Начиная с 30-х гг. XVІІ в. и до конца XVІІI в. культура барокко определяла своеобразие духовной жизни Украины. В историческом аспекте этот период отмечен большим подъемом национального движения, казацкими войнами под командованием гетмана Богдана Хмельницкого и созданием на территории Левобережной Украины собственного государства — Гетманщины. Стиль европейского барокко с присущим ему пафосом борьбы и победы, пластической экспрессией и богатством художественных композиций оказался как нельзя лучше соответствующим взлету национального самосознания украинского народа в ХVІІ — ХVІІI вв. Украинское барокко причудливо объединило в себе не только богатый опыт западноевропейского искусства, византийские традиции, но и мощнейший пласт народной культуры, а также современные вкусы и пристрастия украинской казацкой элиты того времени. Не случайно современные украинские исследователи называют этот стиль «казацким барокко» (см., напр.: Макаров А. Світло українського бароко. — К., 1994).
Основные мировоззренческие принципы этой яркой эпохи отразились в трудах профессоров Киево-Могилянской академии — Феофана Прокоповича, Стефана Яворского, Григория Конисского. Центральным объектом барочной философии, эстетики и искусства являлся совершенный человек или «героическая личность». Но так как, по мнению киево-могилянцев, человеческая душа состоит из трех частей — «животной, человеческой и Божественной», и эта расколотость души обрекает человека на бесконечные метания, сомнения и раздумья, то жизненным предназначением «героической личности» является достижение разумного компромисса между побуждениями каждой из трех составных души. Каждый волен выбирать то, что ему ближе: то ли здоровье и силу, то ли почести и богатство, то ли духовные добродетели и высшее блаженство — путь к Богу, но стремиться к уравновешиванию этих трех элементов. Главное — всегда преодолевать страсти и аффекты, ведь истинная добродетель — в золотой середине, и именно ее поиски заставляют человека вступать в конфликт с самим собою, порождают внутренний дискомфорт и раздвоенность (Горський В. Історія української філософії. — К., 1997). Понятно, что эта двойственность по отношению к жизненным ценностям, эти вечные метания между самоограничением и жизнелюбием отразились в мировоззрении и эстетических устремлениях человека эпохи.
Барокко оказалось максимально соответствующим украинской ментальности с ее противоречивыми чертами — внешним спокойным достоинством и благородством, особой любовью к украшениям и, вместе с тем, внутренней дисгармонией и взволнованностью. Эта противоречивость сформировала и особый эстетический вкуИскусству барокко довелось воплотить присущие украинскому национальному характеру противоположные начала: оптимистичность, нашедшую выражение в стремлении к праздничности, поэтичности, любви к ярким цветам, густому растительному орнаменту, но вместе с тем, склонность к печали, оттенок легкой задумчивости и даже растерянности. Основными чертами украинского художественного мышления стали метафоричность и чувствительность, нашедшие свое выражение в особой декоративности, которая стала основой художественного мира «казацкого барокко».
Это сделало искусство украинских мастеров сильно эстетизированным, преисполненным причудливой искусственности («штукарства») и непосредственного любования красотой слова или краски. Щедрое украшательство выражало уверенность украинца эпохи барокко, в том, что человек появляется на этот свет для того, чтобы увеличить его красоту. Кроме того, красота и роскошь мира материального, по его представлениям, есть не что иное как отблеск красоты и совершенства рая.
Атмосфера общего увлечения украшениями распространялась на все виды искусства, в том числе сказалась на специфическом декоративном стихотворчестве. Так, в стенах Киево-Могилянской академии возникает кончетта — малый поэтический жанр, служащий развлечением для интеллектуалов. Создаются многочисленные акростихи, стихи-протеи, амплификации, палиндромы (так называемые «раки литеральные»), задачей которых было поразить читателя изысканной формой, выдумкой, ошеломить его неожиданным поворотом или парадоксальным завершением. Теоретик и практик кончетты Иван Величковский называл такие стихи не иначе, как «штучки поэтицкие» (Величковський І. Твори. — К., 1972). Писались они искусственным поэтическим языком, который составлялся из мифологических и философских абстракций, аллюзий, символов и развернутых метафор. Необычной была и внешняя форма этих произведений. Литературный текст превращался в рисунок или орнамент, приобретал формы креста, пирамиды, сердца, лабиринта или астрологической звезды. В своей страсти к парадоксам, абсурду и загадкам поэты XVІІ столетия во многом опередили футуристов (см., напр.: Бирюков С.Е. Зевгма. — М., 1994).
Художникам того времени нравились настоящие герои, люди ума и свободы, умеющие бороться и побеждать, сполна отдаваться общему делу, рисковать и жертвовать собой, и, в то же время, «не забывать о себе» — брать от жизни все ее щедроты, радости и почести. Это находит яркое отражение в портретной живописи эпохи. Понятно, что на портретах изображались люди «шляхетные» — преимущественно представители казацкой старшины, митрополиты, ктиторы и донаторы монастырей и церквей, благочестивые жены, поэтому роль аксессуаров и антуража здесь едва ли не более значима, чем личность портретируемого. Лицо модели, носящее следы парсунности, как бы вписано в декоративно-плоскостную среду, которую составляют детали интерьера, богато украшенная одежда, за которой почти неощутима плоть.
Композиционное решение портретов было заимствовано у польских мастеров: горделивая фигура изображалась в окружении «оксамитових» балдахинов (бархат с давних времен считался признаком чести и достоинства), торжественных колонн, столов, накрытых дорогими коврами. Обязательными элементами являлись книги, распятия и родовые гербы.
Но художник барокко все же не до конца отдавался беззаботному созерцанию блеска золота и серебра, роскошных цветов и переливов дорогих тканей. Гордые фигуры, властные жесты, бесстрастные лица, дорогое убранство пробуждали в его душе меланхолические раздумья о бренности даже знаменитой и роскошной жизни, о быстротечности любого счастья. Сочные краски одежды и интерьера часто соединяются в портретах с печалью лиц, а сильные и энергичные жесты — с растерянными «гамлетовскими» глазами. Таким образом, декоративность идет рука об руку с интересом к теме душевной раздвоенности, к борьбе духовной и развитой личности с самой собою (показателен в этом плане известный эпитафальный портрет князя Дмитрия Долгорукого, принадлежащий кисти Киево-Печерского мастера Самуила).
Обращает на себя внимание целая серия нарушений и деформаций канонической традиции. Это присутствие деталей народного костюма в изображении сакральных фигур (икона «Покров Богородицы» с портретом Богдана Хмельницкого), подмена сакральных персонажей персонажами светскими (икона «Св. Ульяна» из Преображенской церкви в Сорочинцах), присутствие в традиционных евангельских сюжетах подчеркнуто светских элементов, находящих выражение в костюме, жесте («Шествие Богоматери и жен-мироносиц» — роспись Троицкой надвратной церкви Киево-Печерской лавры), присутствие в иконах исторических персонажей, представителей высших сословий того времени (икона «Распятие» из Пырятина, икона «Покров Богородицы» с портретами царя Алексея Михайловича, гетмана Богдана Хмельницкого и митрополита Лазаря Барановича). Таким образом, украинская живопись эпохи барокко чаще всего отмечена использованием эстетических принципов народного искусства и индивидуальной, достаточно свободной трактовкой иконографических канонов и типичных стилевых особенностей.
Литература и живопись этой эпохи развиваются рядом и тесно взаимодействуют. Это сказывается как в особой изобразительности стихотворных текстов, так и в широком использовании текстуальных фрагментов в изобразительном искусстве, что свидетельствует об общности эстетических закономерностей, в которых развивалось искусство украинского барокко.
Добавить комментарий