Феномен взгляда в пространство у японцев

[67]

Человек познает мир с помощью зрения. Но несмотря на то, что у различных национальностей физиология строения глаза более-менее одинаковая, видят все по-разному. У японцев есть поговорка: «Пока глаза черны», [68] что означает: «покуда человек жив». А вот для сравнения два выражения и способ их понимания по-японски и по-русски: «сузить глаза» — по-японски обозначает радость, по-русски же говорится «его зрачки сузились от ярости»; а «раскрывают глаза» японцы от гнева, русские же только от удивления 1. Безусловно, каждая культура обладает собственным видением вещей.

Японская национальная культура установилась где-то века с шестого. Тогда по-настоящему сформировалась государственность и вместе с ней этническое самосознание. И для японцев наиболее ощутимым аргументом этой эпохи являются гигантские погребальные курганы, предназначенные для захоронений знати; самые большие из ныне известных имеют более ста метров в диаметре.

Стремление государства Ямато увековечить себя в истории в чем-нибудь крупномасштабном длится до девятого века. Лучшим примером тому является огромный буддийский храм Тодайдзи («Великий храм Востока»), занимавший в столичном городе Нара девяносто гектаров. На выплавку шестнадцатиметровой статуи Будды, помещенной в этом же храме, пошло около четырехсот тонн меди. Она оказалась самой большой бронзовой статуей в мире.

И, безусловно, исполнение подобных проектов требовало напряжения всех сил этой в общем-то не слишком большой страны.

Но постепенно любовь японцев к гигантомании сменилось на другие пристрастия, и они начали смотреть на мир также «близоруко», как и сегодня. Произошло это приблизительно в десятом веке. По большей части это связано с небольшими запасами минеральных ресурсов на архипелаге, значительные запасы которых были исчерпаны, и не слишком большими размерами самого государства (тут проявился принцип минимизации потребностей) 2; да еще и потому, что государство прекратило свою государственную экспансию, утеряло политический интерес и к событиям на материке — были прекращены посольства в Китай и Корею. В этот же период стало проявляться стремление японской души «упираться взглядом во что-нибудь малюсенькое» 3. Следует отметить, что при ознакомлении с японскими мифами, в которых по определению должна присутствовать некая склонность к преувеличению, читатель не встретится ни с одним великаном и тому подобным.

Одним из символов «перемен к меньшему» 4 можно считать прекращение составления в 10 веке официальных исторических хроник, работа над которыми велась по прямому указу микадо [69] (верховного правителя). Хронист же должен быть именно таким человеком, который обладает широтой взгляда, достаточной, чтобы обозреть всю страну.

Вместо хроник император обязал составлять поэтические антологии. И именно поэзия становится тем видом творчества, по которому мы и судим о японском взгляде и о японской душе 5.

В японских стихах этого времени (в одном стихотворении всего 31 слог!) описаний необъятных просторов вы не найдете. Любимые темы — смена времен года, которая наблюдается посредством цветов и растений, и любовные переживания. И потому пространство страны как бы «скручивается» 6 до пределов столицы или собственного дома и тела.

Самыми первыми (как и положено) вглядываются в малое высокообразованные и утонченные хэйанские аристократы, но потом эта «манера» постепенно внедряется и в жизнь простого люда. Все чаще они вглядываются не в даль, а себе под ноги, прежде всего обживая пространство телесное и околотелесное.

Также за полной ненадобностью или невозможностью и простолюдины и аристократы почти перестали путешествовать: знати было хорошо и спокойно и в столице, а крестьянин не мог бросить свое, требующее постоянного ухода, рисовое поле. Таким образом, японцы занялись одомашниванием ближнего пространства. Теперь вся жизнь проходила внутри четко ограниченного круга, где каждая вещь находилась на одном, только ей предназначенном месте.

Поэтому и современные японские здания оказываются внутри намного больше,чем снаружи. Этот зрительный эффект достигается благодаря продуманной организации интерьера и умелым использованием его.

Японцы как бы «притянули» 7 к своему жилищу часть природного мира, но при этом резко уменьшили его размеры. И вот тогда на свет появилось подобие живой природы — знаменитые теперь на весь мир японские декоративные сады. В этих садах есть и море, и острова, и горы, и леса; только очень маленькие и окруженные со всех сторон стенами усадьбы 8.

Кроме одомашнивания и миниатюризации дикой природы хотелось бы отметить еще одну немаловажную особенность японского взгляда на мир. К тому времени уже было понятно, какие места красивы, а какие — не очень. Самыми же изысканными и поэтичными считались пейзажи, о которых говорилось в стихах древности, когда поэты еще имели желания, энергии и потребности выезжать за пределы своего жилища и путешествовать. И хотя эти пейзажи находились далеко от столицы, аристократы очень любили, не покидая ее границ, воспевать их красоты 9. Так что если [70] мы встречаемся в стихотворении хэйанского аристократа с названием какой-нибудь горы, реки или острова, то совершенно не обязательно, что стихотворец сам там был. Просто он был достаточно начитан и доподлинно знал о существовании такого пейзажа, не раз уже воспетого другими поэтами, упомянуть же его лишний раз считалось эстетически правильным.

Таким образом, обозреваемый японцами тип пространства не развертывается, а сворачивается вместе с их взглядом. Поэтому в их поэзии ветер ничего в даль не уносит — он приносит; взгяд и все другие органы чувств отслеживают неминуемое приближение ветра.

В качестве примера можно привести стихотворение поэта Исикава Такубоку (1886 — 1912):

Хотя в наши дни японцы считаются народом любознательным, в средневековье они не имели точного представления об очертаниях архипелага, на котором жили. Поэтому карты того времени, составленные ими, были абсолютно бесполезны для мореплавателей, путешественников. Зато, нужно отдать им должное, их взгляд был в состоянии фиксировать самые мельчайшие детали, даже травинки, росшие рядом с домом. Планы их земельных владений были очень точными.

Привычка глаза сосредотачиваться на малом и близком 11 заметна и в том, как японцы видели самих себя. Примером может послужить следующий отрывок из дневника писательницы Мурасаки-сикибу:

«Я заглянула за бамбуковую штору и увидела там нескольких дам. На них были, как то и полагалось, нижние накидки желто-зеленого или же алого цвета с узором по белому полю. Верхние накидки были из темно-алого шелка… В нарядах дам перемешались все оттенки осенних листьев; нижние же одеяния выглядели по обыкновению весьма пестро: густой и бледный шафран, лиловый на голубой подкладке… На дамах постарше были нижние накидки желто-зеленые или темно-алые с пятислойными обшлагами из узорчатого шелка. От яркости их подолов с изображением морских волн рябило в глазах, а пояса были украшены вышивкой. Нижние одеяния в три или пять слоев были окрашены в цвета хризантемы [71] различных оттенков» 12. В этом примере явно показана особенность японского глаза различать намного больше оттенков цветов, чем у европейцев.

Интересно, что подавляющее большинство названий японских цветов по своему происхождению восходит к названиям растений.

У японцев, которые «любят думать о себе как о людях, во всех отношениях особенных, существует целая физиологическая теория, «оправдывающая» такой изощренный способ видения. Согласно ей, в силу своего черного окраса зрачок японца обладает способностью к более точной фокусировке, нежели светлое око европейца. Посему японцы якобы и оказываются способны к более тонкому «цветоделению» 13.

Следует отметить, что у японцев «видеть» и «называть», по сути, одно и то же. Ведь для того, чтобы назвать, надо сначала увидеть. Лингвисты давно обратили внимание на то, что и в памятниках классической словесности, и в современной литературе, и в быту японцы употребляют намного больше слов, чем европейцы. Всякая вещь, действие, феномен должны быть по-японски названы своим собственным именем.

Интересно, что, заимствовав иероглифическую письменность, японский язык (который по своему грамматическому строению не имеет ничего общего с китайским) вобрал в себя китайскую лексику, но одновременно сохранил и свой словарный запас. То есть произошло удвоение этого словаря и в процессе этого — развитие богатой синонимии 14.

Особенность японского способа видения: расчленение целого на составные части и фокусирование взгляда на какой-то одной детали части.

И потому неудивительно, что наивысшие достижения в миниатюрном письме принадлежат тоже японцу Ёсида Годо: шестьсот иероглифов уместил он на зернышке риса, сто шестьдесят — на кунжутном семени, три тысячи — на соевом бобе. В Японии есть целый Музей микроискусства, где собрано около двадцати тысяч образцов миниатюрного письма, однако для того, чтобы их рассмотреть, без лупы не обойтись 15.