В мире, играющем по правилам времени, ничего вечного найти не удается. Здесь все имеет свое начало и свой конец, рождается однажды и когда-нибудь непременно умирает. Но среди образов, созданных человеческой фантазией, вечные сущности встречаются довольно часто. Пытаясь понять «бытие и время», люди создают модели иных логически возможных миров, как бы задаваясь вопросом «а что будет, если…?» Допустим: а что будет, если для некоторого Х смерти не будет?
Наиболее известный из «вечных» персонажей — бог-творец в его христианской версии — стал уже слишком рафинированным в результате почти двухтысячелетних усилий философской мысли. Поэтому мне бы хотелось обратиться к другому, менее заметному, почти забытому, но всем с детства известному персонажу русских сказок, которому, как и богу, приписывается свойство быть бессмертным — к Кащею. Этот бессмертный, на мой взгляд, интересен тем, что он, с одной стороны, ближе нам, чем Господь, он существо земное, грязное и тем похожее на нас. А с другой стороны, возможно, что по «возрасту» он гораздо старше христианского бога, а значит — дальше от нас и менее нами продуман. Если допустимо провести такую аналогию, то русский Кащей подобен в греческой мифологии хтоническим чудовищам, титанам, с которыми борется Зевс руками героев-полубогов, вроде Геракла. Вся же видимая разница проистекает из того, что образ Кащея приходит к нам уже не из мифа, но из сказки, а, следовательно, в более приземленном и, так сказать, очеловеченном виде. Кащей, конечно, существо потустороннее, но никак не сверхестественное. За исключением некоего таинственного свойства — бессмертия, — он очень похож на нас: это человек, но высушенный своим бытием до скелета, до кости. Но самое интересное заключается в том, что, несмотря на свою бессмертность, он все-таки умирает. Как это возможно? И что означает смерть бессмертного существа?
По сюжету сказки, как всем известно, смерть кащеева находится в яйце, а то яйцо — в ларце, а ларец — под дубом, за морем-океаном. Чтобы до дуба того добраться, Ивану-царевичу приходится перейти по щуке море-океан — глубь бездонную, как говорит сказка. Для героя пройти над бездной — это испытание, так же как, впрочем, и для нас. В эту бездну нельзя заглядывать, так же как нельзя смотреть вниз канатоходцу, идущему по канату, потому что там, в бездонности, есть некая сила, которая нас к себе притягивает и неосторожных может поглотить. Это известно, но порой мы не можем побороть искушения и как завороженные стоим на краю, заглядывая в пропасть или просто глядя с моста на бегущую воду, ощущая силу странного притяжения. Что это? Как имя этой силы?
Эта сила, конечно же, не любовь и не голод, хоть и они способны притягивать, потому как в бездне нет ничего, что можно было бы любить или что утолило бы голод. Бездна — безвидность, ничто, не-бытие, в конце концов, просто смерть, которая может в любой момент разверзнуться у нас под ногами. Но сила, которая тянет нас в бездну, не есть сама смерть: она сама не имеет силы, она всего лишь то, что нас всегда ждет. Имя этой силы — Страх, страх смерти, страх вообще, ибо любой страх в пределе есть страх смерти. Кто стоял на краю пропасти, тот знает, что победить страх не значит — прыгнуть в бездну, подчиниться притягивающей силе, но значит — суметь пройти по краю — над этой пропастью. Победить страх — суметь вынести его, ему не подчинившись, а это значит — жить с полным сознанием того, что ты смертен.
Но вернемся к сказке. Благополучно добыв яйцо, Иван-царевич возвращается на эту сторону моря-океана и встречается с Кащеем. Увидев свою смерть в чужих руках и, естественно, умирать не желая, Кащей начинает торговаться. Он предлагает Ивану безграничную власть над миром, по сути, не много ни мало, он предлагает поделиться с ним бессмертием. Но Иван-царевич отказывается, давит в руке яйцо и Кащей Бессмертный умирает. Убийство, согласитесь, поступок ужасный и на первый взгляд совершенно бессмысленный. Ведь смерть Кащея уже в твоих руках: зачем же убивать, если можно воспользоваться таким интересным предложением? Это представляется нелогичным или даже абсурдным, но попробуем подойти к сказке с позиции «презумпции осмысленности» и услышать то, что она хочет нам сказать.
Итак, главное действие Ивана-царевича, главное его испытание заключено в том яйце с кащеевой смертью, которое можно раздавить, а можно и сохранить. Иван-царевич убивает Кащея потому, что он сам не хочет и не должен становиться бессмертным. Я имею в виду, что причина тут не в мести и не в желании царствовать единолично. Ивану-царевичу, как и нам, обычным людям, жизнь отнюдь не гарантирована. Гарантий своего бытия мы можем желать, к поискам таковых нас толкает именно Страх, но мы никогда не можем их получить. Смерть как бездна, как ничто, может подстерегать нас на каждом шагу. Но вот Ивану такой шанс — иметь твердую гарантию бытия — предоставляется. Мы бы, пожалуй, от него не отказались, а он отказывается. Так что же, он не Иван-царевич, а Иван-дурак?
Получив яйцо со смертью, он получает гарантию вечной жизни и безграничной власти — до тех пор, пока он хранит это яйцо. Заполучив кащееву смерть, он сам становится бессмертным, ведь смерть-то одна, а значит это и его смерть и его — бессмертие. Ведь суть кащеева бессмертия не в нем самом как особом существе, не в том, что его нельзя убить. Он бессмертен потому, что Смерть, которая Ничто и всюду, стала для него Чем-то — вот этим самым яйцом. Ничто в мире ему больше не угрожает, никаких бездн для него не существует, его жизнь гарантирована ему — до тех пор, пока цело это яйцо. Бояться нечего, мир перестает быть страшным, но, парадоксальным образом, страх остается непобедимым. Потому что такого рода бессмертное существо приковано к собственному бессмертию и обречено на постоянный страх, что когда-нибудь найдется такой дурак, который предпочтет смертную жизнь бессмертному усыханию и, раздавив яйцо, отпустит смерть на свободу.
И такой находится. Он не подчиняется Страху и отказывается от гарантии. Таким образом, если мы поверим сказке, то увидим, что принимая свою смертность, а тем самым и страх смерти, человек теряет всякие гарантии, но приобретает жизнь и самого себя. А иногда, пусть даже только в сказке, — и прекрасную царевну.
Добавить комментарий