Оттолкнемся от высказываний: «Человек есть мера всех вещей» (но сам он безмерен); «Все в человеке, все для человека» — как хорошее, так и дурное, прекрасное и безобразное… Только человек — изо всех живых существ — один, «может возвыситься до богоподобного состояния и опуститься ниже самой отвратительной твари», — воскликнул Пико де ла Мирандола, поскольку (прозрел Достоевский) «в душе человека дьявол с Богом борются», и потому он, и только Он о себе мог сказать: «Я царь, я раб; я червь, я Бог!»
Полагаю, что А.П. Чехов предвосхитил наше «Этическое и эстетическое», написав брату: «В человеке все должно быть (этика!) прекрасно (эстетика!)»
«Это присказка, пожди: сказка будет впереди!»
И в самом деле будет сказка, ибо речь пойдет об идеале и возможности или невозможности его воплощения в действительность.
Каковы же они — идеалы или абсолюты мира ценностей?
От старика Платона до кичливых неокантианцев известны и неизменны духовные ценности: логические (истина), эстетические (красота), этические (добро), религиозные (Бог). Бог, в котором все предшествующие ценности заключены в нераздельном единстве.
Следуя «наивной (с зияющей высоты ХХ века) психологии» В.И. Даль в «Толковом словаре» назвал три составляющих человеческого сознания: ум, чувство, воля. (NB: истина, красота, добро, то есть, логика, эстетика, этика). И каждая из них с претензией на монополию.
Но не будем подражать бедному витязю на распутье у камня с тремя стрелками — «царство истины, царство красоты, царство добра» (или: интеллекта, эмоции, воли) — размышляющему «Куда податься? Где лучше?»
Ответим: там, где они вместе, там, где они равны, там, где они не сводимы друг к другу, но друг друга дополняют… поскольку человек, лишенный ума — идиот, человек лишенный чувств — манекен, робот (хуже идио- [67] та), человек лишенный воли не только «тряпка и ничтожество», но и зомби (что еще хуже).
Какое все это имеет отношение к идеалу? Вспомним Э. Бернштейна: «Движение — все, цель — ничто». Идеал — некий путеводный огонек, он задает направление движению, однако сам не достижим, не может быть воплощен в действительность. Но как хочется «свое любимое» возвести в ранг Абсолюта! Как хорошо звучит: «Абсолютная истина!» «Абсолютная красота!» «Абсолютное добро!» Увы! Не надо забывать, что все они — метерлинковская Синяя птица: едва ее схватишь — в руках оказывается ворона или еще что похуже.
Итак: ни познать (чистым разумом или разумом оснащенным кибернетикой и вооруженным компьютером) идеал немыслимо; ни изобразить (используя всю силу воображения, все краски, все изыски языка) его не удается; ни достичь (прилагая сверхчеловеческую волю) и претворить идеал в действительность невозможно.
Что же остается? Сдаться, кусать локти? Нет.
Абсолют, в коем слиты воедино «истина, добро, красота», цель стремления, страстной любви (в самом широком, а потому не фрейдовском или фроммовском, а, пожалуй, павловском (апостола Павла) смысле слова) достижим — в переживании, как групповом, так и личном.
Переживание, как мгновение озарения: в религии — откровение, в эстетике — катарсис, в этике — самоотвержение, в науке — «момент истины», в творчестве — восторг от свершения, в полноценной любви, как слиянии телесного с духовным — оргазм («и земля поплыла», — говорит героиня Хэмингуэя).
Это мгновение переживают Моисей на горе Синае, Христос — в саду Гефсиманском, Будда — под деревом бодхи… Савл на пути в Дамаск, во время грозы, Августин — услышав «Бери и читай», Лютер в келье августинского монастыря, Лойола во время отшельничества в пещере… Архимед в ванне, Ньютон в саду под яблоней, Пушкин — закончив «Бориса Годунова».
Путь к нему может быть разным и по времени и по форме. Это заметили уже создатели «Бхагаватгиты», отметив путь через интеллект (джняна-марга), через чувство (бхакти-марга) и через волю (карма-марга). Упорное стремление, подготовка, упражнение, — и «мгновенное озарение», переживание.
Как точно сказал М. Мамардашвили о нравственном поступке, одном из вариантов переживания — действия (самоотвержение): человек становится равным Богу, ибо «воедино сливаются миг и вечность» (продолжим: относительное и абсолютное, человек и Бог).
Б.Г. Ананьев часто говорил о важности «неотступного думанья», итогом которого, сказал бы я теперь, и является открытие. Оно приходит внезапно, как озарение: Менделеев во сне увидел свою таблицу элементов, — и подоб- [68] ные «неожиданности» в биографиях замечательных людей достаточно часты. И каждое такое открытие (как и религиозное откровение, как и нравственный поступок) — итог, результат концентрации всех сил человека, когда ум, чувства, воля сосредоточены на одном, когда, говоря словами поэта: «он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть». Именно когда душа сливается с божеством, поэт в небесах видит Бога и даже, казалось бы «олицетворенный интеллект», суровый философ-ригорист, становится поэтом, говоря о звездном небе и нравственном законе.
В переживании единения с Абсолютом слиты в нераздельном единстве истина, красота и добро: логическое, эстетическое и этическое.
Счастлив, кому довелось это пережить. Но передать, пересказать, выразить словами нельзя. Тютчев прав.
Добавить комментарий