«Мир прекрасного духа»: эстетика в перспективе трансцендентализма И.Г.Фихте

Тема настоящего исследования обширна. И широта ее определяется не количеством каких-либо печатных единиц, а содержательностью и многомерностью своих составляющих. С точки зрения страниц, чернил и количества знаков перед нами достаточно ограниченный и подчеркнуто фрагментарный набор чернового материала, оставленного в виде лекций и заметок на полях. С точки зрения очерченной проблематики и намеченных горизонтов мы оказываемся словно бы в загадочной точке пересечения противоречий. Уже при первом приближении краткие эстетические cogitationes Фихте производят впечатление, будто бы именно здесь где-то на полпути между Кантом, Шиллером и Шеллингом было тематизировано все то, что так или иначе составило круг в рамках философского дискурса об искусстве и характере эстетики как дисциплины философии на всем протяжении последующей истории философии.

Тексты.

Однако в начале несколько слов о текстологической стороне нашей работы. Рассуждения на тему эстетики в целом не характерны для Фихте. На этой основе некоторые исследователи даже высказывали мнение, что «ни Кант, ни Фихте не рассматривали сферу эстетического» [1, С. 164]. Достаточно часто можно встретить также характеристику философии Фихте как формы этикоцетризма, вычеркивающего полностью концепты искусства и красоты. Например, Р.Гайм писал в связи с Шеллингом: «Вообще можно сказать, что здесь обнаруживаются такие эстетические влечения (у Шеллинга — В.К.), которых было не в состоянии удовлетворить учение Фихте своим абстрактным морализмом и стремлением к беспредельной свободе» [2, С. 532]. Такой взгляд представляется неадекватным не только выдвинутому Фихте понятию философии, но и его текстам. Конечно, законченных эстетических сочинений мы в данном случае не найдем, однако именно Фихте первый в истории философии дал характеристику эстетике как философской науке и именно он впервые определил место эстетики как науки в системе общей философии. Также, видимо, именно с Фихте начинается тенденция к переориентации проблематики эстетики на сферу искусства и таким образом постепенное формирование эстетики как философии искусства. В основу этих выводов могут быть положены лекции, прочитанные Фихте в Йене в период между 1796-99 гг., и получившие в истории философии название «Wissenschaftslehre nova methodo». Этот текст имеет в свою очередь и «выходы» на другие отчасти самим Фихте опубликованные произведения. В частности, на важнейший его трактат 1798 г. «Система учения о нравах согласно принципам наукоучения», в котором нас непосредственно интересует §31, а также ряд таких его работ как «Об оживлении и повышении чистого интереса к истине» и «О различии духа и буквы философии». Также в отношении интересующей нас проблематики эстетического связь с последним текстом имеет и программная статья Фихте «О понятии наукоучения». Не менее важны краткие размышления Фихте об искусстве в четверной лекции из цикла «Основные черты современной эпохи» — лекции, прочитанные им в Берлине зимой 1805-06 гг., которых мы вкратце коснемся. Однако проблематика статуса и предмета эстетики — темы, поднятые впервые именно Фихте — в данном случае лишь одна сторона вопроса 1. Гораздо важнее то, что характер философии (своей в особенности) понимается Фихте исходя из учения Канта о гении и способности суждения. Именно эстетика Канта сформировала фихтевское видение философии, ее особое понимание как ars philosophandi. Философия, поэтому, понимается Фихте из горизонта эстетики Канта как искусство гения.

Место эстетики в системе философии. Ее предмет.

Ни в «Основе общего наукоучения», ни в изложении наукоучения за 1804 год нет упоминания о чем-то, связанном с эстетикой. Лишь в так называемом «Wissenschaftslehre nova methodo» — лекциях прочитанных в 1796/97, 1797/98, 1798/99 годах есть небольшой раздел, посвященный интересующему нас вопросу. Фрагмент относится к 1799 г. и им общий курс лекций завершается. Раздел же как таковой говорит о необходимых частях, выводимых из наукоучения. В доступном нам английском переводе это называется subdivisions of the Wissenschaftslehre. То есть существует некоторое общее наукоучение, которая дает экспликацию только лишь наиболее общим законам, законам необходимым для каждой сферы деятельности Я. Помимо этого Фихте допускает и частные законы и понятия, определение которым дает соответствующая частная дисциплина наукоучения («поднаука»). При этом подчеркивается, что «Основания содержат только лишь базовые понятия, т.е. не все, что происходит в сознании. <...> Тем не менее, единственно лишь с помощью анализа базовых понятий Оснований должно быть возможным открыть все то, что содержится в сознании. Только лишь через этот анализ можно продвигаться от Оснований к частной науке» [6] 2. Под «Основаниями» в данном случае предлагается понимать не работу «Grundlage der gesammten Wissenschaftslehre», а первые принципы наукоучения, изложенные также и в курсе Wissenschaftslehre nova methodo. И уже из этого фрагмента очевиден предмет философии как таковой: это то, что в статье «О понятии наукоучения» называется система человеческого знания, которая преднаходится в самом человеческом духе, почему в работе «О различии духа и буквы в философии» 3 и возможно найти такие слова: «Материал всей философии есть сам человеческий дух, во всех его отправлениях, делах и способах действия; лишь после исчерпания этих способов действия философия есть наукоучение. Философ наблюдает человеческий дух в его отправлениях, удерживает его и фиксирует то, что в нем изменяется и преходит. Он схватывает его способы действия» [3, С. 326]. Таким образом, предметом эстетики и философии как таковой будет для Фихте то, что можно называть сознанием, и именно аналитика сознания составит ее стержень. Фихте при этом постоянно подчеркивал, что это не что иное как правильно понятое кантианство, или трансцендентальная философия, дающая представление представления и в этом смысле рефлексирующая не по способу обыденного рассудка. Трансцендентальная философия дает не картину объектов познания, но есть «систематическая история человеческого духа в его всеобщих способах действия» [Там же, С. 338].

Частями, или частными науками этой общей трансцендентальной философии являются, во-первых, теоретическое и практическое наукоучение, между которыми располагается т.н. «реальная философия» в виде науки о праве и философии религии. Эстетика, понятая Фихте как по форме трансцендентальная философия, есть «главная часть Wissenschaftslehre и {в этом отношении} противоположная всей {прежде описанной} философии, которую можно назвать "реальной философией"» [6]. Предметом эстетики, согласно общему взгляду Фихте на философию, является «эстетический способ видения вещей» — эстетика занимается его дескрипцией и утверждает в итоге эстетические правила. На этой эстетической точке видения мира неосознанно для себя стоит то, что Фихте называет «прекрасным духом». Прекрасный дух есть дух эстетического художника и, видимо, предстает по большей части в искусстве. Таким образом, эстетика как аналитика эстетического взгляда на мир есть аналитика видения мира через искусство, которое теперь начинает входить в поле рассмотрения эстетики как то, в чем прекрасное наиболее явно представлено. Это безусловный шаг в сторону понимания эстетики как философской науки об искусстве и красоте в искусстве — подходу, оказавшемуся наиболее сильно представленным в эстетике немецкого классического идеализма и эстетике раннего романтизма.

Однако сама эстетика уже со стороны своего материала занимает промежуточное положение между теоретической и практической философии. Здесь надо напомнить, что Фихте в Wissenschaftslehre nova methodo под теоретической философией понимает «философию мира», совпадающую с философией познания»: «Полная экспликация мира и описание того, каким образом, то, что было открыто (мир — В.К.), определено всеми законами мышления конституирует теоретическое наукоучение, или наукоучение о познании (в кантовском смысле) [6]. Предметом теоретического наукоучения является мир (природа) как он дан в нашем сознании. Теоретическая философия объясняет, как мир есть для нас. Заканчивается теоретическая философия кругом эмпирических наук. В противоположность этому практическое наукоучение говорит о мире как он должен быть. «Когда следят только лишь за тем, что является всеобщим, то возникает практическое Наукоучение, которое становится <...> этикой в собственном смысле слова. То есть практическое есть действие как таковое, но действие ведь постоянно присутствует в Основаниях, поскольку весь этот механизм разума основан на действии; следовательно, специфически практическое наукоучение может быть только этикой. Этика объясняет, каким должен быть мир, сконструированный рациональными существами, и результат этого (сконструированный мир — В.К) есть нечто идеальное — в той мере, в какой идеальное может быть результатом, поскольку это не то, что может быть схвачено в понятиях. В противоположность этому теоретическое наукоучение объясняет, каким образом мир есть, и результат его — чисто эмпирическая наука» [6]. Обе эти части наукоучения, между которыми располагается реальная «философия постулатов» (теория права и философия религии), стоят на трансцендентальной точке зрения. Первая — поскольку имеет дело не с голым бытием, а с актом познания и с тем, что в нас самих, а вторая — поскольку имеет отношение не к Я как к индивидуальности, а рассматривает разум как таковой в его индивидуации. И здесь у Фихте возникает затруднение, которое и заставляет его ввести эстетику как часть философии.

«Мир прекрасного духа»

Оказывается, что вся философия стоит на трансцендентальной точке зрения, с которой она взирает на точку зрения обычную, или обыденную. Эти две точке зрения полностью противоположны друг другу: «на трансцендентальной точке зрения мир делается (wird gemacht), на общей он дан» [5, С. 336]. С трансцендентальной точки зрения исследующее Я наблюдает Я, занимающее обыденную точку зрения, и оно не желает становиться воплощением жизни (реальной), хотя и описывает ее. Но ведь философ также есть человек (Я, занимающее обыденную точку зрения), как тогда он может возвести себя на точку зрения трансцендентальную? Как человек может возвести себя на нечеловеческую точку зрения трансцендентализма? Очевидно, он делает это не как человек, а как спекулятивный философ. Это вызывает вопрос о возможности философии вообще: каким образом происходит переход к трансцендентальной философии? В соответствии с общими принципами наукоучения для перехода от одно к другому должен быть «средний термин», что по-английски хорошо передается как «midpoint». И если уже доказано, что трансцендентальная философия существует, то значит, должен существовать и искомый средний термин. «Эта средняя точка — эстетика. <...> С эстетической точки зрения мир оказывается данным так, как если бы мы произвели его и производим» [6]. Однако Фихте здесь отличает «эстетическое чувство» и «эстетическую точку зрения» от самой эстетики. Эстетика — именно часть (особая часть) трансцендентальной философии, расположенная между теоретическим и практическим наукоучением в виду особенностей своей предметности (материальной составляющей): понятие мира есть теоретическое понятие, однако тот способ, каким мир должен быть сделан, лежит в нас самих и носит практический характер. Эстетика — теоретико-практическая дисциплина, при том, что она не совпадает ни с теорией, ни с практикой. Как сказано, это обусловлено ее предметом — «эстетическим чувством», или «эстетической точкой зрения», описание которой дает эстетика. Что же есть мир с эстетической точки зрения, на которой неосознанно стоит «прекрасный дух»? Отчасти в вышеприведенной формуле «на трансцендентальной точке зрения мир делается (wird gemacht), на общей он дан» ответ на этот вопрос уже есть, однако тут требуется еще небольшое дополнение. Для обыденной точки зрения (обычного человека) мир есть результат насилия, или принуждения. Это сплошная необходимость. «Например, каждую фигуру в пространстве следует рассматривать как ограничение соседними телами...» [5, C. 337]. Кто видит мир таким образом, «тот видит лишь искривленные, сплющенные, ужасные формы, он видит безобразность» [Там же]. Это же распространяется и на сферу mundus intelligibilis: человек, понимающий нравственный закон ка нечто чуждое для себя, как нечто подавляющее его волю — относится к нему рабски. В противовес этому эстетическое отношение к миру состоит в том, что «Прекрасный дух видит все с прекрасной стороны; он видит все свободным и живым» [Там же]. Для эстетика мир свободен. Прекрасный дух — это именно человек искусства, поэтому эстетическое созерцание художника, поэта, музыканта есть некое неосознаваемое состояние свободы, особый modus vivendi сознания. Но мир прекрасного духа — это, поясняет Фихте, мир, расположенный в человечности. Поэтому искусство вводит человека внутрь самого себя и готовит его к осуществлению своей автономности как конечной цели разума. Таким образом, эстетическое чувство, не будучи добродетелью, т.е. не сливаясь с этикой и так сохраняя свою автономию, есть «подготовка к добродетели, оно готовит ему почву, и если вступает моральность, то она видит половину работы, освобождение от пут чувственности, уже законченной» [Там же]. Вот почему эстетическое образование, связанное с образованием целостного человека в объединении всех его способностей оказывается необходимой ступенью на пути осуществления цели разума — свободно установить все жизненные отношения в соответствии с самим собой. И видимо, поэтому в «Речах к немецкой нации» Фихте писал, в частности, следующее: «Самым предпочтительным средством ввести мышление, начавшееся в индивидуальной жизни, в общую жизнь является поэзия; она, таким образом, вторая основная ветвь духовного образования народа. Уже мыслитель непосредственно есть поэт, когда он обозначает свою мысль в языке...» [4, С. 135]. При этом Фихте подчеркивает, что эстетическое чувство, позволяющее созерцать мир человечности и свободы, само не есть результат свободы: «Эстетический способ видения мир — естественный и инстинктивный, он не зависит от свободы» [6] — ведь оно (эстетическое) не основано на понятиях. Поэтому никому невозможно поручить заботу об эстетическом образовании, а возможно только лишь выставить негативную максиму не распространять безвкусицу и не пытаться сделать против природы себя художником, поскольку истинно только то, что поэтом родятся. А для истинных художников допустимо лишь, чтобы они служили не людям, а самому догу, чтобы забыв все, они стремились осуществить идеал. Как в таком случае все-таки актуально возможно эстетическое образование — это, конечно, здесь проблема. Ведь гения воспитать невозможно. И истинное искусство есть только искусство гения. Эстетическое образование должно носить всеобщий характер при том, что гении не все, но как-то для осуществления цели разума ими стать должны. Тут кроется трудность и основной парадокс педагогической концепции Фихте в целом: его философия — это философия исключительных людей, гениев. Все по определению не могут быть таковыми. Однако его педагогика, тесно завязанная на философии истории, диктует необходимость воспитания всех в качестве гениев. Как же это возможно и возможно ли вообще? Это вопрос, кстати, поставленный И.Г.Гербартом, указавшим на совершенную неприменимость фихтевской философии в сфере народного воспитания.

Ars philosophandi sive vitae rationalis.

Однако требованием гениальности проникнута не только эстетико-педагогическая концепция Фихте, но и в целом вся его философия. Фихте, по сути, еще до Шеллинга установил самые тесные отношения между философией искусством, выставив тот императив, что философ, даже если он и не поэт, необходимо должен обладать эстетическом чувством, т.е. духом. Путь в трансцендентальную философию, как и путь к блаженной жизни человечества, лежит, таким образом, через искусство. И это то, что непосредственно вытекает из тезиса, что эстетическое чувство это среднее между обычной и трансцендентальной точкой зрения. В лекциях «О различии духа и буквы философии» Фихте дает интереснейшее определение слову «дух». Это «способность поднимать до сознания идеи, представлять идеалы» [3, С. 317]. Указывается также иерархия идей — высшей оказывается идея нравственного совершенства. Поэтому человек, не созерцающий высшие нравственные идеи (в себе самом), не может их изображать и быть художником. И воспринять это представление духа может также только дух. Для бездуховного существа все лишь мертвое тело. Этот дух от взаимодействия с другим духом побуждается к аналогичной творческой деятельности. То есть гения понимает только гений. Все остальные лишь бездуховные подражатели. И «Посредством этой борьбы духовных существ с духовными существами все больше развивается дух в человеческом роде, и весь род становится духовнее» [3, С. 320]. Принципиально, что предметом лекций о духе и букве в философии является доказательство того, что дух, который Фихте в работе «О понятии наукоучения» прямо называет гениальностью, есть необходимое условие философствования. Философия сосредоточена на созерцании глубины человеческого духа, поэтому тот, кто, философствуя, такового созерцания не имеет, философствует о ничто, т.е. оказывается лишь жалким подражателем буквы философии. Фихте также дает демонстрацию то, что в деле философского познания философа направляет особая способность — его гений, или чувство истины, или особый настрой философствующей способности суждения. Поэтому даже если философ и не поэт, но он должен быть оживлен духом поэзии. Философия как дело исключительно гениальности, как prima scientia, оказывается в теснейшей связи с искусством. Представляется, что таковой подход стал возможен для Фихте путем переосмысления кантовской эстетики. Думается, что именно Фихте впервые увидел все кантовскую философию как бы «из третьей критики». Поэтому обстоятельное исследование на тему понятия гениальности в философии Канта и Фихте настойчиво требует своего появления.

Таким образом, философия Фихте может быть прочитана как эстетическая не столько по степени представленности в ней эстетической проблематики как таковой, сколько по общему своему настрою как искусство философствования. Фихте не дал развернутой эстетической теории, но он открыл возможный способ философствования в смысле особого искусства. Именно он «отдал» искусство эстетике и превратил ее в необходимую составляющую философского дискурса, сделал эстетическое неотъемлемым качеством человечности.

Опубликовано: Studia Culturae, 2014. — № 20. — С. 123-132.