Философское общество при С.-Петербургском университете (1897 ? 1923)

		В брошюре впервые в отечественной историко-философской науке дается очерк «исторической анатомии» одного из ведущих академических объединений русских философов — Философского общества при С.-Петербургском университете, оказавшего значительное влияние на становление философии в России.
© В.Н. Акулинин, О.В. Самылов, 1994 © Сибвнешторгиздат, 1994. Оформление ISBN 5-02-030812-9 ББК 103(2)6-63 Научное издание

Целью настоящей работы является попытка осветить отдельные моменты создания и отчасти деятельности Философского общества при С.-Петербургском Императорском университете. Невозможно представить себе историю русской философии без учета влияния этого Общества. Логика развития историко-философского процесса позволяет однозначно высоко оценить его вклад в становление отечественной философии как самостоятельной науки. Однако существование Петербургского Философского общества, его деятельность (как, впрочем, и деятельность Московского Психологического общества, Московского и Петербургского Религиозно-философских обществ) осталась пока вне поля зрения даже специалистов: она обойдена вниманием и таких компетентных историков русской философии, как Н.О. Лосский и В.В. Зеньковский. Поэтому, не претендуя на исчерпывающую полноту содержательного анализа работы этого объединения русских философов, которой еще предстоит обрести своего исследователя, мы наметим только событийную канву.

Образование Общества имеет собственную, привлекающую внимание предысторию.

Мысль об учреждении Общества принадлежала B.C. Соловьеву. Будучи зачисленным в 1877 г. в штат Ученого Комитета министерства народного просвещения и перебравшись из Москвы в Петербург, Соловьев занял, по свидетельству Э.Л. Радлова 1, центральное положение в среде столичных философов. Он нашел поддержку своей идеи в кругу лиц, интересовавшихся религиозными и философскими проблемами и собиравшихся для собеседований в течение 1879 — 1880 гг. на квартире директора департамента государственного казначейства Ф.Г. Тернера. Здесь, в доме № 16 у Певческого моста, 15 февраля 1880 г. профессор С.-Петербургского университета К.Н. Бестужев-Рюмин, генерал-майор от кавалерии A.A. Киреев, профессора С.-Петербургской Духовной Академии М.И. Карийский и А.Е. Светилин, преподаватель Строительного училища Э.Л. Радлов, члены Ученого Комитета министерства народного просвещения B.C. Соловьев и H.H. Страхов и сам хозяин философского «салона» представили предполагавшимся учредителям и согласовали с ними разработанный ранее проект Устава намечавшегося «Общества любителей философских знаний».

Планировалось, что Общество будет состоять в ведении министерства народного просвещения, — это соответствовало «профилю» объединения. Немаловажным при этом был и тот факт, что членами Ученого Комитета министерства, - к компетенции которого относился вопрос о судьбе проекта, — были Соловьев и Страхов. А чтобы вообще исключить какие-либо препятствия в «прохождении дела», инициаторы решили привлечь к учреждению Общества и других членов Ученого Комитета (В. Васильевского и Н. Фоккова) вместе с его председателем (А. Георгиевским). Кроме того, круг учредителей был расширен за счет привлечения к проекту лиц, своей репутацией способных добавить ему черты «учености» и «проправительственности». Всего под проектом Устава Общества стояло 18 подписей. Среди подписавших его, кроме уже названных, был академик А. Бутлеров, профессор университета Н. Вагнер, профессор Духовной Академии И. Осинин, член Госсовета М. Островский, попечитель С.-Петербургского учебного округа князь Н. Волконский, член Окружного суда Н. Белюстин и товарищ Государственного Контролера Т. Филиппов.

Проект Устава являл собою предельно лаконичный документ и состоял из 14 параграфов 2.

Цель Общества определялась как «разработка философских вопросов и распространение философских знаний». Инициаторы считали, что она будет достигаться посредством проведения публичных и закрытых чтений, докладов, выпуска периодических изданий. Предполагалось, что в составе Общества будут действительные члены, члены-корреспонденты и почетные члены (в последние зачисляться могли бы лица, «оказавшие особенно важные услуги делу, коему служит Общество»). Процедура принятия новых членов была проста. § 10 проекта Устава гласил: «Предложения о принятии новых членов сообщаются председателю, который передает их в Комитет и, если не будет со стороны оного несогласия, выносит для баллотировки в ближайшее собрание Общества». Работой Общества должен был руководить его Комитет, упомянутый выше.

5 марта 1880 г. уполномоченный учредителей Философского общества - им был избран A.A. Киреев - направил министру внутренних дел, как того требовали условия формального утверждения общественной организации, проект Устава Общества и пояснительную к нему записку. В сопроводительном письме к этим документам Киреев писал: «Мы смеем надеяться, что осуществление задуманного нами не встретит возражения со стороны Правительства: имена учредителей Общества могут, по-видимому, служить достаточным ручательством благонадежности его направления, что же касается его цели, то ей, без сомнения, не может не сочувствовать наше просвещенное Правительство» 3. Действительно, имена учредителей не вызывали сомнений. Сам Киреев, к слову, был человеком «благонадежным во всех отношениях»: член Славянского Благотворительного общества, секретарь Общества любителей духовного просвещения - организаций, поощряемых правительством, - на его визитной карточке в качестве должности было обозначено: «Состоящий при Его Императорском Высочестве Великом князе Константине Николаевиче».

В пояснительной же записке пространно говорилось о цели Общества. Сегодня невозможно установить ее авторство, но, бесспорно, она несет явный отпечаток стиля и образа мыслей B.C. Соловьева, характерных, в частности, для публиковавшихся в то время в «Русском Вестнике» (в преддверии публичной защиты) глав его докторской диссертации. Текст записки дает нам представление об основаниях, послуживших платформой для объединения остро полемизировавших впоследствии мыслителей:

«Всякая общественная жизнь предполагает известные общепризнанные начала, внутренне ограничивающие личный эгоизм и произвол. Без такого внутреннего самоограничения личности всякие внешние меры, направленные против явных проявлений злой воли, оказываются недействительными и не способны воспрепятствовать распадению общества, могущего жить и развиваться только под условием внутренней связи своих членов при общих объединяющих их началах. Такие начала, по существу своему, не могут быть созданы человеческим мышлением, которое само по себе творческой силы не имеет: но они могут и должны быть сознаны, усвоены и развиты этим мышлением, так как иначе они оставались бы на степени слепой стихийной силы, которая по мере развития сознания все более и более теряла бы над ними внутреннюю власть. Для того же, чтобы положительные начала жизни (данные в форме религиозного откровения) сохраняли свое значение и власть над человеческим сознанием, они необходимо должны выдержать испытание мыслящего ума, ответить на его основные вопросы и удовлетворить его существенным требованиям; тогда оправданные самим умом человеческим эти начала получили бы над ним силу безусловную. Такое оправдание положительных начал, составляющих настоящее основание правильного общественного и государственного строя, может быть совершено только в области философии, ибо только философия ставит всеобщие вопросы и имеет предметом своего исследования основные начала всякой жизни. Поэтому философия имеет не только теоретическое, но и великое практическое значение. Истинная философия ведет к уразумению и развитию, а не к отрицанию положительных начал жизни. Содействовать утверждению и распространению у нас философии в этом ее положительном направлении составляет главную задачу предполагаемого Философского общества. Какова бы ни была степень его успеха в этом деле, оно во всяком случае способствовало бы уяснению и распространению философского понятия при помощи бесед, публичных чтений и печатных изданий» 4.

Учредители, в стремлении заручиться поддержкой правительства, подчеркивали служебную по отношению к государству задачу Общества, отмечали «практическое» значение философских задач, заключающееся в уразумении «положительных начал жизни», которые, в свою очередь, противопоставлялись социально дезинтегрирующей «злой воле». Но, несмотря на явное усердие, в короткой записке сложно было довести до сведения неподготовленного читателя доступным языком то, на изложение чего Соловьеву потребовалась не одна сотня страниц диссертации. Да и сами «общепризнанные начала» (туманные в контексте записки даже по наименованию) трактовались здесь как «ограничивающие личный произвол», что в условиях самодержавия могло быть истолковано весьма произвольно.

Позиция министра внутренних дел не могла быть иной, чем настороженной. Только что назначенный на высокий пост М.Т. Лорис-Меликов был напуган событиями кануна 20-летия отмены крепостного права. Его страх был вызван как взрывом С.Н. Халтурина в Зимнем дворце 5 февраля, так и покушением на его собственную персону, неудачную попытку которого предпринял И.О. Млодецкий 20 февраля. Теперь любые «ручательства благонадежности» должны были ставиться министром под сомнение. Его резолюция от 8 марта по докладу о предполагавшемся Обществе обращала внимание председателя Ученого Комитета министерства народного просвещения, кому были переданы документы, на необходимость «выяснить подробно цели Общества и средства их достижения».

Председатель Ученого Комитета, - и в то же время, напомним, один из учредителей Общества, - А. Георгиевский, по получении из министерства внутренних дел резолюции, назначил заседание Комитета для слушания мнений его членов о проекте Устава Философского общества. Однако состоялось оно лишь спустя два месяца. Такая «проволочка» имела, как кажется, свои причины. Одним из членов Ученого Комитета к его заседанию должно было готовиться письменное заключение по проекту Устава, с которым он заранее знакомил своих коллег. По воле «случая» этим «одним» оказался B.C. Соловьев, чья публичная защита докторской диссертации в С.-Петербургском университете была поставлена на начало апреля. Другое событие, способное косвенно повлиять на перенос заседания на более поздние сроки, - ожидавшаяся смена министра народного просвещения - пришлось на конец апреля.

Блестяще защитив свой труд, принесший ему диплом доктора, и упрочив тем самым свой философский авторитет, молодой философ получил время подготовить требуемое «Заключение». В нем Соловьев постарался представить проект в наиболее выигрышном свете и быть в то же время убедительным:

«…В последнее время обнаружилось заметное оживление философского интереса в нашем образованном обществе. Господствовавшее прежде увлечение научным эмпиризмом, по-видимому, начинает уступать место сознанию, что сама наука как наука, чтобы представлять собой нечто целое и удовлетворяющее существенным запросам мыслящего ума, должна искать философских оснований и разъяснений. И в самом деле, не подлежит сомнению, что последние условия каких бы то ни было частных явлений, составляющих предмет той или другой отдельной науки, лежат за пределами эмпирии, так что всякая наука уже сама по себе стремится перейти в метафизику, а с другой стороны, для приведения всех частных наук в общую связь или для создания научной системы, очевидно, необходимы такие начала, которые не принадлежат ни одной из частных наук, т.е. начала всеобщие или философские.

Если, таким образом, исключение или ослабление философских начал должно быть пагубным для науки и образования, а через то и для жизни, и если потребность в философии начинает ощущаться самим обществом, то всякая попытка удовлетворить этой потребности усилением философского элемента в науке и жизни является желательной и своевременной. Поэтому, я полагаю, заслуживает одобрения и намерение учредителей Философского общества» 5.

Можно видеть, как раз от раза расширяется и углубляется аргументация, смещаются ее акценты.

Мнение Соловьева о проекте Устава Общества слушалось в заседании Ученого Комитета министерства народного просвещения 24 мая 1880 г. В дополнение к изложенному в «Заключении» он, с учетом резолюции министра внутренних дел и для вящей убедительности, предложил новую редакцию § 1, формулирующего цель Общества:

«Так как неизвестно, есть ли у Общества достаточно сил для самостоятельной разработки философских вопросов, то нельзя ставить это и прямой целью. Далее, самостоятельная разработка философских вопросов всегда была делом отдельных выдающихся умов, а не общества. Наконец, выражение «самостоятельная разработка философских вопросов» может быть понято так, что Общество желает заниматься философией как специальностью, вне связи с другими областями знаний и жизни; между тем такое занятие философией, не соответствующее и составу проектируемого Общества, было бы нежелательно и по существу дела, ибо философия не должна быть только специальностью, по своему существенно универсальному характеру она должна, напротив, служить связующим и обобщающим началом для всей области человеческих знаний; только при этом она может иметь влияние и на общее сознание, и на практическую жизнь. Поэтому Философское общество может и должно состоять не из одних людей профессии, занимающихся философией, но и из таких представителей научной и вообще умственной деятельности, которые сознают невозможность замкнуться в своей специальности и чувствуют потребность ц общих философских началах. Только при этом условии возможно будет и то распространение философских знаний, о котором упоминается в 1-м параграфе.

Ввиду всего этого представляется удобным дать 1-му параграфу такую редакцию:

«Цель Общества - содействовать философской разработке научных знаний и распространению философского образования»» 6.

Соловьев предложил также сократить число членов Комитета Общества с 20 до 12 (§ 7).

Устное выступление удалось Соловьеву. Он не только показал пример должной реакции на замечания «начальства», но и высказал свои принципиальные соображения о существе философии. Цель была достигнута: на основании обсуждения мнения Соловьева Ученый Комитет дал положительное заключение по проекту Устава Философского общества. Министр народного просвещения A.A. Сабуров встретил его с сочувствием и признал «весьма желательным» удовлетворение ходатайства учредителей.

Но чтобы «дать ход» бумагам, требовались заключения по ним министерства внутренних дел и III Отделения. 21 июня Сабуров направил в адрес этих учреждений соответствующие письма. Ответы, содержавшие желанную для учредителей формулировку - «препятствий к учреждению означенного Общества не встречается», - были получены из МВД 4 июля, из III Отделения - 10 июля 7. Это позволило министерству народного просвещения составить совокупное заключение, которое вместе с представлением, проектом Устава и списком учредителей, Киреев 23 июля подал в Комитет Министров.

Длительное ожидание не увенчалось успехом. 4 ноября бумаги были возвращены подателю: исправленный, с учетом замечаний Соловьева, проект Устава требовал удостоверявших изменения подписей всех учредителей. Предстоял второй круг хождения документов по инстанциям.

На вторично подаваемом представлении должна была стоять новая виза министра внутренних дел. В письме от 12 ноября Сабуров попросил Лорис-Меликова сообщить «окончательный вердикт». Более двух месяцев понадобилось последнему, чтобы дать ответ, не роняющий его реноме реформатора и вместе с тем не потакающий «забавам» интеллектуалов. 14 января 1881 г, этот видный представитель бюрократического либерализма, возвращая документы Философского общества в министерство народного просвещения сообщал: «Я не встречаю со своей стороны препятствий к учреждению названного Общества, т.к. оно по своей чисто научной и при том вполне благонамеренной цели представляется вполне желательным в смысле распространения в русском обществе правильных понятий о философских учениях. Но принимая во внимание, что в проекте Устава этого Общества не определено никакого ценза для вступления в число его членов, я полагал бы совершенно необходимым в ограждение самого Общества от вступления в него впоследствии таких лиц, которые могут уклониться от первоначальной цели и вступить на путь обсуждения нежелательных вопросов, дополнить Устав его тем лишь условием, чтобы членами этого Общества могли быть только лица, имеющие ученую степень или занимающие высокое служебное или общественное положение» 8.

30 января Сабуров довел до сведения Киреева ответ Лорис-Меликова, прося «почтить заключением по объясненному предмету» 9. Так, годичные усилия учредителей ни на шаг не продвинули их к цели, «содействию философского образования в России», поставив перед необходимостью совершенствовать проект Устава Общества, упражняться в составлении «деловых бумаг».

Влияние на дальнейшую судьбу идеи создания Философского общества оказали чисто внешние обстоятельства. Убийство Александра II и последовавшее затем со сменой министра внутренних дел усиление недоверия к либеральным неправительственным организациям нашло отражение и в изменении отношения к предполагавшемуся объединению столичных любителей философии. Новым министром внутренних дел Устав Общества одобрен не был: граф Д.А. Толстой не утвердил его, так как считал, что Философское общество есть праздная затея, вовсе ненужная русскому обществу. Может быть, на его решение повлияло и небезызвестное публичное выступление по поводу 1-го Марта одного из учредителей, B.C. Соловьева, встретившее не только полное непонимание в правительственных кругах, но и прямое повеление Александра III сделать философу «внушение за неуместные суждения», что и было выполнено.

Среди учредителей только Киреева не покидала надежда на осуществление задуманной идеи. Создание Философского общества, по его мнению, могло служить «удержанию высокого уровня образования в гимназиях и университетах», что, в свою очередь, способствовало избавлению от социальных бед. Такие суждения, высказанные им в записке, поданной государю, он довел до общественного сведения, издав в 1882 г. ее текст в виде брошюры «Избавимся ли мы от нигилизма?» Соловьев же в 1883 г. писал оптимистичному Кирееву в ответ на предложение возобновить попытки организации Общества следующее: «Что касается до Философского общества, то участвовать в его основании я не могу, так как не допускаю вероятности его успеха; но если я ошибаюсь, если оно осуществится, как следует, то я, разумеется, не отказываюсь при случае принять участие в его деятельности» 10. Подобное настроение разделяли и другие авторы несостоявшегося проекта.

Возвращение к идее создания в Петербурге Философского общества произошло лишь без малого 20 лет после ее появления. К этому времени прецедент уже был: при С.-Петербургском университете открылись Математическое, Историческое и другие научные общества, в Москве имело большой успех Психологическое общество, занимавшееся философскими проблемами.

На этот раз первый шаг принадлежал женщине. Ею была профессиональный философ, имевшая диплом цюрихского университета, М.В. Безобразова, дочь известного экономиста. Почин поддержали не только прежние инициаторы, но и широкий круг лиц, интересовавшихся философией. Организационные обязанности по созданию Общества взял на себя историко-филологический факультет столичного университета. Проект Устава Общества, выработанный 25 марта 1897 г. на собрании в университете (в котором участвовали: А.И. Введенский, Н.Г. Дебольский, И.В. Помяловский, Э.Л. Радлов, B.C. Соловьев, A.C. Фаминцын, О.Д. Хвольсон), был в гектографированном виде разослан предполагавшимся учредителям 11. Его подписали 80 человек. Позже А.И. Введенский отмечал: «Вряд ли можно назвать хоть какой-нибудь род умственной деятельности, который не выставил бы своих представителей в числе… учредителей этого Общества. Там находились представители высшего преподавания философии, богословия, математики, всех отделов естествознания (физики, химии, биологии), истории литературы, языкознания, теории и истории искусств, военных наук, врачи, журналисты и т.п.» 12. Среди поставивших свои подписи под проектом Устава были: А.Н. Бекетов, М.М. Бобрищев-Пушкин, В.Г. Васильевский, С.Н. Данилло, В.К. Ернштедт, В.В. Ефимов, Р.О. Ланге, И.Я. Образцов, A.A. Смирнов. Таким образом, можно говорить, что цель, поставленная еще в 1880 г., - объединить усилия представителей различных интеллектуальных профессий в деле разрешения философских, универсальных по существу, проблем, - была достигнута.

Общество должно было быть создано при С.-Петербургском университете, и учредителям необходимо было получить одобрение своего проекта в его Совете. Историко-филологический факультет представил проект Устава Философского общества на рассмотрение Совета университета в его заседании 20 мая 1897 г. Через три месяца, когда все формальные требования, выдвинутые членами Совета профессорами Х.Я. Гоби и В.М. Шимкевичем 13, были соблюдены, Совет вынес решение: представить проект Устава на утверждение министра народного просвещения.

22 октября 1897 г. министр народного просвещения граф И.Д. Делянов утвердил «Устав Философского общества при Императорском С.-Петербургском университете». Этим днем и можно датировать возникновение Философского общества в Петербурге.

Получив утвержденный министром Устав, Совет университета в заседании от 1 декабря определил: передать копию с него историко-филологическому факультету и просить принять меры к открытию действий Общества 14. И 7 декабря 1897 г. под председательством профессора И.В. Помяловского в зале Совета университета в торжественной обстановке состоялось первое собрание членов-учредителей Философского общества. Открытие Общества было встречено приветствиями со стороны Московского Психологического общества и профессоров Московской Духовной Академии. Это нерядовое событие получило целый ряд благожелательных откликов в печати.

За основу Устава Общества были приняты как положения уставов уже существовавших научных обществ, так и параграфы проекта Устава Философского общества, разработанного еще в 1880 г.

Цель Общества определялась в § 2 его Устава 15 и формулировалась как «разработка философских вопросов». Круг действий, направленных к достижению указанной цели, был очерчен в § 3: устройство для научных сообщений публичных собраний, открытие платных и бесплатных чтений, печатание своих трудов в виде отдельных и повременных изданий, предложение тем и выдача за их выполнение денежных премий и медалей, создание библиотеки.

Делами Общества управлял его Комитет. Он состоял из председателя и. шести членов, из которых Комитетом же избирался товарищ председателя, казначей, секретарь и библиотекарь. На первом собрании председателем Общества был избран профессор А.И. Введенский, членами Комитета — академик A.C. Фаминцын, профессор Военно-медицинской Академии В.М. Бехтерев, Э.Л. Радлов (товарищем председателя), Я.Н. Колубовский (казначеем), А.П. Нечаев (секретарем), И.И. Лапшин (библиотекарем). Обязанности членов Комитета излагались в § 16 Устава.

Членство в Обществе, как и в любой другой легальной общественной организации, также лимитировалось Уставом — Утверждая статус почетных, действительных членов и членов-соревнователей, Устав предусматривал предложение кандидатур не менее чем двумя почетными или действительными членами, с последующим рассмотрением Комитетом, которой и назначал выборы в общем собрании. В почетные члены могли быть избраны «знаменитые русские и иностранные ученые» по предложению Комитета. Достойными этого звания Общество посчитало впоследствии В. Вундта, Н.Ф. Каптерева, М.И. Карийского, A.A. Козлова, Л.М. Лопатина, Л.Н. Толстого, Ш. Ренувье, Г. Спенсера, К. Фишера, Э. Целлера.

Почетные члены были освобождены от уплаты членских взносов, плата же для действительных членов составляла 5 руб. ежегодно (или не менее 75 руб. единовременно), для членов-соревнователей - 10 руб. (или 150 руб. единовременно) 16. В первые годы существования Общества членские взносы были основным источником финансирования его деятельности. Однако взносы платились нерегулярно и неохотно, и исполнение должности казначея, в чьи обязанности входил их сбор, требовало определенных усилий. Так, например, при численности в Обществе в 1901 — 1903 гг. около 200 членов и членов-соревнователей взносов в кассу Общества поступало в среднем 600 руб. в год. Это обстоятельство вынуждало Совет Общества обращаться в министерство народного просвещения за субсидиями.

Имущество Общества приобреталось на основании общих правил Гражданских Законов. Значительную его часть составляли государственные или гарантированные правительством процентные бумаги, отдаваемые на хранение в государственный банк, доходы по которым должны были обращаться в денежные суммы Общества в соответствии с требованиями § 34 его Устава. В случае закрытия Общества Устав предусматривал поступление имущества в собственность университета.

Дела Общества решались (и выборы проводились) на основании простого абсолютного большинства голосов. Для принятия положений об изменении Устава требовалось Присутствие на собрании не менее двух третей всех членов Общества. Принятие годичным собранием положений об изменении Устава представлялось в министерство народного просвещения через Совет университета.

Опыт первых трех лет существования Общества поставил перед его членами необходимость изменения ряда параграфов Устава. Годичное собрание 22 октября 1900 г., согласно примечанию к § 33 Устава, приняло изменение редакции семи параграфов, ходатайство о котором было направлено в Совет университета 17. В частности, изменялись §§ 12, 13, 14, 15, 19. Эти изменения касались преобразования Комитета Общества в Совет по управлению делами Общества. Его состав должен был быть теперь более представительным и вместе с председателем включать 10 членов Общества (В следующем годичном собрании в дополнение к шести прежним членам Совета были избраны еще три, а именно: Н.Г. Дебольский, A.C. Лаппо-Данилевский и С.М. Лукьянов.). Уточнялся и порядок избрания председателя Общества, членов его Совета. Новая редакция §§ 23 и 24 меняла порядок созыва заседаний и степень их гласности.

Собрания Общества созывались его Комитетом (Советом). Ежегодно в межканикулярное время проводилось 7 — 11 собраний. К именному извещению о месте, дате и времени проведения заседания прилагались его программа и тезисы планируемого доклада.

Собрания Общества были «годичными» и «обыкновенными». В годичном собрании обсуждался отчет за истекший год работы, проводились выборы председателя Общества, членов Совета, почетных членов, обсуждались предложения об изменении Устава, заслушивалась речь, произносимая одним из членов Общества. Эти собрания были публичными. Они проводились в начале учебного года в актовом зале университета. Часто годичные собрания были столь многочисленными, что занятыми оказывались не только все места в зале, но и на хорах, и многие, как свидетельствовали отчеты, стояли в проходах между рядами кресел. Такая популярность объяснима: как правило, к чтению докладов на этих собраниях приглашались крупные отечественные философы, известные лекторы. Так, например, уже на первых годичных собраниях посетители смогли познакомиться с содержанием лекций А.И. Введенского «Судьбы философии в России», B.C. Соловьева «Жизненная драма Платона» и «О значении Белинского», Б. Мелиоранского «Теоретическая философия кн. С.Н. Трубецкого».

Ординарные собрания созывались по мере необходимости, обычно один раз в месяц в течение учебного года. Их повестка включала: научное сообщение, выборы действительных членов и членов-соревнователей, решение вопросов по управлению текущими делами Общества. Такие собрания были закрытыми (но членам Общества позволялось, уведомляя его председателя, приглашать гостей) и проводились в зале Совета университета или в его IX аудитории. Начинаясь в 8 часов вечера, они нередко продолжались до полуночи.

Выборы новых членов Общества с самого начала его работы стали неотъемлемой процедурой практически каждого «обычного» собрания. Одно заседание пополняло ряды Общества тремя — пятью неофитами. Соответственно, количественный состав Общества достаточно быстро вырос до «оптимального» (несколько более 200 человек).

Докладчики, читавшие сообщения и рефераты в рядовых заседаниях, решали насущные вопросы философии своего времени в области метафизики, гносеологии, этики, эстетики, философии, истории; знакомили коллег с новыми течениями и направлениями мировой и отечественной философской мысли. Именно здесь впервые прозвучали и были обсуждены основные положения концепций A.C. Аскольдова, К.Ф. Жакова, Н.О. Лосского, И.И. Лапшина и др. Не чуждо интересам Общества было и философское осмысление вопросов текущей общественной и политической жизни России, оно не замыкалось в рамках академических тем и проблем. Так, с оживлением «общественно-религиозных» поисков в России первого десятилетия XX века, в Обществе стали звучать доклады, представлявшие попытку философского анализа этого феномена; а с началом мировой войны вниманию членов Общества был предложен целый ряд докладов по «философии войны» и морально-нравственным вопросам, войною обостренным или инициированным.

Вот, почти наугад взятые названия докладов первых лет существования Общества:

Алексеев С. «О чуде с философской точки зрения»;

Аничков Е. «Внимание в процессе художественного восприятия»;

Батюшков Ф. «Утопия всенародного искусства»;

Бороздин А. «О преобладании в России интереса к этическим вопросам»;

Боборыкин П. «Философия в гимназиях»;

Габрилович Л. «Так называемый «формализм» в математике и его отношение к теории знания»;

Гинцбург Д. «О сознательной и несознательной связи Спинозы с еврейским мистицизмом»;

Годлевский С. «Основы классификации и синтеза наук и искусств»;

Грузенберг С. «Идея аскезы и страдания в философии Шопенгауэра и Ницше»;

Жаков К. «Материя с точки зрения познания»;

Зелинский Ф. «Древнее христианство и римская философия»;

Кистяковский Б. «Категория необходимости и справедливости при исследовании социальных явлений»;

Кони А. «Этические начала в уголовном процессе»;

Лапшин И. «О трусости в мышлении: Этюд по психологии метафизического мышления»;

Лосский Н. «Сознание и знание»;

Мелиоранский Б. «Философская сторона иконоборчества»

Миртов Д. «Идеал нравственного совершенства по представлению Климента Александрийского»;

Оболенский Л. «Типы представлений о мире, как он есть сам по себе, и их критика»;

Погодин А. «К вопросу о национальных особенностях»;

Радлов Э. «Очерки историографии истории философии»;

Свешников М. «Новейшая система социальной философии»;

Филиппов М. «Об эмпириокритицизме Авенариуса»;

Яроцкий А. «Объективная необходимость прогресса».

Этот произвольный перечень достаточно показателен. Он характеризует не только широту интересов членов Общества, но и их философскую прозорливость: проблемы, ставившиеся сто лет назад, не потеряли своей актуальности и остроты и сегодня. Он же свидетельствует и о том, что отечественная философия до сих пор, к сожалению, не утратила статуса «terra incognita», несмотря на предпринятый в последние годы «штурм»: часть только что названных имен читатель не найдет ни в словарях, ни в энциклопедиях, ни в справочниках.

Открытыми для широкой публики (помимо годичных собраний) были также и мемориальные собрания. В самом начале существования Общества с особым «размахом» был отмечен юбилей (столетие со дня рождения) Огюста Конта. Этому событию философы посвятили два насыщенных докладами заседания, на которых речи произнесли: B.C. Соловьев («Об общих идеях О. Конта»), С.Е. Савич («О математических трудах О. Конта»), О.Д. Хвольсон («О позитивной философии и физике»), С.М. Лукьянов («О позитивной биологии О. Конта»), A.C. Лаппо-Данилевский («О позитивном методе в социологии О. Конта»). С неменьшим вниманием чествовалась память Н.Я. Грота, М.М. Троицкого, П.Д. Юркевича, С.Н. Трубецкого, а также почивших «отцов-основателей» Общества B.C. Соловьева, А.Н. Бекетова и др. Подобные мемориалы становились не только данью памяти и оценкой заслуг мыслителей, но и значительно способствовали популяризации их идей.

В целом, деятельность Общества, нашедшая свое отражение в прочитанных докладах, рефератах, сообщениях, опубликованных работах, наряду со вкладом в процесс становления философии в России в качестве самостоятельной дисциплины, выполняла и важную просветительскую функцию. Она вызывала живой, неподдельный интерес у широкой аудитории. Отчеты о заседаниях Общества встречаются на страницах даже провинциальных газет.

Регламент собраний соответствовал заранее установленному плану, включавшему и разработку вполне определенного сценария. На доклады по специальным, «узким» темам, во избежание непременно возникающей в подобных случаях атмосферы незаинтересованности, настоятельно приглашались члены Общества, способные квалифицированно оппонировать. Вот что, например, писал председатель Общества А.И. Введенский, обращаясь к А.Ф. Кони 14 ноября 1899 г., по поводу предполагавшегося доклада Д.Д. Гримма «К вопросу о психологическом анализе человеческих действий» (в котором речь должна была идти о возможности и необходимости применения общих начал психологии и ее выводов в уголовном процессе):

«Милостивый Государь Анатолий Федорович, Вы, конечно, уже получили повестку о докладе Д.Д. Гримма в Философском обществе в среду 17-го. Позвольте же обратиться к Вам от имени Совета Общества с покорнейшей просьбой принять участие в обсуждении положений, защищаемых Д.Д. Гриммом. Вам так часто приходилось сталкиваться и теоретически и практически с вопросами, затрагиваемыми докладчиком, что услышать Ваше мнение будет особенно поучительно для Общества» 18.

Финансовые трудности не позволяли Философскому обществу иметь свой журнал: доклады и речи, прочитанные в заседаниях, печатались в «Журнале министерства народного просвещения», «Вестнике Европы», «Русской мысли», но основным публикатором стал журнал «Вопросы философии и психологии», издававшийся Московским Психологическим обществом. Через год, после начала работы Философского общества, столичные философы направили обращение в адрес своих московских коллег, в котором говорилось:

«Значительная часть петербургских представителей философской мысли с самого начала основания журнала «Вопросы философии и психологии» постоянно были его сотрудниками, так что уже и раньше он служил общим органом русской философской мысли. Когда же в С.-Петербурге возникло Философское общество, Московское Психологическое общество, приветствуя его с величайшим сочувствием, как своего брата, вместе с тем любезно предложило ему пользоваться для его целей страницами «Вопросов философии и психологии». Принимая с благодарностью это приглашение и сознавая, что обоим русским философским обществам следует поддерживать между собою братское единение и по мере возможности содействовать друг другу в достижении преследуемых ими целей, С.-Петербургское Философское общество в заседании 15.декабря 1898 г. постановило предложить Московскому Психологическому обществу свое содействие в издании «Вопросов философии и психологии»» 19.

Предложение было принято. Московское Психологическое общество в лице его председателя Н.Я. Грота и редактора журнала В.П. Преображенского отвечало петербуржцам:

«С января 1899 г. оба Общества, Психологическое и Философское, будут принимать дружное участие в журнале «Вопросы философии и психологии» и вместе содействовать его содержательности и успеху. В единении - сила, и мы с особенным удовольствием отмечаем здесь факт нравственного союза обоих Обществ в плодотворной и важной для нашего отечества работе» 20. С этого времени журнал стал издаваться под двойным грифом.

Этим не ограничились усилия Философского общества воплотить в жизнь оговоренное в § 3 его Устава стремление публиковать свои труды, В годичном собрании 22 октября 1899 г. констатировалось: К сожалению, Общество не могло еще приступить к предположенному им изданию своих трудов, хотя бы, например, в виде переводов классических философских произведений, и ограничивалось пока содействием изданию «Вопросов философии и психологии». Но можно надеяться, что недалеко то время, когда Общество будет в состоянии исполнить и это предположение 21. Оправданию надежд способствовала деятельная целеустремленность Общества. Не далее как через месяц было постановлено приступить к изданию от имени Общества переводов Декарта и Мальбранша. И уже в конце 1900 г. вышел в свет первый выпуск «Трудов Философского общества» (Декарт Р. Метафизические размышления / Перевод В.М. Невежиной, под редакцией и со статьей А.И. Введенского «Декарт и рационализм». СПб., 1901). Однако «скромный бюджет» не давал возможности придать размах публикаторской деятельности. Это побудило Совет Общества обратиться в мае 1903 г. через попечителя С.-Петербургского учебного округа в министерство народного просвещения с ходатайством о финансовой помощи в размере 600 руб. 22. Ходатайство было удовлетворено, так как работа Общества по распространению философских знаний в России оценивалась положительно. Более того, Общество ежегодно стало получать от министерства субсидию в размере 500 — 1000 руб. 23. К получению первой субсидии было приурочено решение начать издавать силами членов Общества библиографический «Философский ежегодник». Некоторые пособия министерства были адресными и предназначались к достижению Обществом какой-либо конкретной цели. Так, в 1908 г. из министерского кредита Обществу были выделены деньги на издание сочинений Канта 24 (Вышли в свет: Кант И. О форме и началах мира чувственного и умопостигаемого /Перевод и предисловие Н.О. Лосского. СПб., 1910; Кант И. Логика / Перевод и вступительная статья И.К. Маркова, под редакцией и с предисловием А.М. Щербины. Пг., 1915).

Помощь Обществу оказывал также университет, который наряду с прямыми денежными пособиями предоставлял, как уже отмечалось, свои помещения, оплачивал расходы по напечатанию и рассылке повесток заседаний и др.

Начиная с 1905 г., переводы классической философской литературы стали выходить в «Трудах Общества» регулярно. Всего в 1901 — 1917 гг. вышло 16 выпусков, в которых читатель нашел «Трактат о началах человеческого знания» Дж. Беркли, «Разыскания истины» Н. Мальбранша, «Этику» и «Политику» Аристотеля, «Феноменологию духа» и «Науку логики» Г. Гегеля, «Факты сознания» И. Фихте, «Пирроновы положения» Секста Эмпирика, «Об уме» К. Гельвеция.

Силами членов Общества или под его эгидой был издан и целый ряд переводов произведений философов-современников, в частности, В. Виндельбанда и К. Фишера - почетных членов Философского общества. Отметим, что перевод 8-томной «Истории новой философии» Куно Фишера, выполненный Н.О. Лосским, С.Л. Франком, H.H. Полиловым и Д.Е. Жуковским и изданный на средства последнего действительного члена Общества с 1902 г., до сегодняшнего дня не утратил своей фундаментальности.

В 1917 г. работа Философского общества при С.-Петербургском университете, как и многих других научных обществ в России, была прервана.

К началу 1921 г. части русских интеллигентов, из оставшихся в России, удалось адаптироваться к условиям хозяйственной разрухи, к условиям правления большевиков. Они стали использовать малейшие возможности для творческой работы. Приходится лишь поражаться той энергии, с которой они преодолевали давление пресса бытовых и идеологических обстоятельств.

27 февраля 1921 г. Философское общество в явочном порядке возобновило свою деятельность. Легализация Общества в новых условиях требовала соблюдения новых же формальностей. Разрешение на работу Общества было получено 8 апреля. Но вскоре оказалось, что мало получить только разрешение. Набиравшая обороты бюрократическая машина государства большевиков требовала от философов все новых и новых обращений к власть имущим. В августе понадобилась регистрация в Петргубисполкоме, для чего необходимо было представить сведения об Обществе и его устав. Последний, в свою очередь, должен был быть утвержден отделом Высших учебных заведений и ученых учреждений Петрограда, преобразованным позже в Петроградское отделение Управления научными учреждениями Академического Центра Наркомпроса (Акцентра). Под его «неусыпное око» переходили теперь и восстанавливаемые научные общества Петроградского университета. Теперь судьбу Философского общества вершил заведующий отделом Акцентра М.П. Кристи.

Совет Общества предложил на рассмотрение «высокого начальства» свой устав 1897 г. (с поправками 1901 г.). В качестве временного он и был утвержден с изменениями, внесенными М. Кристи. Изменения эти касались 11 параграфов и были направлены к облегчению «контроля» за деятельностью Общества и лишению его и без того небольшой материальной и финансовой самостоятельности. В частности, исключались §§ 34, 35, 37 — 42, в которых речь шла об имуществе Общества; § 10, - о взносах; § 31, утверждавший, что «посторонние лица допускаются в собрание Общества только с разрешения Председателя»; а также примечание к § 32, в котором была упомянута Особа Императорской Фамилии 25.

На первом организационном заседании Общества был подведен итог утратам: за три тяжелых года оно потеряло многих своих членов. Были приняты новые члены, намечен план работы и темы предстоящих докладов. В Совет Общества были избраны Н.О. Лосский и A.A. Франковский (последний в качестве секретаря). Бессменного с 1897 г. председателя Общества А.И. Введенского, сославшегося на нездоровье, по его личной просьбе заменил на этом посту Э.Л. Радлов. Члены Общества решили проводить заседания в здании Публичной библиотеки, где директорствовал Э. Радлов одновременно являясь профессором университета. Такой выбор места проведения заседаний - подальше от «глаз и ушей» новой, революционной администрации университета - объяснялся нескрываемой враждебностью последней по отношению к прежнему профессорско-преподавательскому составу.

В течение первого года работы восстановленного Общества состоялось 14 заседаний. Теперь их проведение не было так тесно, как ранее, увязано с учебным процессом в университете, и заседания проводились без перерыва на летние каникулы. Более того, философы, словно предчувствуя что-то, торопясь, собирались на заседания по два и даже три раза в месяц.

Первыми были прочитаны и обсуждены следующие доклады:
Лосский Н. «Отвлеченный и конкретный идеал-реализм»;

Болдырев Н. «Созерцание и разум, бытие и познание»;

Васильев А. «К истории общего принципа относительности»;

Алексеев С. «Аналогия как метод познания»;

Карсавин Л. «Свобода воли» и «Мираж прогресса»;

Лапшин И. «Преодоление солипсизма»;

Колубовский И. «Рассмотрение основоначал»;

Котельникова О. «Проблема знания в философии Якоби».

Уже на первых заседаниях был поставлен вопрос о продолжении издательской деятельности Общества в соответствии с § 3 его Устава. Совет Общества еще до революции 1917 г. принял решение о выпуске в ряду классических философских произведений полного собрания сочинений Платона в новых переводах с научными комментариями. В это собрание впервые должны были войти все его сочинения. За основу перевода, который выполнялся Н.В. Болдыревым, А.Н. Егуновым, И.Я. Колубовским и редактировался С.А. Жебелевым, Л.П. Карсавиным и Э.Л. Радловым, планировалось взять текст перевода Бернетте для Оксфордского издания. Работа над переводами, начавшаяся до революции, активизировалась с восстановлением деятельности Общества.

Однако отсутствие средств не позволило приступить к осуществлению задуманного. Получив разрешение на работу Общества, его Совет сразу же, в апреле, оперируя, правда, дореволюционными правовыми и нравственными нормами, обратился через посредство Акцентра в Комиссариат Народного Просвещения с просьбой о финансовой помощи. В «Докладной записке» философы, указывая на важность результатов работы Общества, напоминали о прежнем своем материальном состоянии и взывали к чувству справедливости. В «Записке» говорилось:

«Чтобы возобновить деятельность Общества, необходимо восстановить средства Общества, из которых покрывались расходы на устройство заседаний, по оплате гонорара за переводы и вводные статьи и т.д. Средства Общества состояли из неприкосновенного капитала, пополнявшегося посредством членских взносов и доходов от изданий. Ежегодно Министерство Народного Просвещения оказывало Обществу, наравне с другими научными обществами, состоявшими при Петербургском Университете, ежегодную поддержку в размере от 500 до 1000 руб. на оплату расходов по изданиям.

Совет Философского общества, обсудив необходимые меры для возобновления — деятельности его, решил обратиться в Комиссариат Народного Просвещения с ходатайством об отпуске средств на устройство заседаний и на выпуск в свет на первое время хотя бы тех изданий, которые были намечены Советом Общества в 1917 г. и которые находятся в готовом для печати виде. Совет Общества находит удовлетворение этого ходатайства, с одной стороны, делом справедливости, с другой же - и делом большой важности для русского просвещения, ввиду того, что многие произведения философской литературы первостепенной важности или вовсе не переведены, или существуют лишь в неудовлетворительных переводах» 26.

Обращение результатов, конечно, не дало: у большевиков были свои, особенные, представления о справедливости, о «русском просвещении» и важности для «народа» тех или иных произведений философской литературы. Тем более, как мы видели, самая возможность материальной самостоятельности Общества была упразднена исключением из его Устава соответствующих параграфов.

В марте 1921 г. на 10-м съезде коммунистов была провозглашена «новая экономическая политика»; она позволила членам Философского общества заняться… предпринимательством, создать финансовую базу издательской деятельности. Петербургские «философы-предприниматели» переняли почин москвичей (М.А. Осоргина, Б. К. Зайцева, H.A. Бердяева), которые, не желая умирать от голода, еще в 1918 г. открыли Книжную лавку писателей, где сами стояли за прилавком, торгуя не только перекупленными, но и ими же самими, авторами, вручную «сработанными» книгами.

21 октября 1921 г. члены Философского общества открыли на проспекте Володарского, 40 (ныне Литейном) книжный магазин, имущество для которого было взято из магазина Кнуда Соломона. В работе этой «книжной лавки философов» они принимали участие личным трудом, продавая книги, оставшиеся на складе Общества от прежней, дореволюционной, издательской деятельности, а также книги, пожертвованные в Фонд Общества его членами. Магазин превратился в своего рода интеллектуальный клуб и имел большой успех в среде интеллигенции 27. Может быть, Обществом предвиделся успех «предприятия», но так или иначе, а еще за месяц до открытия магазина Совет Философского общества, заручившись согласием Акцентра, направил в адрес Госиздата письмо за подписью Э.Л. Радлова и Н.В. Болдырева с просьбой разрешить. Обществу печатать свои труды. Предполагалось издавать сборники работ членов Общества под названием «Проблемы философии», пособия для высшей школы; было твердое намерение выпустить философский словарь, издать 14 томов сочинений Платона и др.

Вскоре издательские планы приобрели большую основательность. В Петербурге с 1918 г. существовало издательство «Наука и Школа». С ним сотрудничали, составляя ядро редакции серии «Введение в Науку» и ее авторский коллектив, Л.П. Карсавин, Э.Л. Радлов, Н.О. Лосский, С.А. Жебелев, С.И. Поварнин, С.А. Аскольдов и другие члены Философского общества. И когда попытки использовать «Науку и Школу» в качестве издательства, печатающего труды Общества, не увенчались успехом, была выдвинута идея основать при Обществе самостоятельное издательское дело, 28 декабря в отдел печати Госиздата была направлена заявка о регистрации издательства «Academia» при Петербургском Философском обществе. Регистрация издательства состоялась через 3 (!) дня, 31 декабря 1921 г., что явилось своеобразным новогодним подарком для членов Философского общества.

Названием своим, «Academia», издательство обязано названию школы Платона, первый том работ которого и мыслился открывающим издательскую деятельность (он был подготовлен к набору еще до официальной регистрации издательства).

Первоначально в штате редакции числилось всего три человека. Трудности финансового характера побуждали философов приходить на помощь своему детищу, они нередко передавали «Academia» право печатания своих трудов на самых льготных условиях (авторский гонорар выплачивался из сумм, поступавших от продажи книг после покрытия всех производственных расходов 28).

Но трудности не исчерпывались ограниченными материальными возможностями. Акцентр, выполнявший, кроме прочих, и функцию идеологического надзора, в целях упрощения механизма такового, указал непременным условием поддержки идеи создания издательства - объединение Философского общества с другими университетскими научными обществами: Филологическим, Историческим, Математическим, - в их публикаторской деятельности. А перед креатурой Акцентра в редакции издательства A.A. Кроленко ставилась задача переориентироваь его работу со «специальных» философских на «широкогуманитарные» (в коммунистическом понимании) проблемы. Чтобы сохранить самую возможность публиковать философские работы, Совет Общества пошел на компромисс. Наряду с философскими книгами стали выходить и книги по истории, искусству, точным наукам и даже - технике (что уже в наше время было интерпретировано как отсутствие у редакции «Academia» «четкой линии» в выпуске книг 29).

Тем не менее Философскому обществу удалось в первый же год существования издательства выпустить «Восток, Запад и Русскую идею» Л.П. Карсавина, «Введение в философию» С.Л. Франка, «Философию жизни» Г. Риккерта, «Религию эллинизма» Ф.Ф. Зелинского, а также ряд работ О. Шпенглера. Из 15 томов «Полного собрания творений Платона» увидели свет лишь 6 (1, 4, 5, 9, 13 и 14-й). Во второй половине 1922 г. издательство начало выпуск серии брошюр «Современная культура» (вышло 9 выпусков). Э.Л. Радлов выдвинул идею создания серии «Великие мыслители» и с учетом политической конъюнктуры брался подготовить для нее книги о Руссо и Вольтере. Марка издательства «Academia» (выполненная позже Г. Любарским на сюжет древнегреческой вазописи) вскоре стала известна широкому кругу читателей, интересовавшихся философскими вопросами.

Крупным событием философской жизни Петрограда явился выход в свет в марте 1922 г. в издательстве «Academia» первого номера журнала Петербургского Философского общества под названием «Мысль». Он стал издаваться вместо задуманных ранее сборников «Проблемы философии». Редактировали его Э.Л. Радлов и Н.О. Лосский. Они уже имели опыт подобной совместной работы: под их редакцией (и при активном участии других членов Общества - И.И. Лапшина и В.Э. Сеземана) было издано 15 выпусков сборника «Новые идеи в философии» (СПб., 1912 — 1914), а также книги в уже упомянутом издательстве Петроградской трудовой артели профессоров и педагогов «Наука и Школа».

Содержание журнала включало ряд разделов. В первом наряду с докладами, прочитанными в заседаниях Общества, печатались и оригинальные статьи по широкому кругу философских проблем. Разделы хроники, критики и библиографии уделяли внимание не только центральным, столичным, но и провинциальным, а также зарубежным изданиям и событиям философской жизни. Раздел некрологов отмечал утраты, понесенные русской философией за годы смуты.

Всего удалось напечатать три номера «Мысли». «Четвертый номер был уже набран, - вспоминал позже Н.О. Лосский, - но не появился в свет: большевицкое правительство запретило наш журнал» 30. Это и последующие события он объяснял так:

«Зиновьев, начальник Петербурга и Северо-Западного края, донес в Москву, что интеллигенция начинает поднимать голову. Он писал, что различные группы интеллигенции начинают основывать журналы и общества; они еще действуют разрозненно, но со временем объединятся, и тогда будут представлять собою значительную силу. Московское правительство решило, поэтому произвести по всей России аресты ученых, писателей и общественных деятелей, что и было произведено 16 августа 1922 г.» 31

Большинство арестованных впоследствии было выпущено, но только для того, чтобы быть изгнанными из пределов России. Среди изгоняемых оказались наиболее активные члены Философского общества: Н.О. Лосский, Л.П. Карсавин, И.И. Лапшин, В.Э. Сеземан и др. 15 ноября они были посажены на немецкий пароход «Preuseen» и на рассвете следующего дня отправлены в Германию. «Правда» еще накануне так прокомментировала этот акт Ленина и Троцкого, выполненный руками Дзержинского: «Среди высланных почти нет крупных имен».

После таких потерь Философское общество не смогло бы, вероятно, вести «полнокровную» деятельность. Но чтобы у оставшихся на свободе и оставленных в России философов не возникало по этому поводу иллюзий, большевики «позаботились» и о них.

3 мая 1923 г. в Петроградский университет в адрес Философского общества поступило сообщение Петроградского Управления научных учреждений Акцентра о том, что «ввиду неполучения до настоящего времени уведомления о перерегистрации, Философское общество при Университете исключается из числа обществ, состоящих в ведении названного Управления» 32. Исключение «из числа обществ, состоящих в ведении Управления» на деле означало закрытие Общества. Этот циркуляр, завершающий собою последнюю страницу истории Философского общества, был подписан заведующим Управлением М. Кристи и заведующим Научными учреждениями Я. Гессеном.

Тремя неделями позже постановлением «научно-политической» секции ГУСа Э.Л. Радлов был освобожден от преподавания на факультете общественных наук в университете 33, а издательство «Academia» вскоре было передано Институту истории искусств.

Так закончилась история Философского общества при С.-Петербургском университете, по иронии судьбы 20 лет просуществовавшего «в идее» и почти столько же «во плоти».

Настоящий очерк «исторической анатомии» Философского общества, приуроченный к кануну столетнего юбилея его создания, мы надеемся, будет не только данью памяти отечественных философов, но и послужит делу пробуждения внимания к содержательной стороне его работы. Мы надеемся также, что извлеченные нами на свет «детали и частности» восполнят страницы творческих биографий русских философов.