Проблемы формирования и преодоления феномена гомицидальной жестокости

[155]

В последние десятилетия в различных странах заметно возросло насилие, выраженное в действиях, совершаемых c изощренной жестокостью. Жестокость прежде всего проявляется в причинении [156] потерпевшим массивных телесных повреждений, в том числе и посмертных, нередко сопряженных с антропофагией (людоедством).

Специфику рассматриваемого вида жестокости формируют диспропорции между обыденностью, незначительной сиюминутностью видимых ситуативных мотивов (месть, ревность, сексуальные притязания и др.), и звероподобностью, брутальностью агрессивного ответа, между внешней добропорядочностью субъекта преступления и нечеловечностью его деяний 1.

Описания этого вида насилия и убийств, совершенных в далеком прошлом, практически не отличаются от материалов уголовных дел по подобным преступлениям, совершенным в наше время. Попытки представить облик того, кто бы мог совершить подобное насилие, рождают образ нелюдя — персоны, потерявшей человеческий облик в результате грубой социальной деградации. Поэтому многих охватывает растерянность, недоумение, а некоторых — и мистический страх, когда становится известным, что вышеописанное совершено одним из тех субъектов, о которых отечественный судебный психиатр П.И. Ковалевский в 1890 году в своей монографии «Психиатрия» отмечал, что между ними встречаются люди женатые, безупречного поведения и прекрасной репутации во всех других отношениях… И про субъектов нашего времени, совершивших подобные однократные или серийные убийства, нередко родители, сослуживцы, соседи совершенно искренне — нисколько не преувеличивая — говорят: тихоня, добрейший из добряков, набожный, прекрасный товарищ, мухи не обидит. Именно поэтому в быту и на рабочем оперативно-следственном языке этот вид насильственных преступлений часто называют «зверскими».

Внешнее сходство вышеописанной брутальной человеческой агрессии и агрессии животных хищников во время охоты обусловлено тем, что в обоих случаях основным побудительны мотивом агрессивного поведения является влечение к причинению смерти. У человека указанное влечение актуализируется как атавистический рудимент былого каннибализма, а у природного хищника влечение к умерщвлению других животных связано с необходимостью утолить голод.

В XIX веке судебными психиатрами было установлено, что убийства такого рода, в частности — повторные, совершаются субъектами, страдающими психическими расстройствами в виде неодолимого влечения к убийству человека. Этот феномен был назван [157] гомицидоманией («гомо» — человек + «окцидо» — убиваю + «мания» — страсть).

Краткое рассмотрение связи гомицидального влечения с каннибализмом позволит более точно представить особенности возникновения и эволюцию феномена гомицидальной жестокости.

Австрийский этолог К. Лоренц в своей книге «Агрессия (так называемое зло)» дает убедительное объяснение, почему у человека появилось пристрастие к каннибализму. Природа, снабдив хищников природными орудиями умерщвления (клыками, когтями и др.), в целях поддержания внутривидового равновесия заложила в их инстинктивную психику запрет на умерщвление представителей своего вида. В отношении человека природа не предполагала, что он займется хищным промыслом, использовав для этого в качестве орудий убийств булыжник, дубину, а звериную технологию охоты применит не только по отношению к животным, но и к себе подобным. Поэтому в психике человека отсутствует запрет на убийство и антропофагию в отношении своих сородичей — «антигомицидальный инстинкт». Так человек, благодаря своему разуму, стал всеядным — то есть одинаково употреблял в пищу коренья растений, мясо животных и своих сородичей. Обилие на стоянках дикого человека раздробленных камнями человеческих костей свидетельствует о том, что в ту пору антропофагия (людоедство) была для него обычным источником питания.

Первобытный человек в процессе социализации отказался от «пищевого» каннибализма. Однако эпохальный опыт «зверского» умерщвления и поедания своих собратьев по виду привил человеку гомицидальную потребность и психобиологический механизм ее удовлетворения в виде гомицидального влечения. Благодаря им человек получил возможность в той или иной ситуации, по материальным или идеологическим соображениям, относится к себе подобному не только как к соплеменнику, к сородичу, а и как к объекту гомицидальной охоты — охоты «человека на человека».

В каннибальской охоте дикого человека на себе подобных не было жестокости в цивилизованном смысле этого понятия. Первочеловеку еще не приходило на ум, что процесс охоты, расчленения и поедания агонирующего сородича — явление ужасающее, в высшей степени противоестественное и безнравственное. Для этого понадобилась целая эпоха, во время которой каннибальская бесчеловечность, бесстрастность, обезличивание людей зафиксировались в психике всех последующих поколений рода человеческого в виде архетипа жестокости. Поэтому жестокость всегда гомицидальна.
[158]

Гомицидальная идея, все более выражаясь в символических формах, получила развитие в различных ранних формах религии, главным образом, в виде жертвоприношений.

Психическая и физическая составляющие гомицидальной агрессии с глубокой древности сопутствуют чувствам зависти, мести, жадности, ревности, межнациональной и религиозной вражды, неприязни и др. Конфликты, затрагивающие эту область общественных отношений, во все времена отличались необузданностью страстей, подавляющих психосоциальный контроль и провоцировавших прорывы архетипов гомицидальной агрессии в виде агрессии толпы, гражданских войн и др.

Архетипы гомицидального насилия и убийства соединили в себе опыт первобытного варварства и средневековой жестокости, которые находят свое выражение и в современном опыте уничтожения человеческого духа и тела. Ф. Ницше по этому поводу написал: «Жестокость принадлежит к древним праздникам человечества. Тогда думали, что даже и боги наслаждаются и радуются жестоким сценам, устраиваемым человеком, и таким путем незаметно проникло в мир представление, что добровольное страдание, самоистязание имеет какую-то цену…» 2.

При анализе феномена каннибализма необходимо учитывать, что антропофагия удовлетворяла не только пищевой инстинкт, но и другие не менее важные потребности для каннибальской эпохи. Кроме ощущения сытости поедание тела «чужака» придавало первочеловеку уверенность в своих силах, снимало страх и способствовало самоутверждению в семейно-родовых и межродовых отношениях.

Самоутверждение, по мнению Э. Фромма, может осуществляться в процессе продуктивной и деструктивной (иррациональной) деятельности. Э. Фромм считает, что продуктивность есть способность человека свободно руководствоваться своим собственным разумом. В то же время иррациональное поведение всегда носит вынужденный характер (как под гипнозом). Иррациональная деятельность активна, но не продуктивна. Человек, поведение которого подчинено иррациональным страстям — ненависти, ревности, мести, алчности и др., — зациклен на себе. Иррациональные страсти делают его поведение негибким, одномерным и агрессивным. Насилие ради самоутверждения Э. Фромм назвал «компенсаторным». Суть компенсаторного насилия в том, что оно служит импотентному человеку (в широком смысле слова — не способному к продуктивной [159] деятельности) в качестве замены созидательной, творческой активности. Созидание требует свойств, которые отсутствуют у импотентного человека, что подчиняет его поведение острой или хронической тревоге, осознаваемой или бессознательной, порождающей у непродуктивного человека безумную озабоченность или злобно-эйфорическую суетливость. Он не может созидать и поэтому стремится разрушать, убивать, чтобы самоутверждаться (в контексте данной работы — посредством гомицидальной психической и физической агрессии). Насилия и убийства, обладающие такой мотивационной сверхпарадоксальностью, понятны и доступны изучению только в свете концепции гомицидальности.

Уникальность гомицидального (иррационального) типа самоутверждения заключается в том, что субъект испытывает удовлетворение при уничтожении атрибутов психобиологического, психологического, социокультурного уровней индивидуальности другого человека. В этом проявляется принципиальное отличие гомицидальной психической агрессии, от агрессии, свойственной феномену садизма. Целью гомицидальной агрессии является не утверждение господства над другим человеком через психические и физические агрессивные воздействия, что характерно садизму, а стремление, влечение к причинению биологической смерти, олицетворяющей уничтожение психобиологической индивидуальности потерпевшего, и/или причинение психической смерти, которая знаменует психическое уничтожение психологической и социо-культурологической сущности потерпевшего как индивидуальности. В то же время садизм не только признает психологическую и социальную индивидуальность потерпевшего, но и, более того, получение садистского удовлетворения от господства тем выше, чем значимей (престижней) социально-личностный уровень потерпевшего.

Гомицидология является областью знания, в качестве объекта изучения которой выступает феномен смертоносного поведения человека, направленного против других людей. Понятие «гомицидальное поведение» охватывает большой круг деяний, вольно или невольно угрожающих лишить человека жизни, либо приводящих к смерти. Нереализуемые гомицидальные переживания часто возникают в связи с бытовыми конфликтами. Благодаря социальному контролю гомицидальные мысли, желания воспринимаются субъектом как кощунственные и, не реализуясь, тонут в его бессознательной психике. Их представленность и криминогенное значение меняются в обстановке дестабилизации общества. В условиях роста алкоголизма, наркомании, сексуальных девиаций и других форм асоциального поведения, нарушающих социально-нравственный контроль и адаптацию, [160] гомицидальность резко обостряется у лиц с неустойчивой психикой и психическими аномалиями.

Потеря социально-психологического контроля над гомицидальными желаниями, стремлениями, влечением переживается субъектом как чувство «гомицидальной свободы». Оно протекает на фоне радостно-экстатического настроения, куража, повышенной восприимчивости к ситуационным раздражителям при активном поиске возможности гомицидальной разрядки. В психологии такое поведение называется аппетантным. Суть описанного поведения более точно передает язык архетипов, на котором уместно назвать его «гомицидальной хищностью».

В первобытном судопроизводстве понятие «смерть» подразумевало два самостоятельных юридических события. Первое — биологическая смерть, наступившая в результате убийства, а второе — причинение «психической» смерти потерпевшему, эквивалентное известному в психологической литературе понятию «уничтожение личности» (character assassination). Приведение в состояние психической смерти практиковалось в первобытном обществе путем изгнания из общины, когда лицо лишалось защиты богов. Понятие «психическая смерть» многие века олицетворял институт рабства и на его основе сформировался архетип раба-недочеловека, изгоя. Его современное содержание эквивалентно гомицидальной жестокости, суть которой в обесчеловечивающем воздействии на потерпевшего и его социальную среду.

Гомицидальная психическая агрессия оставляет свои следы в гомицидальных физических последствиях на теле потерпевших через символические смыслы жестокости, которые можно, в свою очередь, условно разделить на две подгруппы. Первую подгруппу составляют случаи, когда символику жестокости формируют ситуационно-реактивные факторы. Например, повреждения глазных яблок могут подразумевать ситуативную фиксацию на «бесстыжих глазах» неверной жены или супруга, повреждения области сердца — «черствое, злое сердце», а оскопление или повреждения влагалища выглядят как «последняя попытка» прекратить измены и т. п. Во второй подгруппе символику гомицидальной жесткости формируют более глубокие чем в первой подгруппе инстинктивно-архаические механизмы — гомицидальные архетипы. В криминалистических последствиях на потерпевшем преобладают расчленения отдельных частей тела и внутренних органов. Так в известном уголовном деле гомицидоман-имитатор на завершающей стадии расчленения тел потерпевших, особым образом соединял части тела в различные символические композиции. Например, вокруг головы раскладывал конечности так, что [161] вся композиция напоминала геральдический знак — герб или оборот древней монеты и т. п. Гомицидальная жестокость такого рода «прочитывается» лишь на языке так называемой мистической анатомии 3. В мифах каждая часть тела, каждый орган имеет свою архетипическую легенду, проистекающую из древних представлений о сущности человеческого бытия. Глаза символизируют всевидящее Око Божие — его проницательность, свет и разум — и, наоборот, возможность оказания вреда (ведьмин глаз). Губы ассоциируются с половыми органами и символизируют земной и небесный пути рождения ребенка. В то же время горло, рот всегда относили к путям, по которым в душу проникает дьявол (источник клеветы, сплетен, интриг) и т. д.

В качестве примера сочетания психического и физического гомицидального насилия, формирующего символику гомицидальной жестокости, красноречива следующая выдержка, взятая из приговора суда: «Н. систематически применял физическое насилие к малолетнему В. (пасынку 7 лет), умышленно наносил потерпевшему телесные повреждения. В результате систематического нанесения малолетнему В. телесных повреждений и применения иных насильственных действий у него имеются множественные физические дефекты: нос перебит и приплюснут кончик носа к верхней губе, рот порван, на верхней губе много шрамов, верхней губы практически нет, рот полностью не открывается. По заключению судебно-медицинской экспертизы: задержка физического развития, вторичные деформации костей носа, ушных раковин, губ после их травматизации, гипертрофия мышц, ригидность суставов, являющихся следствием длительных систематических воздействий. Фактическое развитие ребенка клинико-рентгенологически соответствует 5 годам, причиной отставания биологического развития выступают дефекты питания и длительное вынужденное нефизиологическое положение (вынужденное многочасовое пребывание под диваном). Повреждения на лице В. обезображивают лицо потерпевшего и являются по заключению экспертов неизгладимыми…».

В данном случае гомицидального насилия — инфантицида (смертоносное насилие в отношении детей) — имеет место уничтожение психобиологической, психологической и социо-культурной индивидуальности потерпевшего (ребенка). Из материалов уголовного дела известно, что родители уничтожили подлинник свидетельства о рождении потерпевшего, что является типичным гомицидальным символом причинения психической смерти. Указанное физическое [162] возрастное недоразвитие обусловлено систематической психической агрессией (сочетавшейся с гомицидальной акцентированной физической агрессией), которая привела потерпевшего в положение изгоя, недочеловека, лишенного посуды для еды, место которого — на коврике у входной двери, возле мусорного ведра, под диваном, на котором отдыхали все остальные члены семьи. В приведенном случае психическую смерть можно рассматривать и как неоконченное гомицидальное убийство, проявившееся в так называемом незавершенном инфантициде.

Гомицидальность, благодаря своей психобиологической основе, обладает чрезвычайно высокой «живучестью» смертоносных тенденций. Способность к мимикрии позволяет ей маскироваться в социально приемлемых формах повседневности (от утонченных, тщательно замаскированных под нравственные — моральные ограничения в семье, в школе, на работе — до расчленения окружающей живой и неживой природы). Этому способствует и активно разрабатываемые в массовой культуре тематика некрофилии (манипулирование с людьми спящими, находящимися в бессознательном состоянии или умирающими), танатофилии (интерес ко всему связанному со смертью), садо-мазохизму.

Социальная толерантность к гомицидальной агрессии в значительной степени связана с феноменом агомицидогнозии (а — не + гомо — человек + окцидо — убиваю + гносис — понимание), означающим отсутствие распознавания смертоносного поведения и понимания значимости его деструктивных последствий. Наиболее убедительно коллективная агомицидогнозия представлена в истории XX века, когда в центре Европы одни цивилизованные люди изготовляли кошельки и абажуры из кожи других людей.

Природная возрастная агомицидогнозия наблюдается в младшем детском возрасте, когда «монстрик»-архетип, невесть откуда взявшийся в душе ребенка, его руками отрывает крыло, лапку или голову у стрекозы, канарейки или потрошит набитое ватой нутро куклы, еще минуту назад — самой любимой.

С агомицидогнозией связана и проблема подростковой гомицидальной жестокости и травматизма. Демострируемая на экранах разнообразная агрессия: удары по голове кулаками, камнями, молотками; прыжки и падения с высоты и иные смертоносные действия представляются зрителю практически безвредными. Неуязвимость персонажей используется как режиссерский прием, наглядно демонстрирующий мужество, стойкость, героизм, психическую (а не физическую) выносливость. Такие демонстрации прививают в сознании подростков беспечное отношение к своему здоровью, блокируют естественное природное [163] чувство самосохранения. Собственное тело воспринимается как нечто механическое, то, что можно как угодно и сколько угодно деформировать и рихтовать подобно кузову машины или обращаться как с тряпичной куклой. В действительности же рекламируемые с теле- и киноэкранов гомицидальные удары и многообразные болевые приемы в реальной жизни причинили бы смерть, инвалидность, или, по меньшей мере, вызвали бы развитие у потерпевших органической недостаточности головного мозга с последующим расстройством контроля над своими агрессивными импульсами.

Подражание «красивым» сценам насилия порождает у подростков невольную бесжалостность и беспощадность, с которой они причиняют средний и тяжелый вред здоровью другим людям, норовя нанести «киношные» удары, болевые приемы (часто — из-за конфликта по совершенно ничтожному поводу).

Подростковые криминальные фантазии способны приводить к самогипнозу, «обманывающему» контроль гомицидальной агрессии. Этнограф, антрополог XIX века Э.Б. Тайлор приводит ряд случаев 4, когда подростки под впечатлением рассказов об оборотнях, настолько вживались в их образ, так раскручивали свои фантазии, что совершали убийства по тем сценариям оборотней, которые накануне смаковали взрослые. «Ребята» и не скрывали своей причастности к убийствам, считая их обычным делом, потому как взрослые, пересказывая различные варианты поведения оборотней, выражали восторг перед их силой, всемогуществом и неуловимостью.

Вышеописанную деструктивность принято относить к естественной познавательной деятельности, которая по мере взросления «проходит» также как игры в «войну» или в охоту «за скальпами» и т. п. При существующем подходе к проблеме гомицидальности исход вышеописанной деструктивности определяется принципом — «повезло — не повезло». Повезло — тот случай, когда несовершеннолетний прошел свой подростковый «марафон», не получив «по глупости» сам и не причинив другому «по легкомыслию» черепно-мозговую травму, не изуродовав свое или чужое тело и т. п. А главное — не разбудил в себе гомицидального «монстрика». Не повезло — все наоборот.

Действительно, есть возрастной антигомицидальный рубеж, за которым детская агомицидогнозия редуцируется, а «игровое» гомицидальное поведение ставится под жесткий психолого-социальный контроль. Психобиологический комплекс гомицидальности — мозговые центры агрессии и гомицидальное влечение — интегрируются с психологическими и социокультуральными факторами общей социализации. [164] Психолого-социальные структуры в такой интеграции осуществляют контроль над гомицидальными побуждениями, предупреждая и блокируя несанкционированные сознанием субъекта гомицидальные действия.

Возрастной диапазон формирования у несовершеннолетних антигомицидальный защиты варьирует в зависимости от темпов психического созревания индивида, от условий и характера его социализации.

Некриминальная гомицидальная потребность субъективно выражается в виде влечения, страсти, желания, фантазии и др. Через них тот или иной тип гомицидальной мотивации находит свои психобиологические, психологические и социальные мотивы действия.

В программы образования учащихся различных возрастных групп целесообразно включать циклы обучения, направленные на формирование антигомицидального контроля, на профилактику и коррекцию врожденной и приобретенной агомицидогнозии. Такие программы должны быть дифференцированными соответственно трем типам гомицидальной мотивации.

При первом типе гомицидальной мотивации у субъекта доминируют побуждения, образуемые аномальным функционированием структур гомицидального психобиологического комплекса (ПБГК), которое возникает в связи с органически-гормональными нарушениями центральной нервной системы. У субъекта возникает предрасположенность к спонтанным реакциям гомицидальной жестокости.

При втором типе мотивации гомицидальные побуждений ПБКГ в виде сверхценной неприязни, мизантропии активируются личностными декомпенсациями.

Третий тип гомицидальной мотивации ПБКГ активируется при нарушениях адаптации, вызванных стрессово-невротическими факторами.

Коррекционные воспитательно-образовательные воздействия, учитывающие вышеуказанную специфику мотиваций, позволяют формировать у субъектов, склонных к гомицидальной жестокости, адекватные психические защиты, вполне эффективные в качестве антигомицидального контроля.