Метареализм — это русское поэтическое направление 1970-х — начала 1990-х годов, основанное на принципе многомерного восприятия мира как нескольких реальностей, связанных непрерывностью внутренних переходов и взаимопревращений. Идея текучести, изменчивости вещей и явлений находит отражение в стилистической ткани текста, в функционировании нового тропа, который провозглашают поэты, — метаболы. Она способ связи разных реальностей: открытой «зрению муравья» и «блужданию электрона», свернутой «в математическую формулу» и той, про которую сказано — «горний ангелов полет». Все они сосуществуют в сознании современного человека, порождая зачастую ощущение хаоса как полилогового, релятивного пространства. Можно предположить, что подобное ощущение возникает в переходные эпохи, когда открывается «зазор» между двумя видениями действительности, исторически сменяющими друг друга. Характерна в данном случае метафора, предложенная М. Шатуновским для описания социокультурной функции метареалистической поэзии: она смогла в «жестяном панцире консервной банки» «тупикового мирового расклада» проделать узкую кривую щель «крутым полумесяцем» метаболы. Эта «щель» несоответствий заключает в себе сознание трагизма и неразрешимости противоречий мира, одно из которых существенно для художника — глобальный разрыв между словом и предметом. В попытке преодоления данного разрыва в современной поэзии возникли два направления — концептуализм и метареализм. Интересно то, что в искусстве испанского барокко существовали похожие стилевые тенденции — консептизм и культизм. В этом нам видится не простое совпадение, ирония истории, но родство эпох и творческих исканий, которые следует рассматривать в «поэтологическом» сопоставлении.
Консептистская поэтика XVII века основывалась на игре с многозначностью слова, пародийном воспроизведении чужого дискурса и разрушении привычных словесных штампов. При этом семантическая насыщенность текста сочеталась с максимальной выразительностью предельно лаконичной формы. Современный концептуализм — это тоже поэтика знаков-стереотипов, призванных показать «отпадение форм от субстанций, смыслов от вещей», это аналитически рефлективное обыгрывание реалий массового сознания. Концептуалистский артефакт теряет свою значимость вне зависимости от обширного культурно-цивилизационного контекста, в котором избыток прошлого (стереотипность сознания) преобладает над «убывающим» будущим (творческой энергией). Чем дольше происходит передвижение по имеющемуся пространству, тем больше ощущается усталость, ослабляется идея будущего, что и происходит в художественном дискурсе и сознании человека конца XX века (культурно-религиозный эсхатологизм). Этому способствует и ускоряющийся темп жизни, предлагающий разрозненные обрывки информации взамен целостной картины мира. Концептуалисты провоцируют данную ситуацию в своем творчестве. Такое представление о времени, как неуловимом и бесконечном, рассыпающемся на отдельные мгновения, было характерно и для «барочного» художника. Оно и сейчас строится на разрушении «метафизики присутствия». Интересно в этом отношении сопоставление трех текстов: Франсиско де Кеведо, Льва Рубинштейна и Ивана Жданова.
В стихотворении Кеведо «О том, что жизнь кратка и преходяща» реализуется ряд мотивов: послушания течению времени и проигрыша ему, краткости человеческого пребывания на земле и «горестного знанья» о вечном сне. Утверждается идея жизни, мгновенно оборачивающейся смертью. По логике развития темы текст не имеет конца. Неслучайно предпоследняя строка завершается многоточием, а все стихотворение — вопросом. Течение жизни предопределяет принципиальную открытость текста. На максимализации этой тенденции размывания границ произведения строятся так называемые «карточки» концептуалистов. Это означает, что текст может длиться бесконечно, так как он не монологичен, а представляет собой эклектику разных точек зрения на один и тот же концепт. Например, текст Рубинштейна «Всюду жизнь» восходит к известному высказыванию Н. Островского: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…». Это личное высказывание, существующее в массовом сознании в виде концепта, «развоплощается» на многие голоса, каждый из которых является носителем определенного стереотипа: «Жизнь дается человеку, говорят, / Чтобы он ее пронес, не расплескав…» (идея ценности жизни); «Жизнь дается человеку — вот он и / жить торопится и чувствовать спешит…» (идея мгновенности жизни); «Жизнь дается человеку неспроста» (идея тайны жизни) и т.д. Поэт собирает эти высказывания и, фиксируя их, подводя под одну схему, доводит до автоматизма производство готовых формул. Процессуальность, не терпящая границ, оказывается важной чертой творческого процесса. Но это процессуальность «низовая», на уровне массового сознания. Метареалисты же, воспроизводя изменчивость жизни, собирают не чужие, а свои проявления в многомерном мире, хотя тоже при этом обращаются к концептам. Характерным в этом отношении является текст Жданова «До слова». В нем реализуются два высказывания: «Жизнь — игра» и «Жизнь есть сон». Первое связано с формой лирического высказывания «ты». Оно проекция «я» в замкнутое пространство культуры, где герой — чужак для себя, т.к. в этом мире диалог между говорящим (актером) и воспринимающим (зрителем) не может состояться. Первый мертв в говорении, второй — в немоте. Концепт «жизнь есть сон» воплощается в форме «кто-то». Именно он видит жизнь героя во сне. Герой же пассивно ожидает окончания сна, прорыва в «другую» реальность. «Кто-то» — лишь самодовлеющая форма «я», не способного преодолеть себя-чужого. Но где-то в стороне от взгляда (герой не может увидеть, он слепой и глухонемой), впотьмах рождается само собою слово — «и тянется к тебе, и ты идешь к нему». Только после того, как встреча произошла, рождается подлинное «я», проходящее христогенез. Собственная авторская идея оказывается возможной только в процессе высказывания поэта, обретшего свое слово. При этом он страдает за немоту других людей (невозможность личного говорения воспринимается как грех). Однако «кто-то видит сон, и сон длинней меня». Немая жизнь бесконечна, что предотвратить невозможно. Поэт — вечно страждущий за других и через другие «я» дух. Если у Кеведо смерть предопределяет вечный сон, то у Жданова не просто сама жизнь есть сон, а культура — это мертвое пространство чужих языков. Индивидуальное поэтическое слово должно прорваться сквозь него.
Метареализм, подобно культизму, манифестировал себя как поэзию для избранных, носителей диалогического культурного сознания. Это нашло отражение в «темном стиле», исключающем бездумное чтение. По мысли Гонгоры, читатель должен много раз перечитывать стихотворение, чтобы понять смысл «зашифрованного» текста и получить удовлетворение. То же мы наблюдаем при восприятии метареалистической поэзии. Один из критиков писал: «…объединяющим началом является всюду начало непонятности, недоходчивости, возведенной в ранг краеугольного творческого принципа». Поэты предполагают трудоемкую сотворческую работу читателя. Насыщенность образов и внезапные переходы между ними зачастую создают эффект «поверхностной раздробленности», когда кажется, что «ассоциативность не помогает наполнить стихи содержанием». Однако это продуцирует бесконечное множество интерпретаций текстов, которые закономерны, т.к. зачастую результаты первочтения и перечтения оказываются противопоставлены друг другу, что порождает особую динамику образов в читательском сознании, обогащает его разного рода культурными ассоциациями. Специфика понимания метареалистических текстов заключается в принципе дополнительного «сукцессивного» и «симультанного» (термины Тынянова) восприятия.
Поэтическая установка метареализма направлена на постоянное преодоление освоенного пространства, на путешествие по постмодернистскому контексту как культурному концентрату с целью узнавания и собирания метасвойств вещей и слов. Именно они организуют целостность видения мира и выживание человека в условиях «постмодернистского» бытия. Постмодернизм, как и барокко, переходная художественная система, и это предопределяет некоторую общность творческих исканий поэтов разных веков. Прежде всего, их объединяют ощущения противоречивости и изменчивости мира, что находит отражение в поэтике: многообразии точек зрения, размывании границ текста, использовании приема игры и работе с концептами, усложненности стиля. Но в ту и другую эпоху мы видим «прорастание» нового, ясного смысла, который должен решить проблему «выживания» человека в хаотическом пространстве «первичной» жизни или культуры.
Добавить комментарий