1.Традиционное рассмотрение раннего творчества того или иного поэта состоит из описания влияний, оказанных на него другими поэтами. При таком подходе ранняя лирика предстает сплошь подражательной, а в молодом поэте видят не избранника, наделенного отделяющим его от всего непоэтического человечества поэтическим даром, а подмастерья, осваивающего наработанные предшественниками культурные образцы. Исключения не делают даже для гениев, вернее, именно по отношению к ним менее всего расположены делать исключения из-за укоренившегося в плоть и кровь убеждения, что не боги же горшки обжигают. Некогда Батюшков и Жуковский опасались, что потомки будут отыскивать в их стихах связи с лицейским творчеством Пушкина. Они, поэты, оказались прозорливее и мудрее потомков, кропотливо выискивающих в стихах Пушкина-лицеиста признаки ученичества и не смеющих даже предположить, что первый русский великий поэт с самого начала шел по своему собственному оригинальному пути. Освобожденное от необходимости фиксировать чье-либо влияние, прочтение лицейской лирики позволяет увидеть, что в формировании Пушкина-поэта и мыслителя определяющим было не ремесленничество, не выработка собственного стиля через освоение чужих идеостилей, но сложный путь преодоления «мрачной печали», преобразования ее в жизнеутверждающую память смертную. Миф беспечной жизнерадостности Пушкина один из самых стойких, и если он подвергается хотя бы частичному развенчанию по отношению к произведениям зрелого периода жизни поэта, то восприятие его лицейской лирики порабощено этим мифом всецело. Эта порабощенность заставляет отрицать очевидное: значительная часть лицейского творчества посвящена теме смерти и преобладающее настроение далеко от беспечного наслаждения радостями бытия. Смотрят же и не видят из-за стремления низвести гения до уровня закрепощенного стереотипами понимания, и вот здесь-то сыграет свою роль поиск учителей: происхождение «мрачной печали» лицеиста Пушкина становится ясным, если объяснять ее игрой мальчика-поэта, упражняющегося в написании элегий на распространенные в начале 19-го века темы «мировой скорби», образцы разработки которых начинающий поэт находит в произведениях Батюшкова, Жуковского, Оссиана… Учась поэтическому ремеслу и вырабатывая свой стиль, Пушкин подражал многим поэтам, но этой игрой- ремесленничеством его раннее творчество не ограничивается: обращение к предшественникам, особенно к Батюшкову и Жуковскому, вызвано тем, что вопросы обреченности всего живого смерти волновали юного Пушкина не только как модная литературная тема. В поэтическом даре, которым наделяются избранные в поэты, наверное, наиважнейшей составляющей является обостренная чуткость восприятия мира. Она-то и становится причиной того, что поэта много раньше, чем его сверстников, начинают волновать проблемы, традиционно считающиеся предметом тревог более зрелого возраста. Благодаря поэтической сверхчуткости юный лицеист не только сильнее ощущал прелесть бытия, обещающую сладость наслаждений, но и, встречая на каждом шагу в нашем временном мире исчезновение, гибель, смерть, обретал опыт о смерти внутри жизни. Этот опыт привел к осознанию своей собственной обреченности, конечности, и в душу вселился ужас смерти, заставляющий ко всему относиться с «мрачной печалью». «Мрачная печаль» отравляет каждый миг скоротечной жизни, и юный поэт в поисках путей ее преодоления обращается к ближайшим своим предшественникам Батюшкову и Жуковскому, рассматривая как они разрешают тревожащую его проблему смерти. Пушкин ставит оригинальные поэтические эксперименты, отправляя лирических героев своих стихотворений по тем путям освобождения от ужаса смерти, что предлагаются в произведениях его старших собратьев по поэтическому цеху: так юный поэт проверяет, истинны ли найденные Батюшковым и Жуковским решения проблемы смерти. Эти пушкинские эксперименты имеют форму стилизаций и пародий. 2. Убежище от преследующего человека ужаса смерти эпикуреец Батюшков предлагает искать в земных наслаждениях. Стихотворение «Опытность» (1814 г.) это предпринятая Пушкиным проверка батюшковского способа противоборства со смертью сладострастием. Исследователи лицейской лирики определяют «Опытность» как пародию на Батюшкова и считают, что никакого трагизма в трактовке смерти у Пушкина нет, т. к. иронией снимается присущий эпикурейской лирике Батюшкова мотив трагической обреченности человеческой жизни. Такая позиция отделяет Пушкина от предшественников. Пушкин не устанавливает со смерть никаких драматических отношений. Лирический герой «Опытности» хочет быть счастливым и планирует достичь счастья, следуя предписанным Батюшковым рецептам. От тех, кто дружен «со строгой мудростью» (т. е. от Батюшкова), герой узнает, что любовь, плен у Эрота приносит человеку «бремя тягостных оков», страдания. Герой, прислушиваясь к советам «хладного рассудка», решает соорудить неприступную ограду от Эрота, приносящего муки. Эта «ограда» рассудочное решение заменить любовь легкими, необременяющими и дарящими одно сладострастное счастье отношениями «с Хлоей». Но «хладному рассудку» не рассчитать «живого человека»: Эрот находит ворота в рассудочной ограде сластолюбца. Герой осознает, что полагаться на «хладный рассудок» было безумной гордостью и, поумнев, принимает неизбежное в жизни страдание любви (Нет! Мне, видно, не придется с богом сим в размолвке жить). А дальше в стихотворении 15 летний юноша, но наделенный даром сверхчуткости и рожденный поэтом открывает таинственную связь Эрота, задумался о скоротечности жизни и о «могильных воротах». Батюшковский способ противоборства с мрачными печалями, рождаемыми опытом смерти внутри жизни, сладострастьем окончательно развенчиваются Пушкиным в стихотворении «Слеза». Разлука лирического «Слезы» с любимой преподала ему первый серьезный урок знания о смерти внутри жизни, и «угрюмая скука» заполнила его душу, поселив в ней мрачный ужас смерти («мрачная душа»). Героя одолевают тяжелые мысли о безрадостности дальнейшей жизни («на дальнейший путь глядел»), о смерти, от которых он хочет избавиться, беседуя «за чашей пуншевою» с приятелем-гусаром. Гусар герой стихотворения Батюшкова «Разлука», перенесенный Пушкиным в свои стихи эксперимент, где сопоставляются два отношения к жизни: лирического героя и гусара, живущего по рецептам своего создателя. Гусар-гедонист предпочитает не думать о смерти, а использовать отпущенный ему срок для срывания «счастья роз», для сладострастных наслаждений. Герой же осознал : полученное знание о смерти поражает сердце болью, воспоминание о которой не сотрется и тогда, когда позабудется причина, вызвавшая это страшное знание: «Увы! Одной слезы довольно, / чтоб отравить бокал!» Проверка Пушкиным батюшковского решения проблемы смерти в «Опытности», «Слезе» и других лицейских стихотворениях не освободила его от «мрачной печали» она только поставила перед юным поэтом новые вопросы. Зачем жизнь, если единственное подлинное в ней холодящий ужас ожидания смерти, оборачивающийся страхом перед самой жизнью? Зачем стремиться к наслаждениям, если их способна отравить «одна слеза»? Зачем дружба, если в ней нет душевного взаимопонимания, а только игра с нею, имеющая единственной целью избавление от одиночества, страшного погружения в мысли о смерти? Зачем приятели и пиры, если одиночество все равно и тогда, когда сидишь за «чашей пуншевою» с гусаром? Эти вопросы задает себе Пушкин, установивший, что предлагаемая Батюшковым жизненная философия есть только блестящая литературная игра, не освобождающая, а закрепощающая человека. Пушкин понял и то, что истинными, живыми были чувства, вызвавшие эту литературную игру: стремление Батюшкова уйти от жизни во времени, беспощадно пожирающем саму жизнь и умножающем опыт смерти и жизни. То стилизуя под Батюшкова, то пародируя его, усердный ученик осознал, что вся поэзия его учителя-эпикурейца есть кричащее противоречие призывам ее создателя: Батюшков звал к беспечному наслаждению быстро пролетающим мгновением его же стихи это запечатленные поэтическим словом навечно мгновения жизни. Благодаря Батюшкову Пушкин понял, что поэтическое слово, как мрамор в руках ваятеля, способно сохранить навечно живое чувство, состояние, мысль, и это понимание было первой выигранной юным поэтом битвой с ужасом смерти. Он убедился: наделенный поэтическим даром избранник среди смертных ибо ему даровано право преодолеть смерть, оставив в веках свои живые мысли, чувства, настроения. Зрелый Пушкин воспоет эту волшебную способность, это «Чудо!» в «Царскосельской статуе». Анализ этого стихотворения позволяет предположить, что в нем поэт запечатлел свой юношеский восторг, переполнявший его некогда в лицейском саду, где статуя, живое произведение своего создателя, так много смогла рассказать о древнем художнике.
Но пока лицеиста Пушкина мало утешает дарованное ему «даром бесценным» право одерживать победы над смертью: его гнетет то, что обессмертить он сможет на века только свой страх, свой ужас смерти, как это делает Батюшков. Пушкин продолжает искать пути преодоления ужаса смерти, ибо убежден, что они есть: ведь в бессмертных творениях царскосельского сада он не чувствовал томившего их творцов страха смерти. Пушкин-лицеист вслушивался в голоса ваятелей, слышал «слезы», узнавал о горестях и печалях, но эти «слезы» не отравляли «бокала» жизни древних скульпторов: что-то примиряло их с неминуемостью грусти, с неизбежной конечностью жизни. В поисках этого «что-то», преобразующего «мрачную печаль» в «печаль моя светла», юный поэт идет к Жуковскому. 3. Пушкина интересует отношение лирического героя поэзии Жуковского к смерти, т. к. оно и сходно с его, пушкинским, и резко отличается. Знание о смерти герой Жуковского не стремится спрятать, а, напротив, он живет с обостренной памятью смертной. Страдая и от несовершенства бытия вообще, и от ниспосланных на него горестей и несчастий, герой Жуковского ропщет на несправедливость земной жизни. Он не может примириться и с собственной неизбежной кончиной, но еще более ужас и трепет вызывает в нем смерть близких его сердцу людей. Но герой Жуковского не только примиряется со смертью, но приветствует ее, ждет весело и радостно, ибо она для него переход из несовершенного «здесь» в совершенное и счастливое «там». Для Пушкина важно установить, истинен ли идеал загробной жизни Жуковского, столь близкий догмату церкви. Юный Пушкин понимает, что принятие веры было бы для него выходом из ада мучительных сомнений, но утешительного обмана он боится еще больше, чем мук и страданий, причиняемых ему страхом смерти. Стихотворение «Безверие» проверка истинности отношения к смерти таких верующих людей, как Жуковский. Своим конкретным чувством Пушкин проверяет возможность радостного ожидания смерти своей собственной, близких людей, друзей и любимой, и видит призрачность внушаемых верою надежд, ибо душа не только не наполняется веселием, но ее охватывает ужас. Ужасу перед смертью неверующего лирического героя противопоставляется на протяжении всего стихотворения блаженное, сладостное состояние верующих, получающих благодаря вере ограду даже от горя. Испытание показывает поэту, что отношение к смерти у Жуковского и др. верующих есть ни что иное, как проявление эгоистического стремления к наслаждениям, пытающегося даже муку обратить в блаженство (поэт увидел «деву юную в печали безмятежной» на материнской могиле). Пушкину важно понять и то, почему Жуковский способен, как и другие верующие, радостно ожидать собственной смерти. Неужели же радостное ожидание смерти идет от обливающегося холодом ужаса сердца? Исследование приводит Пушкина к выводу, что сладостное ожидание собственной смерти изобретение рассудка, к которому взывает мятущаяся от ужаса душа, и который ей изобретает утешающую иллюзию («Ум ищет божества, а сердце не находит»). Юный Пушкин не боится быть парадоксальным: ведь считается, что безверие от ума, вера от сердца, но именно сердцем проверяет поэт догматы веры (поэтому описание мироощущения лирического героя определяется глаголами и словосочетаниями, выражающими чувства). С горькой иронией оценивает поэт устоявшееся мнение о безверии как порождении ума: «немощным и строгим» называет он разум (он немощен, ибо изобрел только ослепляющую веру, а «строгий», ибо заставил в нее поверить). Пушкин познает глубокую внутреннюю противоречивость миросозерцания Жуковского, выраженную в его поэзии, закрепощенность поэта призрачным решением проблемы смерти и отрицает такой путь для себя. Итак, исследование выраженной в поэзии Жуковского философии смерти не помогло юному Пушкину найти прямой и однозначный выход из терзавших его сомнений в целесообразности мироустройства, обрекающего смертного на недосягаемость счастья и мучающего сознанием своей смертности. Но Пушкин прямых, проторенных дорог не ищет, а непрямо, неявно именно Жуковский помог ему избавиться от пессимистических представлений о «слезе», отравляющей весь «бокал». Благодаря Жуковскому сумел Пушкин найти путь преобразования ужаса смерти в память смертную, ставшую силой жизнеутверждающей. Утешающий обман воспеваемого Жуковским идеала загробной жизни не есть главное в его поэзии. Пушкин всматривался, вслушивался в изливающуюся поэзией душу Жуковского, и восторгом пламенела его собственная душа, потому что когда Жуковский рассказывал ему, что все земное совершить это любить и жить, когда старший друг показывал, сколь прекрасен этот мир и убеждал, что слезы не отравляют его, а, напротив, таят в себе горестную сладость, а мир наш прекрасен еще и потому, что есть в нем слезы тогда избавлялся юный поэт от леденящего душу ужаса смерти, тогда рождалась в нем воспламеняющая душу память смертная. Насколько изменилось мироотношение Пушкина, влюбившегося и «поступившего» в обучение к Жуковскому, у которого он учился быть певцом любви, певцом своей печали, свидетельствует стихотворение «Желание», особенно если сравнить его со слезой. Страдание от разлуки с любимой у героя «Слезы» вызвало мысли о бессмысленности жизни, обреченной на смерть. «Слеза» это ропот героя на жизнь, в которой он не видит смысла. Герой «Желания», каждый миг жизни которого множит «в унылом сердце все горести несчастливой любви», не ропщет, ибо в страдании и слезах он научился находить и утешение и наслаждение. Герой «Желания» научился принимать жизнь такой, какая она есть, с горечью, он научился жить, страдая, и дни его стремительно летят, но это не страшит героя. Летящие дни обостряют память смертную, и она напоминает, что мир прекрасен, что нужно наслаждаться красотой своей горестной и мучительной любви. Герой желает жить, жить полной жизнью, поэтому стихотворение и называется «Желание». Это желание жить в гимне любви, звучащем в последних стихах:
Добавить комментарий