудожественного мира, недискретность музыкальной ткани образуют из музыки как бы квинтэссенцию континуальности, поднимают её в этом смысле на уровень, недосягаемый для других видов искусства…» 8 Таким образом, музыка по существу оказывается концентрированным выражением искусства. Данную точку зрения подтверждают, например, исследования С.Х. Раппопорта, в частности, его статья «Природа искусства и специфика музыки», в которой автор подчёркивает: «Мы находим в музыке все необходимые и достаточные стороны искусства в их теснейшем взаимодействии, в их нерасторжимом сплаве… Больше того, анализ показывает, что в музыке природа искусства находит самое отчётливое выражение» 9. И затем: «Главная особенность музыки… состоит, по-видимому, в том, что она, несомненно, является наиболее «чистой» моделью искусства как особой системы…» 10.

Мы полагаем, что философия музыки, как будущая наука о музыкальном искусстве, позволит продвинуться в постижении «конечных тайн» музыкального творчества, а вместе с тем — и бытия в целом.