Степун как лектор

[56]

В своих мемуарах Федор Степун сетует на то, что не может вспомнить, каким образом и благодаря кому он был приглашен в качестве лектора на «Вечерние пречистенские рабочие курсы». К своему первом у курсу «Введение в философию» он готовился с очень большим воодушевлением, движимый горячим желанием доказать рабочим, что «над всеми людьми царствует единая в веках истина, которая и тогда единит нас борьбою за себя, когда ослепленные ее отрицанием, мы озлобленно боремся друг против друга» 1. Свою идеалистическую проповедь он начинал с популярного описания борьбы Сократа с софистами, которую сознательно стилизовал в нужном ему политически-педагогическом направлении. «Софистов я рисовал типичнейшими представителями господствующего класса, напомаженными, наряженными, праздными юношами. Сократа же — ремесленником-пролетарием, еще по-народному верующим в единую божественную правду» 2. Маркс, которого он не называл, но на которого намекал, выходил у него типичнейшим представителем рационализма софистики, «растлителем подлинной истины и народной души». От исторического введения, он, во многом следуя примеру своего учителя Виндельбанда, переходил к систематически-популярной разработке вопроса об истине-справедливости, превращая ради наглядности искомую Сократом единую истину в некий, расположенный высоко на горе город. В вопросе истины он отмечал, [57] что пролетарий видит ее иначе, чем буржуй, буржуй — иначе, чем служитель духа — ученый, художник, мыслитель. «Но разве разница взглядов на единую истину и многообразие подходов к ней опровергают ее существование как некоего положительного всеединства (…). Нет, надо только охватить истину, то есть исконное и вечное бытие мира, со всех сторон и в этом охвате срастить все личные, классовые и национальные правды перспективно ущербленных мнений во всеохватывающую и целостную истину-справедливость» 3. Как по своему направлению, так и по своему идеалистическому пафосу его курс был, конечно, отнюдь не в духе организаторов «Пречистенских курсов». Успех он, однако, имел, и даже большой: «аудитория увеличивалась, не изменяя своего первоначального характера и состава. Очевидно, интересы интеллигентных рабочих были все же шире, чем то представлялось нашей левопартийной интеллигенции» 4. В дальнейшем ему пришлось покинуть эти курсы и перейти работать в «Бюро провинциальных лекторов». Провинциальная интеллигенция, по его убеждению, была не только не более отсталой, чем передовая столичная интеллигенция, но в известном смысле «здоровее ее». Она тянулась к «питательной» научно-популярной лекции. На своем собственном опыте он убедился, что небольшие, хорошо построенные курсы на такие темы, как «Введение в философию», «История греческой философии», «Россия и Европа как проблема русской философии истории», «Основные проблемы эстетики Возрождения», имели в большинстве городов русской провинции не только не меньший, но скорей больший успех, чем отдельные «миросозерцательные, остропублицистические» лекции.

Возможность активной лекторской деятельности за пределами родины Степун нашел в учебном заведении для русских эмигрантов. Он был принят в качестве доцента в Религиозно-философскую академию, которая находилась в Берлине и начала работать уже 1 декабря 1922 г. В газете «Руль» был представлен преподавательский корпус новой академии. Наряду с философами Бердяевым, Франком и Ильиным, историком Карсавиным и литературоведом Айхенвальдом был назван «профессор» Степун [58] с запланированным им курсом лекций «О сущности романтики» 5. Вновь организованное учебное заведение продолжало прерванную традицию созданной Бердяевым в Москве в 1918 г. Вольной академии духовной культуры. На публичных докладах, устраиваемых этой академией, проводились дискуссии о возможных альтернативах послевоенной культуры. В регулярно составляемой газетой «Руль» хронике русской жизни Берлина в качестве участника этих дискуссий упоминается имя Степуна. Так, например, 27 января он участвовал в обсуждении доклада И. Ильина, в котором речь шла о возрождении философского опыта, а 11 февраля — в обсуждении доклада Н. Бердяева «Демократия и социализм как духовные проблемы». 9 апреля 1923 г. он участвовал в дискуссии по докладу С. Франка «Судьба европейской культуры» 6. Еще со студенческих лет Степун понимал необходимость международного творческого сотрудничества, примером которого служил издаваемый при его непосредственном участии журнал «Логос». С предложением пригласить какого-нибудь известного немецкого философа или писателя выступить перед слушателями академии он обратился к Бердяеву. На личное приглашение Бердяева откликнулся М. Шелер.

В годы первой мировой войны этот философ выступал с национал-патриотическими лозунгами. Прочитанный им 18 марта 1923 г. доклад «Сущность и смысл страдания» вызвал негативную реакцию слушателей 7. Присутствовавший на докладе протестантский теолог и философ П. Тиллих обвинил Шелера, проповедующего в то время католицизм, в непонимании сущности протестантизма. Между Степуном и докладчиком возникла оживленная полемика о понимании проблемы личного сознания вины, и о трактовке целесообразности чувств и феномена стыда.

Библиография Степуна межвоенного периода указывает на большое количество публикаций. Большая их часть первоначально была в форме докладов и лекций, предназначенных им не только для немецкого слушателя, но и для своих земляков в центрах русской [59] эмиграции Латвии, Чехословакии и Франции. В течение семестра география лекционных выступлений Степуна ограничивалась преимущественно Саксонией. Об одном из таких выступлений он пишет в письме И.А. Бунину от 1932 г: «Вчера читал о Тебе доклад в обществе Гете. Народу собралось много — человек 300-350. Я был в ударе. Слушали, затаив дыхание. И аплодировали нам с тобою как Собинову с Шаляпиным, чего на научных и литературных докладах не бывает» 8. Читает он доклады и на немецком радио. Весной и летом появлялась возможность посещать русские колонии в других странах Европы. Он навещает своего друга И. Бунакова-Фондаминского и семейство Буниных, обосновавшихся на юге Франции, и при каждой встрече покоряет сердца хозяев и их гостей. Их беседы с Буниным походили на некий «словесный балет». «Степун, — вспоминает Г.Н. Кузнецова в «Грасском дневнике», — насыпал столько блестящих портретов, характеристик, парадоксов, что мы все сидели, ошалело улыбаясь. Он, говоря, не может даже сидеть. Скоро встает и начинает ходить посреди слушателей, наступать, отступать, озирать собеседников, как бы желая прочесть что-то в их лицах» 9. Возвращаясь из дальних поездок домой, Степун делал остановки во Фрайбурге, Кельне, Марбурге и Франкфурте, чтобы встретиться со старыми друзьями, которые всегда к его приезду рассылали приглашения на предстоящие доклады русского философа. В Марбурге всегда был очень рад его приезду Г.-Г. Гадамер, заслушивавшийся «малыми» лекциями своего друга, проводимыми в его небольшой квартире, «стены которой буквально сотрясались, когда тот был в настроении» 10. Публичные выступления кроме духовного удовлетворения, давали возможность лектору оплачивать его длительные пребывания в разных европейских городах. Со времени высылки Степуна из советской России в 1922 г. и вплоть до его вынужденного увольнения в 1937 г. им было прочитано более 300 докладов и лекций немецкоязычной публике в более чем в 70 городах Германии, Австрии и Швейцарии.
[60]

До 1933 г. в Германии существовала целая сеть народных университетов, которые вели широкую общеобразовательную работу. Кроме того, существовало много мест творческого отдыха для молодых рабочих, в которых по несколько недель проходило систематическое изучение культур-философских и социально-политических вопросов под руководством опытных педагогов и лекторов. Перед такой публикой Степун особенно любил выступать. Слушатели представляли различные политические партии и течения. После лекций разгорались жаркие диспуты. Об одной из таких лекций он вспоминает в «Письмах из Германии», опубликованных в «Современных записках» в 1932 г. и посвященной ситуации в Германии накануне второго тура президентских выборов, к победе на которых стремился Гитлер. Степун выступал перед молодежью, которая была «чрезвычайно горячая и идеалистически страстная». Уже в начале выступления он распознал «кто какого направления». Вопросы докладчику ставились отчетливо. Возражения, на которые оппоненты решались, отстаивались очень энергично и твердо. И, тем не менее, у всех чувствовалась жажда взаимного понимания, желание не запутаться в случайных недоразумениях. После лекции « сразу потухла — во всяком случае по отношению ко мне лично — всякая политическая настороженность; осталась только одна благодарность к человеку, который, «несмотря на свою занятость, приехал к ним и провел весь вечер, делясь своим знанием и жизненным опытом» 11.

Лекторство было истинным призванием Степуна, о чем ему напомнила судьба в 1945 г. Во время его отсутствия в Дрездене в результате бомбежки города английской авиацией был разрушен дом, в котором жила чета Степунов. В огне погибла библиотека с массой ценных книг и архивных материалов. Наделенный судьбой талантом настоящего лектора, Степун неустанно его совершенствовал. Лекции, которые он читал в Дрездене, а затем в Мюнхене, трудно назвать лекциями. Это походило скорее на действо, на представление. В нем жил режиссер, поставивший в свое время на сцене московского Показательного театра знаменитого «Эдипа». По воспоминаниям его слушателей, Степуну были несвойственны ни [61] книжные ссылки, ни холодные умствования, и если уж ему было необходимо сослаться на какого-нибудь автора, то он обращался чаще всего к сидевшей в первом ряду жене с просьбой помочь ему вспомнить ту или иную фамилию. Он казался человеком догутенберговских времен. Его талант актера находил свое выражение в лекциях и устных выступлениях. Основной метод построения Степуном лекций — это навораживание эпохи, атмосферы, действующих лиц и сети их взаимоотношений. Свидетельством тому служит монументальный труд о русском символизме, вышедший в 1964 году, за год до его смерти. О его лекторском мастерстве «мюнхенского периода» слагались легенды. На него ходили не только студенты, но и маститые ученые, так как Степун был общепризнанным авторитетом в немецкой науке. Среди его слушателей было немало тех, кто приезжал из других городов специально для того, чтобы послушать его. Люди, слушавшие его лекции в послевоенные годы, считают, что слава Степуна как оратора и лектора, одного из наиболее популярных в Германии, началась именно в университете. Он был одним из самых блестящих лекторов, когда-либо читавших в Мюнхенском университете Людвига Максимилиана. «И вот он вышел, — зал заорал. Зал бушевал. Да, нигде таких оваций мне не приходилось слышать, разве что после концертов великих исполнителей. Но эти овации — до, от радости предчувствия, от благодарности за воспринятое накануне. И вот… началось. Ни на какую кафедру «кудесник» (именно так он выглядел) не взошел. Свободно прохаживаясь, он священнодействовал. Здесь не было ничего от книги, от ссылок, от холодных умствований. Он горел. Мощный голос заполнял всю аудиторию без всяких усилителей. Широкие жесты дополняли слово, сливаясь с ним. Зал жил с оратором» 12. По просьбе правительства Германии во второй половине 50-х годов Степун читает лекции по истории русской и мировой культуры немецкому офицерскому корпусу при штаб-квартире НАТО. За свою научно-просветительскую деятельность, за проповедь гуманизма и христианских ценностей он был удостоен на закате жизни высшей правительственной награды. Оставив по возрасту преподавание в университете, Степун активно продолжал выступать с лекциями и докладами. [62] Таким же полным жизненных сил, он предстал перед своими слушателями 23 февраля 1965 года. Возвращаясь после лекции домой, у самого порога он потерял сознание и вскорости скончался на руках своих учеников.