Философия Иммануила Канта радикально изменила метафизический ландшафт западной мысли. Попытаемся представить основоположения кантовской философии, которые составили то, что называется сейчас «трансцендентальной парадигмой» или «второй классикой» (после первой — античной).
Произошло это, с одной, внешней, стороны, как синтез Кантом теоретических результатов, достигнутых британским эмпиризмом, и картезианских идей. От Юма Кант воспринял положения об отсутствии в содержании восприятий всеобщего и необходимого, а также о сопряжении и взаимозависимости впечатлений и идей в процессе познания. От Декарта — положения о тождестве актов самоосознания со значениями «бытия-для-нас», а также о естественной принадлежности основных категорий человеческому разуму.
Однако, с другой, более существенной, стороны, Кантом ввел в интеллектуальный оборот новую парадигмальную идею — идею активизма и трансцендирующей мощи человеческого сознания, создающего основные значения своей картины мира. Кант велик в истории философии еще и тем, что положил действительное начало не только новой гносеологии, но нового способа философствования — антропологического. Начав традиционно, в духе Нового времени, как гносеолог, он переходит затем к проблемам практическо-жизненного существования человека. Другими словами, он пытается сочетать в своем исследовании «онтологическую», «этическую» и «гносеологическую» традиции философствования в «антропологию с прагматической точки зрения». Кант — это тот философ, от которого ведут свою генеалогию множество направлений в современной философии.
Обратимся, однако, к содержательной интерпретации собственно кантовских основоположений, составляющих трансцендентальную парадигму. На наш взгляд, таковыми являются следующие.
Первое. Содержательные основания и формы сознания (всеобщее и необходимое) имманентны нашему разуму в сопряжении с его опытом. В отличие от Декарта, таким образом, Кант считал, что основные [30] категории рассудка возникают только в наполнении чувственным содержанием. «Сопряженность» в данном случае означает активное обретение категориальных очертаний мысленного содержания в чувственном потоке.
Это подводит нас ко второму, наиболее существенному основоположению Канта: сознание не только активно «наполняет» свои врожденные формы материалом ощущений — сознание постоянно творит новые категориальные структуры, которые обретают соответствующее чувственное наполнение — категории суть понятия, a priori предписывающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений.
Сознание, таким образом, способно постигать мир потому, что мир, как он является нам, подобен сознанию. Подобным же его (вернее, его значения) нам, сознанию — делает само же сознание, наше «Я», спонтанно продуцирующие категориальные структуры и регулятивные идеи, которые и определяют основные значения наших «картин мира» (бытийно полагаемых каждый раз в качестве «мира самого по себе»). Необходимое и всеобщее заключено, тем самым, в человеческой способности познания.
И, наконец, третье основоположение: эти обстоятельства — органичная сопряженность наших категорий с упорядочиваемым чувственным материалом, с одной стороны; и зависимость наших категорий исключительно от нашей субъективной креативности, с другой стороны, — порождают некое постоянное противоречие, затруднение. Это «дуализм», противоречивая двойственность «картин мира», имеющихся (и могущих быть) у человеческого разума, и предполагаемого «мира самого по себе».
Предполагая подобные основоположения кантовского мировидения, мы можем рассмотреть особенности его интерпретациии познания и познавательных способностей, которые, бесспорно, стали тем базисом, из которого исходят (приемля или отрицая) большинство вариантов современной гносеологии.
Человеческое познание в интерпретации Канта, похоже, напоминает единую, своего рода «волнообразную», активность, которая исходит и направлена на возможные дискретности опыта. Ее можно представить условно в виде трех взаимосвязанных, нелокализуемых (но фиксируемых в теоретическом анализе, абстракции) состояний единой активности.
Первое — это собственно самосознание («Я») как источник активности и единства познания. Это постоянно длящаяся креация (спонтанное творчество), [31] которая априорна по своей природе: и в смысле доопытна, то есть врождена — речь идет о чистых созерцаниях (врожденных формах упорядочивания чувственного материала внешних и внутренних впечатлений: «пространстве», «времени»); и в смысле внеопытных — речь идет о способностях создавать трансцендентальные идеи и регулятивные правила, то есть структуры, упорядочивающие общемыслительное и чувственное содержания, обеспечивающие возможности схематизации опыта. Оно, самосознание, постоянно «присутствует» во всех наших действиях: будь то познавательных, или еще каких. Кант назвал это свойство «всеприсутствия» трансцендентальной апперцепцией: сверхчувством, объединяющим собой всю «сферу человека».
Второе — трансцендентальный синтез мыслительных дискретностей соответственно регулятивным идеям и чистым созерцаниям спонтанно-творческого самосознания. Это процесс порождения (схематизации) категорий рассудка и схем восприятия.
Третье — эмпирический синтез категорий, схем рассудка с чувственным материалом или схватывание силой воображения явлений «для-нас» и конституирование значений объектов («вещей-для-нас»).
Как можно видеть из приведенной схемы гносеологического опыта, безусловное «находится» в самом разуме и является источником всеобщего и необходимого в познании. Это «трансцендентальные идеи» и «трансцендентальные идеалы». Кант двойственен в их интерпретации — с одной стороны, он провозглашает активность и суверенность человеческого разума (разум предписывает «законы» природе), с другой же, предвидя возможные обвинения в субъективизме (в чем, кстати, он оказался действительным провидцем — так Гегель не совсем справедливо характеризовал его концепцию как «автократию субъективного разума», а Фихте развил его тезисы до логических следствий — онтологически самоустанавливающегося самосознания), — ограничивает эту идеальную активность обязательным сопряжением с ее чувственной сертификацией.
Трансцендентальная идея — это такое необходимое понятие разума, для которого в чувствах не может быть дан никакой адекватный предмет. Они возникают как интегральное выражение общей синтезирующей способности мышления, приводящей многообразие чувственного опыта к единству. Трансцендентальные идеи, таким образом, даны природой самого разума, составляя канон для рассудка.
Собственно, Кант был одним из тех философов, кто в полной мере осознал сложность проблемы определения безусловного как той сферы [32] мышления, в которой полагается предельные значения. Ведь определение безусловного уже будет наделением пределом, что превращает безусловное в условное. Из этого следует, что «объективная дедукция этих трансцендентальных идей в отличие от дедукции категорий невозможна». В самом деле, эти идеи не имеют отношения ни к какому объекту, который мог бы дан адекватно им, именно потому, что они суть только идеи.
Кант выделял три класса трансцендентальных идей: первый содержит в себе абсолютное единство мыслящего субъекта, второй – абсолютное единство ряда условий явления, а третий – абсолютное единство условий всех предметов мышления вообще. По-иному: предельные значения субъекта, объекта и Бога.
Эти идеи безусловны, потому что полагаются нами как самоочевидные для нашего умозрения (так сказать, «мысленного видения») — то есть, говоря словами Декарта, они ясны и отчетливы, но все же есть результат субъективного полагания. Человеческому мышлению, считал Кант, свойственна естественная склонность к бытийному полаганию, субстанциализации этих идей — предельных значений, игнорирование того, что они не обладают объективной реальностью и содержат в себе только форму мышления.
Именно тогда и возникают, по мнению Канта, «умствующие заключения» (софистика самого чистого разума) — умозаключения, которые не содержат в себе никаких эмпирических посылок, но обладают неизбежной самоочевидностью для нашего умозрения (поскольку мы сами их «положили» — установили и уверовали). Речь идет о «трансцендентальных паралогизмах», «идеалах чистого разума», но прежде всего о знаменитых кантовских «антиномиях».
Сами антиномии являются следствиями разных трансцендентальных идей, разных полаганий предельных значений. Относясь к предельным значениям как к неизбежному злу, Кант все же предполагал, что эти идеи имеют полезное и целесообразное назначение в естественном складе нашего разума. Их следует интерпретировать как только эвристические средства, а не «показывающие» понятия. Они не показывают нам, какими свойствами обладает предмет, а указывает, как мы должны, руководствуясь им, выявлять свойства и связи предметов опыта вообще.
Таким образом, хотя природу нашего разума изменить нельзя, и он также будет продуцировать трансцендентальные идеи (предельные значения), [33] мы можем, считал Кант, избежать хотя бы их бытийного полагания, найти им применение в качестве рефлексивно используемых регулятивных принципов, посредством которых можно вносить систематическое единство в многоообразие содержания эмпирического познания. Тем самым Кант ограничивал разум — ведь если разум хочет быть самостоятельным, хочет черпать истину в себе самом и из самого себя, он становится трансцендентным, он перелетает за пределы опыта, потому что ему не достает другой его составной части — чувственного содержания, и он порождает тогда голые домыслы. Разум поэтому не конститутивен, а регулятивен в процессе познания; он есть единство и правило для чувственного многообразия. Лишь в практической области разум конститутивен.
То, в чем Кант отказал разуму в теории, он дал ему в практическо-моральной сфере. Именно здесь разум выступает как законодательствующий разум — законом, который он дает себе, служит нравственный закон. Тем самым Кант теоретически легализовал индивидуализм как аутентичную, по его мнению, форму человеческого существования. Для этого он обратился к анализу природы воли и человеческой свободы.
В философии Канта имеются по крайней мере четыре понятия свободы. Первое — это обыденное ее понимание. Это свобода как способность к произволу в повседневном мире — «делаю все, что захочу либо ничего не делаю». Схоласты называли это полной свободой выбора, объясняя ею появление зла среди людей. Это, как полагал Кант, свобода в негативном смысле, которая и является причиной безнравственных поступков. Вторая и третья трактовки свободы связаны с кантовским разделением мира на сферы «вещей для нас» и сферы «вещей самих по себе». Для мира явлений характерен безусловный детерминизм. Свобода здесь может существовать только как «осознанная необходимость», наподобие «свободы» человека, который признает и приемлет факт своей внешней зависимости. Рассматривал Кант и свободу в умопостигаемом мире вещей самих по себе. Ее аналогом является «свободная необходимость» субстанции, то есть некая самопричинная и самоформирующаяся закономерность, которая гипотетична и непознаваема теоретическими средствами, но может быть «вычислена» человеком по аналогии со своей внутренней «спонтанностью-детерминацией». Свобода и долг в душе человека — это свидетельство о космологической свободе в мире, не ограниченном условиями и рамками человеческого познания.
[34]
И, наконец, четвертое, собственно аутентичное для трансцендентализма, понимание свободы. Свободу, полагал Кант, следует считать особой и имманентной способностью человеческого сознания. Оно присуще только разуму в его волении, когда последнее направлено на умопостигаемый мир. Другими словами, разум начинает быть свободным, если он усилием воли переключает свое внимание с фиксации внешних детерминаций и привязанности к чувственным предметам на свой «внутренний», мысленный мир. Конечно, это переключение не одномоментный акт — речь идет скорее о самотреннинге разума, в ходе которого он рефлексивно исследует свою структуру, свои источники и возможности, осознанно владеет своими возможностями полагания-устанавливания себе своих значений.
Разум, таким образом, сам является источником регулятивных правил, упорядочивающих его представления о мире — в том числе и значения рядов причинно-следственных связей. Человеку следует уяснить, считал Кант, что его разум сам вносит «причинность» как регулятивное правило упорядочивания, категорию рассудка, схему, посредством которой мы «схватываем» именно данный аспект мира.
Разумеется, это не означает, что каждый человек, узнав эту идею, становится свободным — ведь наш разум творит «причинность» не из прихоти, а из необоримого давления чувственных условий человеческого бытия — это является условием нашего опыта или существования. Однако человек, как существо, обладающее самосознанием, имеет внутреннюю духовную свободу — он волен сам формировать свой образ, свое мышление, наклонности, свои цели. У себя — в духе, в мышлении — он демиург своей судьбы.
Несомненно, его ограничивают внешние социоматериальные условия, однако в нравственной сфере он может себя проявить как свободное существо (если, конечно, обладает мужеством воли и настойчивостью характера). Только в качестве морального существа человек обладает в самом себе нравственным законом, принципом которого служит свобода и автономия воли, ибо человек есть абсолютная спонтанность.
Но каково содержание нравственного закона, которым, по мнению Канта, должен руководствоваться человек, чтобы осознавать себя как свободное и самостоятельное существо? Вовсе не самоусмотрение и индивидуальная суверенность являются, как казалось, следует из понимания свободы Кантом, содержанием предлагаемого им нравственного закона. Напротив, требования [35] общественного усмотрения и общеупотребительности или долга, лежат в основании категорического императива Канта: «действуй согласно таким максимам, которые способны стать всеобщими законами». Причем предполагается, что человек выполняет эти максимы не из-за их содержания, а лишь потому, что их следует выполнять и это «следует», должно быть, его органичной внутренней потребностью. Одним словом, свобода, прекрасно описанная Кантом, как возможность и человеческая способность, воплощена у него в малопривлекательный (хотя, вероятно, и общеполезный) категорический императив.
И, наконец, после разрушения многих догм и устанавливаний прежней метафизики и религии. Кант считает, что человеку все равно нужны определенные руководящие, прагматистские идеи. Некоторые регулятивные принципы для своей деятельности он должен принять в качестве необходимо-полезных для самоорганизации своего опыта, своей жизни. Это три постулата практического разума: а) постулат свободной воли, означающий человеческую уверенность в том, что он имеет самоопределяющуюся волю и право выбора; б) постулат бессмертия души, означающий человеческую уверенность в том, что он может ставить себе цели, нравственные заповеди, которые он сумеет реализовать — ибо времени для души не существует и она может бесконечно самосовершенствоваться; в) постулат Бога, означающий человеческую уверенность в наличии объективно-высшего начала, которое сакрализует содержание человеческой нравственности и гарантирует разумность мироздания.
Классичность Канта, на наш взгляд, заключается в том, что он впервые философски осознанно концептуализировал новое фундаментальное, или онтологическое, цивилизационное состояние продвинутой части человечества в лице Запада, которое впервые в истории в результате «второй неолитической революции» (индустриализации, техногенного общества) радикально самообособилось от природы в виде особой самодостаточной сферы. До того люди были привязаны к земле, зависели от климатических циклов, ибо «производство» было в основе своей природным процессом роста сельскохозяйственных растений, животных, где человек мог вносить лишь улучшения и оптимизации. Промышленное производство, где люди действительно сами производят и все зависит от их интеллекта и рабочего времени, автономизирует и резко динамизирует человеческую сферу. Собственно в последние 3-4 столетия и появляется по-настоящему новый homo sapiens — как самостоятельная онтологическая сила.
[36]
Это-то обстояние дел и выразил Кант в своей первоначально узко-гносеологической концепции, разросшейся, в конце концов, до «Антропологии с прагматической точки зрения». «Трансцендентальный мир» и концептуализирует современную (с Нового времени) сферу человека со своими новыми качественными основаниями, резко противостоящую остальному природному окружению. Человеку вполне хватает его собственного мира. Впрочем, даже если он и захотел бы выйти за его рамки, он этого сделать не в состоянии: основное смысловое пространство его реальности определяется его же исходным исполнением.
Добавить комментарий