С 50-х годов XIX века в Японии началось освоение западной культуры. Ситуация была достаточно сложной. С одной стороны была необходима модернизация страны, учеба у народов, ушедших во многих отраслях знания далеко вперёд. С другой стороны, для привыкшего к изоляции и обособленности народа было особенно важно сохранить свою идентичность. Растворение в чужой культуре следовало предотвратить введением в действие компенсирующих факторов. Их оказалось в первую очередь два. Во-первых, это национальная религия — синтоизм, — роль которой именно в эпоху европеизации резко повысилась; синтоизм стал государственной религией. Сохранивший живые связи с мифологией синтоизм кажется для постороннего наблюдателя очень архаической религией, но для национальной идентичности он подходил больше, чем более рафинированный, но интернациональный буддизм. Во-вторых, это был японский язык, считавшийся наряду с принадлежностью к синтоизму неотъемлемым национальным свойством. В самом начале процесса европеизации были предложения отказаться от японского языка и перейти на какой-либо из европейских, но они, конечно, были нереалистичны.
Как раз в данном случае можно говорить о важнейшем этапе в истории Японии, которая в ситуации выбора сумела сохранить свой — японский — инвариант образа мира.
Особая ситуация сложилась после поражения Японии в войне в 1945 году. Крушение привычного уклада, десакрализация официальной мифологии и всеобщее разочарование в ней, экономические трудности, национальное унижение, наконец, иностранная оккупация — все это воздействовало на языковые представления японцев. Старая система ассоциировалась со своей японской традиционной культурой, поэтому снова появились идея об упразднении японского языка, с которой выступил после войны видный японский писатель Сига Наоя. Другие не заходили столь далеко, но призывали отменить иероглифику, [127] исключить из языка формы вежливости, развить категории лица, числа, времени.
Язык был тем национальным достоянием, которым обладали все японцы и которое не могли отнять оккупанты. Именно в первые послевоенные годы окончательно складывается то подчеркнутое внимание к языковым проблемам, которое и сейчас господствует в СМИ и в массовом сознании, хотя склонность к этому была и ранее.
Таким образом, если понимать язык, как важнейший ориентир человека при его деятельности в мире, и если эту деятельность понимать как глубокий, осмысленный диалог человека с миром, как многоголосное, иногда унисонное, иногда полемическое общение различных компонентов той колоссальной системы, которую мы называем миром, то язык есть прежде всего язык личности, важнейший формообразующий элемент культуры.
Добавить комментарий