Художник, власть и Танатос

[28]

Танатология может помочь установлению связей между, казалось бы, далекими отраслями человековедения, что так важно для синтеза наук о человеке. Мы попытались кратко проанализировать некоторые аспекты художественного творчества, тесно связанные с личностью художника в свете проблем танатологии. Особенно рельефно выступают эти аспекты в условиях тоталитарного государства, ярким примером чему — недавнее «коммунистическое» прошлое.

1. Почти все крупные художники, мыслители так или иначе обращались к проблемам жизни и смерти — как индивидуальной, так и апокалипсиса — «конца света». Мысль, память о смерти (memento mori!) выступает как высшее мерило, позволяя отделить «зерна от плевел» — истинные, вечные ценности от ложных, мнимых. Шекспир и Гете, Пушкин и Гоголь, Толстой и Достоевский, Ницше и Фрейд, Бердяев и Шестов, Цвейг и другие корифеи мировой культуры высказывались на эту тему.

2. Мотивы танатологии явственно слышны в трагедиях древних: Гомера, Эсхила, Софокла, произведениях Шекспира, наших великих классиков и современников: Блока, Булгакова, Платонова, Ахматовой, Мандельштама, Цветаевой, Пастернака, Маяковского, В. Быкова и Тендрякова, Астафьева, Высоцкого и многих других. Содержание их творчества составляют человеческие конфликты — «межличностные» и межобщинные, непримиримые, часто трагические, разрешить которые может лишь смерть. В основе таких конфликтов чаще всего лежат: любовная страсть, ревность («Ромео и Джульетта», «Отелло» Шекспира, «Дон Жуан» Пушкина, «Демон» и «Маскарад» Лермонтова, «Доктор Живаго» пастернака), столкновение сил добра и зла, чести и бесчестия («Дон Кихот» Сер- [29] вантеса, «Гамлет», «Макбет», «Король Лир» Шекспира, «Капитанская дочка», «Повести Белкина» Пушкина, «Герой нашего времени» Лермонтова, «Война и мир» Толстого, романы Достоевского, Бальзака, Дюма, «Тихий Дон» Шолохова, «Белая гврадия» Булгакова, «Жизнь и судьба» Гроссмана и мн. другие).

3. Особый интерес представляет анализ человеческих страстей, достигающих уровня психопатологии — чаще всего можно говорить о «сверхценных идеях» ревности, зависти («Моцарт и Сальери» Пушкина), стяжательства («Скупой рыцарь» Пушкина, «Гобсек» Бальзака, «Мертвые души» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Игрок» Достоевского). Высшим критерием здесь является смерть или угроза смерти.

4. Трагическую страницу представляет судьба отечественной творческой интеллигенции после Октябрьского переворота. Многие из крупных художников, с восторгом встретившие «революционную грозу», оценившие ее поначалу как коренное обновление мира, вскоре осознали ее катастрофические последствия, а сами подверглись тяжким гонениям, унижению, гибели, изгнанию. Даже такие страстно преданные революционным идеалам, как Блок, Горький, Маяковский, Мейерхольд, Эйзенштейн, Пастернак быстро разочаровались в своих надеждах. Им, как и другим — особенно самобытным, независимым, противостоящим жестокой сталинской тирании, выпала тяжелая судьба. Известны позорные идеологические «кампании» правящей партийной «элиты» против Мейерхольда, Зощенко и Ахматовой, Шостаковича и Хачатуряна, Пастернака, Солженицына, Бродского, Ростроповича и Вишневской, Синявского и Даниэля. Страшный, трудноразрешимый парадокс заключен в «эволюции» творческой интеллигенции, ее идеалов (тема «народовластия»). Поистине трагическим пророком оказался Достоевский, давший в образах Раскольникова, Ипполита, Верховенского и др. «прототипы» будущих революционеров, которым «все дозволено». Только сейчас можем мы в полной мере оценить известные слова Ивана Карамазова о том, что «весь мир не стоит слезы младенца». Проповедь насилия к врагам («кто не с нами, тот против нас», «перо приравнять к штыку» и т.п.), романтическая советская поэзия 20-х годов, полная призывов к братоубийству, героизация кровавой расправы над «классовыми врагами», обернулась страшной катастро- [30] фой, в том числе и в душах людей. Можно считать саму идею насильственного революционного переустройства мира катастрофической утопией, а говоря языком психопатологии «сверхценной идеей» с тяжелыми последствиями.

5. Естественным результатом этого огромного духовного «провала», катаклизма является попытка спасти моральные, нравственные устои народа возрождением религии. В этом свете по-новому, пророчески звучит загадочный финал поэмы Блока «Двенадцать»: «В белом венчике из роз впереди — Исус Христос!»… Путь спасения страны — только через восстановление высших, духовных ценностей и идеалов, умиротворение народа, гармонизацию отношений личности с Природой, с Вселенной. А главная ценность — человеческая Жизнь, вопреки Смерти, нормальные человеческие отношения между людьми, основанные на вечных, христианских идеалах Добра, Справедливости, Любви, Милосердия.