Социальная философия В.С.Соловьева

[216]

Социально-политические искания В.С. Соловьёва затрагивали широкий круг проблем. Его интересовали как конкретные вопросы преобразования российского общества, так и кардинальные проблемы развития человечества. Талант публициста, писавшего по насущным социальным и политическим темам, органично соединялся в нем с мастерством метафизика, разрабатывающего стройную систему философских аргументов. Социальные воззрения философа оригинальны, и их нельзя однозначно отнести к какому-либо идейно-политическому направлению. «Как политик и публицист, Соловьёв не может быть назван ни социалистом, ни индивидуалистом, ни консерватором, ни либералом, потому, что он видит правду в каждом из этих противоположных направлений и пытается объединить их в органическом синтезе», — писал Е.Н. Трубецкой 1. В своих работах Соловьёв критиковал социализм и либерализм, как односторонние учения, не отражающие истинных, духовных задач и целей развития человечества, не способные выразить противоречивость природного и духовного бытия личности. Критике подвергался и отечественный консерватизм за непонимание важности для России общечеловеческого социально-нравственного прогресса, ценности личных прав и свобод. Хотя политические взгляды Соловьёва в разные периоды жизни [217] изменялись, однако он оставался безусловным противником реакционной политики Александра III и К.П. Победоносцева, приветствовал реформы Александра II, выступал сторонником предоставления всем широких и равных прав (свободы личности, слова, совести, неприкосновенности личности). При всей своей религиозности Соловьёв был далек от клерикализма и выступал за веротерпимость и универсализм религии, ее связь с умственным просвещением и общественным прогрессом. В своих социальных исследованиях Соловьёв следовал органическому методу, суть которого заключалась в раскрытии единства различных форм социального бытия, исключении абсолютизации отдельных сфер культуры. Эти сферы им понимались в контексте высших нравственно-религиозных ценностей. «Безнравственно по существу всякое практическое утверждение чего-либо вне его должной связи или соотношения со всем. Так, когда частная, обусловленная и потому зависимая деятельность утверждается сама по себе, как, безусловно, самостоятельная и целая жизненная сфера, то такое утверждение, будучи в теории ложным, на деле безнравственно и может порождать только бедствия и грехи», — писал он 2. Органический метод Соловьёва был связан с историзмом, стремлением в прошлом найти объяснение развитию социальных процессов, на основе синтеза истории, социологии и философии осуществить всесторонний анализ культурной истории человечества. Важнейшей теоретической задачей Соловьёва была разработка христианской социальной философии. Обоснованию актуальности христианского вероучения в новых исторических условиях были посвящены сочинения «Оправдание добра», «Чтения о богочеловечестве», «Нравственность и право», «Духовные основы жизни», «История и будущность теократии», «Великий спор и христианская политика», «Россия и Вселенская церковь», а также последняя книга «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории». Развернутая в этих трудах концепция, являясь отражением философских и религиозно-нравственных убеждений мыслителя, в то же время преследовала и вполне практические цели: преодоления себялюбия и эгоизма в обществе, осуществление христианских идеалов в сфере политики, права и хозяйства. Нравственно-религиозный критерий позволял ему выявить истинность и справедливость социальных отношений, оправдать либо осудить их. Согласно Соловьёву, всякий общественный союз возникает на базе нравственного принципа предшествующего ему союза. Добро или высшее благо, абсолютно сущее — образующее и направляющее начало исторического процесса. «Внутренние основы добра в человеке не зависят сами по себе от формы общества». Предмет человеческой воли — в ее чистом содержании составляет общественное (объективное) благо, моментами которого выступают формальное (материальное) благо, абсолютное существование и справедливость. Из стремления человека к объективному благу проистекают все формы общественных союзов. Так из стремления к формальным благам возникает государство, из влечения к вечной [218] жизни —духовное общество, а из стремления к справедливости — право. Соловьёв стремится обосновать наличие реальной духовной основы общества, видя ее в неизбежности осуществления нравственной организации человечества — Богочеловечестве. В учении о Богочеловечестве Соловьёва преодолевает с одной стороны крайности социализма, утверждающего первичность общественного бытия, социальных и материальных ценностей, а с другой стороны, либерализма, придающего личности абсолютное значение. Он отмечал, что субъектом исторического развития является действительный, хотя и собирательный организм, человечество как целое является единством, обладающим более высокой и значимой реальностью, нежели нация и государство. Процесс совершенствования человека лежит в основе процесса собирания вселенной, восхождения к всеединству: от минерального царства к растительному, от него к животному, затем наступает природно-человеческое царство, наконец, царство духовно-человеческое. В человечестве личность и общество образуют духовное единство. Личность есть полнота, но для завершения этой полноты она нуждается в обществе. Общество есть полнота, но завершение этой полноты заключено в человечестве. «Общество есть дополненная или расширенная личность, а личность — сжатое, или сосредоточенное, общество» 3. Истинные социальные отношения, согласно Соловьёву, должны быть построены по принципу сочетания — сизигии. Он пишет: «Не подчиняться своей общественной сфере и не господствовать над нею, а быть с нею в любовном взаимодействии, служить для нее деятельным, оплодотворяющим началом движения и находить в ней полноту жизненных условий и возможностей — таково отношение истинной человеческой индивидуальности не только к своей ближайшей социальной среде, к своему народу, но и ко всему человечеству» 4. Соловьёв выделяет три ступени развития человечества. Первая — экономическая — начинается с семьи, где преобладают материальные потребности. Следующая — политическая: общение всех индивидуумов между собой и самая высокая ступень — духовное общение, то есть церковь. В трансформации социальных целей существует последовательность, проявляемая в переходе от целей природных, материальных к целям цивилизационным и далее к духовным целям. Общественный прогресс все интенсивнее проявляет духовные и нравственные начала в государстве, праве и хозяйственной жизни. Жизнь всякого разумного общества, согласно Соловьёву, определена тремя главными условиями. Во-первых, необходимостью обеспечивать свое материальное существование — жить естественной жизнью. Во-вторых, потребностью в средствах для развития, вырабатываемой городской цивилизацией, создающей искусственную жизнь общества. И, наконец, стремлением к достижению высшей цели, что подразумевает существование духовной жизни. В соответствии с данными условиями общество состоит из трех классов: сельского, городского и класса людей, занятых духовной деятельностью (общественных деятелей и [219] вождей народа). В целом в историческом прогрессе проявляется действие общего закона универсализации: первоначальное родовое единство, сохранившееся в семье, уступает свое месте национальному государству, которое в последующем сменяется всемирностью.

Социология Соловьёва исходит из утверждения ценности свободной личности и ее достоинства. «Принцип человеческого достоинства, или безусловное значение каждого лица, в силу чего общество определяется как внутреннее, свободное согласие всех, — вот единственная нравственная норма» 5. Сущность свободы заключена в добровольном выборе человеком божественной цели, по отношению к которой, даже свобода играет подчиненную роль. Она «не определяет цель», а только выражает «способ действия», играет роль средства для ее осуществления. Внутренняя свобода, то есть добровольное и сознательное предпочтение добра злу во всем, есть главное принципиальное условие всякого добра. Согласно Соловьёву, свобода не задана изначально и безусловна, она возникает в процессе постепенного совершенствования человека и его восхождения к Богу. В Боге — основа свободы и ее исток, ибо Бог свободен от всякой детерминации, и в нем свобода и необходимость совпадают. Соловьёв при этом подчеркивает, что свобода не освобождает никого от обязанностей перед людьми, а, напротив, предполагает выполнение человеком своих социальных обязанностей. Человеческая личность самоценна, поэтому свобода одного определена свободой другого, однако человек должен относиться к другим «не как к границе своей свободы, а как к ее содержанию и объекту».

Соловьёв критикует крайние теоретические позиции в исследовании политики и государства: анархизм и этатизм. В отличие от анархистов философ находит в государственной деятельности важнейшее условие культурного прогресса человечества, основанного на сложном сотрудничестве многих сил. «В государстве впервые являются солидарно действующие человеческие массы» 6. Политическое общество, или государство, является основной формой общества. Именно оно определяет отношения людей не к внешней природе, а друг к другу непосредственно, и если задачей экономического общества является организация труда, считает Соловьёв, то цель политического общества есть организация трудящихся. Государство и право представляют собой формы преодоления природного эгоизма личности. «Вообще государство представляет собой устой(status) человечества против внешних стихийных сил, действующих на него и в нем. Для такого устоя необходимо объединение самих человеческих сил, а объединение предполагает подчинение. Поэтому государство, выражая человеческую самостоятельность в общем, вместе с тем требует строгого подчинения частных сил. Так всегда было и будет, и разница только в свойстве и образе этого подчинения» 7. Государственные повинности служат общественному благосостоянию, и граждане обязаны выполнять свой гражданский и патриотический долг, даже при [220] несогласии с частными вопросами государственной политики. Руководящие принципы политики — долг и обязанность, служение обществу и государству. Оправдывая государство, Соловьёв отмечает, что оно занимает срединное положение между Церковью и обществом, а государственная власть выступает удерживающей силой зла до тех пор, пока «все человеческие воли не созреют для решительного выбора между абсолютным добром и безусловным злом». Соловьёв видел нравственный смысл государственной деятельности в борьбе со злом, которая допускает в случае необходимости применение силы. В этой связи он критикует учение Л.Н. Толстого о непротивлении злу насилием, ибо только доброта, по его мнению, не может устранить зло, мы не имеем право «всегда и без разбора давать волю добрым чувствам». Государство призвано обеспечивать жизнь людей в мире относительных, а не абсолютных ценностей, оно является важнейшей формой восполнения частной жизни, «определенным образом организованное в отечестве».

Соловьёв указывает на специфику возникновения различных государственно-правовых форм. На Востоке государство означало только господство, патриархальное или основанное на завоевании. Там вследствие душевного склада и миросозерцания народов политическая борьбы могла быть только случайным явлением. «Восточный человек-квиетист и фаталист по натуре — не способен настаивать на своих правах и бороться за них». На Востоке кто силен-тот и прав. Западное государство строится на противоборстве разных социальных сил. Каждый выставляет свое право, но эти права, сами по себе неопределенные и безграничные, а потому исключающие друг друга, могут уравновеситься только под условием общего для них предела — закона. «Западное государство, как равновесие борющихся прав, есть по преимуществу государство закона» 8. В древнем Риме была реализована идея абсолютного государства, которая со временем пришла в тупик и уступила свое место принципу христианского государства. В нем существующие права даны не из безграничного эгоизма, а из нравственной бесконечности человека. Тем самым, согласно Соловьёву, христианское государство соединяет в себе черты восточного и западного государств. Соловьёв критикует также этатизм, абсолютизирующий и отделяющий политику от других сфер культуры. По его мнению, не любая государственная власть нравственно оправдана, для этого она сама должна приблизиться к образу христианского государства, иначе власть государства превращается в насилие, разъединяющее людей. «В действительности все общечеловеческие дела — политика, наука, искусство, общественное хозяйство, находясь вне христианского идеала, вместо того, чтобы объединять людей, разрознивают и разделяют их, ибо все эти дела управляются эгоизмом и частной выгодой, соперничеством и борьбой и порождают угнетение и насилие» 9, — пишет он. Политика должна быть нравственной и определяться универсальными нравственно-религиозными ценностями, способными объединять людей. Нравственная политика [221] реализуется как в отношении отдельного человека посредством обеспечения государством его достойного существования, так и на международном уровне: нравственный закон един и для индивидуума и для народа в целом. «Здравая политика», — полагает он — лишь искусство наилучшим образом осуществлять нравственные цели в делах народных и международных, руководящим мотивом политики должны быть не корысть и не самолюбие национальное, а долг и обязанность. «Высший нравственный идеал требует, чтобы мы любили всех людей, как самих себя, но так как люди не существуют вне народностей (как и народность не существует вне отдельных людей) и эта связь сделалась уже нравственной, внутренней, а не физической только, то прямой логический вывод отсюда есть тот, что мы должны любить все народы как свой собственный» 10. Соловьёв полагал, что христианство не упраздняет национальностей: сверхнародность не есть безнародность. Но только в свершении великого дела — создании всечеловечества — народ сохраняет свою душу.

Высшими религиозными интересами христианского государства являются: распространение христианства в мире, мирное сближение народов, а также устроение в каждом народе общественных отношений в соответствие с христианским идеалом. От церкви получает государство высшую цель и положительный смысл своей деятельности. Соловьёв подчеркивает, что церковь по своей природе учреждение наднациональное и «должна вообще иметь власть независимую и стоящую выше власти Государства» 11. Церковь не вмешивается в государственные и экономические дела, но дает государству и земству — гражданскому сообществу высшую цель и безусловную норму их деятельности. При этом в отношениях христианского государства и церкви действует принцип различения двух сфер жизни: религиозной и политической. Совместные усилия церкви и государства приводят к тому, что государство, следуя христианским началам жалости и сострадания, создает материальные предпосылки для общественного развития, церковь же заботится о внутреннем духовном и нравственном исправлении человека. Государство, возвышая религию над собой, тем самым освобождает общество от государственного всевластия, и образует свободное самодеятельное общество.

Идеалом Соловьёва является свободная теократия — высшая цель развития христианского государства и нормального общества, где свершилось единство духовной и светской власти, личности и государства. Общее представление о теократии сложилось у Соловьёва в конце 70-х годов, а в первой половине 80-х он разворачивает теократическую идею в подробное и аргументированное учение о вселенской церкви во главе с римским первосвященником — папой. По мнению Соловьёва, теократия уже существовала в древнееврейском государстве, а в древнем Риме теократический принцип общества состоял в обожествлении республиканской и императорской власти. Христианство нанесло удар первоначальной теократии; христиане, считая [222] государство только репрессивной силой, отняли у него положительное духовное содержание. Это привело к противостоянию церкви и государства: в Византии за счет поглощения государством церкви, а на Западе путем присвоения церковью государственных функций. В последующем произошел и раскол между земством (экономическим и гражданским обществом) с одной стороны, властью и церковью с другой. Нормальные отношения в общественной сфере, согласно Соловьёву, определяются тем, что «духовное общество, или церковь, в свободном внутреннем союзе с обществами политическим и экономическим образует один цельный организм — свободную теократию или цельное общество» 12. Сущность теократии — «соединение человека с Богом через жертву в милости, через подчинение в свободе» 13. В свободной теократии первосвятитель церкви — вершина благочестия и представляет духовное отечество, указывает путь развития народа и раскрывает цели Божии. Он не может судить кого-либо и передоверяет принудительную власть христианскому государю, который является вершиной милости и правды. Христианский государь со своей стороны не может вмешиваться в дела веры и совести. Их отношения строятся так, что царь полноту своей власти освящает авторитетом первого, а первосвятитель осуществляет свою авторитетную волю не иначе как через полновластие царя.

Союз двух властей, по мнению философа, чреват возможными расхождениями, и поэтому требуется третья сила, способная осуществить внутренний, нравственный контроль за царем и первосвятителем, так как внешние ограничения несовместимы с достоинством первосвятительского авторитета и царской власти. Такой силой является пророк — «вершина стыда и совести народа» «Истинный пророк есть общественный деятель, безусловно, независимый, ничего внешнего не боящийся и ничему внешнему не подчиняющийся». Он носитель безусловной свободы и власти, которая не может принадлежать толпе и демократии. Он с одной стороны первая власть, а с другой лишь третья, обусловленная другими властями. С точки зрения Соловьёва отличие трех «служений» состоит в том, что священническое главным образом крепко благочестивой преданностью истинным преданиям прошлого, царское — верным пониманием истинных нужд настоящего, а пророческое — верой в истинный образ будущего. Философ надеется, что в условиях свободной теократии осуществится «единство без смешения и различение без разлучения». «Религиозная общность и нравственная солидарность трех верховных властей под безусловным первенством вселенского первосвященничества, — вот верховный закон, окончательный идеал христианства как общества», — пишет он 14. Здесь нация, общество и индивид обладают внутренней ценностью, не позволяющей их превращать в простое средство, и осуществляется «спасение всех людей без различия, преображение всего этого мира в одно царское и пророческое священство, произойдет соединение всех христианских конфессий в рамках Вселенской церкви. [223] От России, считает он, требуется «обращение всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех органических единств, церковь государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними». Союз между римским папой и русским царем видится Соловьёвым как правовая гарантия богочеловеческого дела. При этом он подчеркивает, что богочеловеческий процесс не допускает никакого насилия. «Мир не должен быть спасен насильно… Можно представить себе, что люди работают вместе над какой-нибудь великой задачей и к ней сводят и ей подчиняют все свои частные деятельности, но если эта задача им навязана, если она для них есть нечто роковое и неотступное, если они соединены слепым инстинктом или внешним принуждением, то хотя бы такое единство распространилось на все человечество, это не будет истинным всечеловечеством, а только огромным «муравейником» 15.

Начиная с 90-х годов, категория свободной теократии все реже используется и заменяется понятием христианского государства. Согласно Соловьёву сфера принудительного действия христианского государства отступает перед индивидуальной свободой и вместе с тем идет вперед, оказывая помощь в социальных бедствиях. «Правило истинного прогресса состоит в том, чтобы государство как можно менее стесняло внутренний нравственный мир человека, предоставляя его свободному духовному действию церкви, и вместе с тем как можно вернее и шире обеспечивало внешние условия для достойного существования и совершенствования людей» 16. Христианское государство жалеет голодных и больных, учит темных, принудительно обуздывает злоупотребления, оно милостиво к неверующим и не вмешивается в дела священства. «Как церковь есть собирательно-организованное благочестие, так государство есть собирательно-организованная жалость» 17. В отмене крепостного права в России Соловьёв видел яркий пример гуманности государственной власти.

Социальные идеи Соловьёва получили свою конкретизацию в философии права. В ней развиты идеи европейской классической философии права: Канта, Шопенгауэра, Гегеля, а также гуманистические традиции отечественной философии права. Специфику философии права Соловьёва образует идея равновесия и гармонии, которая во многом следует из органического метода. Равновесие является характерным признаком права не только в материальном понимании его, как совместности лично-общественных интересов, но и в формальном — как соединении личной свободы и общности (равенства перед законом), общего блага, как минимума нравственности и принудительной внешней реализации. Исходя из этого Соловьёв критикует как легализм, абсолютизирующий юридическое право, так и правовой нигилизм. По его мнению, «между идеальным добром и злою действительностью есть промежуточная область права и закона, служащая воплощению добра, ограничению и исправлению зла» 18.
[224]

Он выделяет в праве следующие основания: во-первых, — силу, ибо правом и его воплощением государством обеспечивается действительная организация нравственной жизни человечества, которая предусматривает использование силы. Во-вторых, разум — основание естественного права. Первым в истории было обычное право, как непосредственное выражение родового разума, в котором начала народной воли, действуя на непосредственное практическое побуждение, облекались в форму символа. Дальнейшее развитие собирательного процесса организации человечества приводит к росту личного начала, появлению свободного союза лиц, и источником права становится договор. Таким образом третьим основанием права становится свобода.

Прогресс права и государства Соловьёв связывает с переходом общества от управления на основе силы к управлению на основе закона. «Закон по существу своему есть общепризнанное и безличное (т.е. не зависящее от личных мнений и желаний) определение права, или понятия о должном (в данных условиях и в данном отношении) равновесии между частной свободой и благом целого, — определение, или общее понятие, осуществляемое через особые суждения в единичных случаях или делах» 19. Отличительные признаки закона — публичность, конкретность и реальная применимость. Философ полагает, что в законе имеется и религиозный смысл: с его помощью Бог ограничивает проявление злых сил в обществе. Важное свойство закона — опора на власть, которая реально представляет право, судит, издает законы и принуждает к их исполнению. Власть не может быть разделена, ее единство следует из общего блага. Период закона оценивается Соловьёвым как необходимый этап развития общества, создающий более широкий уровень прав и свобод людей. Позитивная социальная сторона этого периода также в том, что, сменив эпоху насилия, закон создает определенный порядок. При столкновении интересов свободных людей закон взаимно ограничивает общественные силы, обозначая границы свободных сил и предупреждая физические столкновения между ними. Формальная правда закона заключена в том, что каждый стоит за свое. «Закон избавляет сильного человека от необходимости испытывать насильственное ограничение его свободы, заранее указывая ему ее пределы» 20. Однако закон, по его мнению, не вносит качественно нового положительного начала в жизнь, а выражает лишь математическую справедливость: воздействие равно действию. Закон не вполне справедлив, поскольку могут быть и жестокие законы, в этом случае право оказывается «обобщенным насилием». Следовательно, правомерное государство полагает только границы, а не истинные цели общества, оно только форма и историческая среда для осуществления божественных начал.

Альтернатива эпохе законничества — осуществление подлинной правды и реализации «прямой справедливости». Соловьёв раскрывает ее содержание как «равенство между мною и другими, я должен относиться к другим, так же, как отношусь к себе». В нормальном обществе — практическом [225] всеединстве, которое определяется характером свободной общинности, все составляют цель деятельности для каждого и каждый для всех. «Стоять за свое, даже бесспорное право можно неправо, ибо это может происходить из эгоизма и пристрастия, стоять же за всякое право и, во всяком случае, как за свое, — это есть дело прямой справедливости» 21. Принцип права есть свобода в пределах равенства, которое связано со справедливостью: справедливость есть равенство в исполнении должного. Но так как право свободы не безусловно, и его осуществление зависит от степени достигнутого нравственного сознания, то идея справедливости внутренне связана с идеей милосердия, превосходящей обыкновенную справедливость: «справедливость есть жалость, равномерно применяемая». Соловьёв пишет: «Если высший нравственный закон обязывает меня любить моих врагов, то ясно, что мои враги имеют право на мою любовь. Если я им отказываю в любви, то я поступаю несправедливо, нарушаю правду» 22. Данное утверждение придает праву метаюридический характер и приближает по своим признакам к христианской благодати. Противопоставляя благодатное право и юридическую законность, Соловьёв воспроизводит классическую для русской мысли коллизию закона и благодати и видит достоинство русского народа в его «неспособности возводить свое несовершенство в закон».

Ключевой для Соловьёва является категория нравственно-правового разума. Он отрицает безусловную противоположность права и морали, полагая, что действительное противоречие существует не между моралью и правом, а между разными состояниями правового и нравственного сознания. Это подтверждается неуклонным тяготением правовых норм к требованиям совместимым с нравственными требованиями, а также единством права и морали, выраженным в языке, где принцип долженствования совпадает с сознанием обязанности. «Нет такого нравственного отношения, которое не могло бы быть правильно и общепонятно выражено в терминах правовых» 23. Единство нравственности и права в том, что они исходят не из абстрактного знания действительности, а из ее оценки на основе критерия правды, право — выражение правды, которое входит в нравственные нормы. Следовательно, полное отделение формальных правовых понятий и учреждений от их нравственных принципов потеряло бы свое безусловное основание, ничем по существу не отличаясь от произвола. Право должно быть нравственным — делает вывод Соловьёв. Вместе с тем в рамках нравственного права сохраняются различия права и нравственности. Прежде всего, чисто нравственное требование предполагает нравственное совершенство или неограниченное стремление к совершенству. Правовой же закон ограничен тем, что он требует минимальной степени нравственности, вместо совершенства он требует низшей степени нравственного состояния, лишь фактической задержки известных проявлений безнравственной воли. Далее, исполнение нравственных требований не «обусловливается непременно, а также не исчерпывается никакими [226] определенными внешними проявлениями или материальными действиями» 24. Напротив, юридическим законом предписываются или запрещаются вполне определенные внешние действия. По мнению Соловьёва, данное различие доказывает и единство нравственности и права. Требование нравственной основы жизнедеятельности человека не только не исключает необходимости внешних его поступков, но, наоборот, их предполагает. С другой стороны, предписание определенных действий не отрицает соответствующих им нравственных состояний. Нравственный и юридический закон относятся к воле человека, но первый берет эту волю в ее общности, а второй — лишь в частичной реализации. Нравственность и право различны также потому, что принцип нравственного совершенства как внутреннего состояния человека требует свободного исполнения; напротив, внешнее осуществление закономерного правового порядка допускает принуждение. Резюмируя, Соловьёв определяет право как «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла» 25. Он поясняет: единство права и нравственности строится на зависимости общества не от совершенства некоторых, а от безопасности всех. Следовательно, принудительный закон, не допускающий злую волю до крайних проявлений, есть необходимое условие нравственного совершенствования. Требование личной свободы для такого совершенствования уже предполагает ее стеснение в той мере, в какой она в данном состоянии человечества, несовместима с сохранением общества. «Право есть исторически-подвижное определение необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов — личной свободы и общего блага» 26. Из встречи индивидуальной свободы и общественного блага рождается право. В нем субъективные и объективные моменты общественной жизни и государства дополняют друг друга. Правовая философия Соловьёва содержит в себе разные мотивы и ценности. Очевиден ее либерализм, ибо в ней право выводится из свободы лица, но с другой стороны, ссылка на нравственность, как необходимый момент сохранения принудительного равновесия, характеризует концепцию Соловьёва как консервативную. Консервативной делает ее и скепсис философа в отношении юридического закона и утверждение «самозаконности» морали как духовной основы права и закона. Соловьёва не устраивает присущая либерализму дихотомия частного и государственного права, противостояние внутренней и внешней свободы, человека и гражданина. Поэтому частные отношения и в целом подлинная свобода им рассматриваются не в контексте права, а в рамках нравственности. Человек должен быть нравственным свободно, а для этого нужно ему предоставить некоторую свободу быть безнравственным. Граница нравственного и безнравственного пролегает в самосознании и относится к частной жизни. Право же в «известных пределах» обеспечивает за ним эту свободу, нисколько не принуждая к ее использованию. Так правовое принуждение в уголовной области, ограждая [227] свободу мирных людей, оставляет достаточный простор и для действия злых наклонностей людей, не принуждая никого быть добродетельным. Только тогда, когда злая воля грозит безопасности общества, только тогда интерес общего блага должен ограничить свободу зла. Соловьёв подчеркивает, что право, не вмешиваясь в выбор человеком добра и зла, только препятствует злым людям становиться злодеями. Так как сущность права состоит в сохранении равновесия личной свободы и общего блага, то право может только ограничить свободу личности, ни в коем случае не упраздняя ее, ибо тогда данное равновесие нарушилось бы. «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад» 27. Исходя из идеи всеобщности нравственно-правовых норм, философ полагал, что карательные меры государства против преступника не могут дойти до отнятия жизни или свободы навсегда. Общее благо по определению — благо всех людей, следовательно, и преступника. Поэтому необходимо религиозное противодействие преступлению, а преступник имеет право на нравственное вразумление. Философ считает, что государство позитивно влияет на правовой прогресс, смягчая уголовный кодекс, улучшая условия жизни заключенных и отменяя жестокие виды наказаний. Наконец, консервативным является и скепсис Соловьёва в отношении демократической формы правления; он скорее выступает за философию неравенства, нежели власть толпы. В этом можно увидеть пример духовного аристократизма или культурного элитаризма, но вероятнее всего здесь увидеть органический подход к проблеме власти. Органицизм предполагает основой власти авторитет избранных — тех, кто может сплотить народ и человечество.

Данный подход проявился и в оценке Соловьёвым факта убийства народовольцами Александра II. В своей речи на Высших женских курсах 13 марта Соловьёв безоговорочно осудил народовольцев, поскольку «употреблять насилие для осуществления правды — значит — признать правду бессильной», а в знаменитой речи 28 марта за день до объявления приговора царем он призывал его к помилованию преступников. Свои мотивы философ изложил в письме к Александру III. «Настоящее тягостное время дает русскому царю небывалую прежде возможность заявить силу христианского начала всепрощения и тем совершить величайший нравственный подвиг, который поднимет власть Его на недосягаемую высоту и на незыблемом основании утвердит Его державу. Милуя врагов своей власти вопреки всем естественным чувствам человеческого сердца, всем расчетам и соображениям земной мудрости, царь станет на высоту сверхчеловеческую и самым делом покажет божественное значение царской власти, покажет, что в Нем живет высшая духовная сила всего русского народа», — писал он 28. Гуманистическая философии права Соловьёва отстаивала «живое» право, в котором сохраняются естественно-правовые, содержательные моменты. «Философия права Соловьёва имеет не только чисто философский интерес, не только [228] имеет значение как органическая честь общей синтетической философии, но глубоко проникает в специфическую природу права и потому может вполне служить и для теоретиков-юристов основанием для построения стройной и соответствующей современному состоянию юриспруденции общей теории права», — писал А.С. Ященко 29. Для Соловьёва право есть не воля государства или народа, не интерес правящего класса, не совокупность норм поведения, оно близко определению права, как «проявления культуры, выраженному в законах». В русской философии выражена глубокая мысль о наличии в праве ценностных оснований, препятствующих проявлению «похоти» власти и экспансии бездушного закона. Цель государства — разграничение и сохранение равновесия интересов, а в обществе необходимо равенство всех перед справедливой властью.

Социальные искания мыслители получил свое концептуальное выражение в философии хозяйства, в которой реализованы принципы социального христианства. Соловьёв подвергает критике аскетизм за негативное отношение к хозяйственной деятельности и говорит о первом общественном союзе, основанном на трудовой обработке внешней природы», его элементарная форма — семья. Отсюда берет начало так называемое экономическое общество. Экономика (земство стало, по его мнению, основой формирования всемирных отношений) она — «общее чувствилище» человечества и играет важную роль в процессе становления Богочеловечества. Однако, по его мнению, ложен и экономизм, признающий в человеке только экономического деятеля — производителя, собственника и потребителя вещественных благ. «Упомянутые функции не имеют сами по себе значения для человека и нисколько не выражают его существа и достоинства. Производительный труд, обладание и пользование его результатами представляют одну из сторон в жизни человека или одну из сфер его деятельности, но истинно человеческий интерес вызывается здесь только тем, как и для чего человек действует в этой определенной области» 30. Согласно Соловьёву, экономика может быть понята только в связи с нравственностью, нравственная обязанность воздержания, опирающаяся на присущее природе человеческой чувство стыда, — вот истинный принцип экономической жизни. Характеризуя нормальное общество, он указывал, что в нем сохраняются разделение труда, свободная конкуренция и раздвоение труда и капитала.

Социальный идеал Соловьёва не предполагал ликвидации капитализма, а только требует его «очеловечить», связать присущие ему конкурентные отношения с началами добра. Ненормальность капитализма виделась прежде всего в возведении низшей и служебной по существу экономической деятельности на степень высшей, и здесь, по его мнению, совпадают идеалы социализма и капитализма. Зло капитализма связывается и с плутократией, экономическим кулачеством, эгоистически заботящимся о своих интересах в ущерб общественным целям. Следовательно, нужна иная жизненная организация — [229] нормальное общество, которое обеспечила бы благо человека в его целости и абсолютности. В нем абсолютное благо различно для каждого и учитывает индивидуальные качества субъекта. Согласно Соловьёву, противоречия капитализма устранимы на почве христианского гуманизма. Возможность эксплуатации труда капиталом устраняется благодаря тому, что обладателями капитала становятся в нормальном обществе люди, определяющие свою деятельность нравственным началом и не злоупотребляющие своим преимуществом. Принципы христианского гуманизма вменяют в обязанность не превращать богатство в самоцель, требуют «жалеть трудящихся и обремененных и не ценить их ниже бездушных вещей». Касаясь принципиальной проблемы собственности, он стремится найти оптимальный подход в ее решении. С одной стороны он признает наследственного права, имеющего своим основанием право собственности на землю — моральное отношение к земле. В то же время право собственности не носит безусловный характер и ограничено законной и моральной нормой: «Смысл права требует «ограничения частного произвола в пользу общего блага» 31, — пишет он, подчеркивая, что социальный прогресс был ознаменован отменой двух форм собственности: рабства и крепостного права. Получение прибыли следует подчинить социальному и духовно-нравственному благу. Работник произведет гораздо больше, если будет работать с сознанием своего человеческого достоинства и с уверенностью в своей нравственной солидарности с обществом, которое не эксплуатирует его, а заботится о нем. Государство и общество должны гарантировать минимальный уровень материального благосостояния для всех. Высказывания философа делают его очевидным противником радикального либерализма, но не приводят и в лагерь социалистов. Соловьёв оговаривает, что неравенство — незыблемый принцип общества, необходимость организации общества на началах любви и справедливости не предполагает установления экономического равенства людей, ибо «богатство есть необходимое средство для полной реализации личного достоинства и значения». Труд должен обеспечивать всем необходимые средства к достойному существованию и всестороннему совершенствованию, а в окончательном своем назначении должен преобразовать и одухотворять материальную природу. Обязанность человека быть хозяйственным деятелем, он пользуется своим превосходством над природой не только для своего блага, но и для возвышения природы.

Социально-политические искания Соловьёва завершаются исследованием проблемы войны в работах «Оправдание добра» и в последней книге «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», c включением «Краткой повести об Антихристе». Проблема войны в контексте всемирной истории связана для него с решением частных проблем: нравственного отношения к войне, значения войны в истории человечества, отношения отдельного человека к войне. Решая ее, Соловьёв пытается нравственно и исторически оправдать войну. Он толкует евангельские тексты в духе [230] активного начала человеческой личности и энергичной борьбы со злом. В государстве, применяющем силу, видится средство обеспечения необходимых условий для безопасной жизни. В этой связи морально оправдываются духовно-оборонительные и отечественные войны, нравственно оправдано и исполнение человеком своего воинского долга. Как историк Соловьёв признает войну объективным фактором социального и культурного прогресса, формой организующей деятельности государства, которая несмотря не все свои ужасы и зло, способствует объединению человечества. «Организация войны в государстве — первый величайший шаг к осуществлению мира». Война сильнее всего объединяет внутренние силы каждого из воюющих государств и служит условием для последующего сближения и проникновения между самими противниками. В истории раскрывается закон обратно пропорциональной зависимости между мирными результатами войны и затратами военных сил. С точки зрения Соловьёва: «Безусловно неправо только само начало зла и лжи, а не такие способы борьбы с ним, как меч воина или перо дипломата: эти орудия должны оцениваться по своей действительной целесообразности в данных условиях, и каждый раз то из них лучше, которого приложение уместнее, то есть успешнее служит добру» 32. Вместе с тем он критически оценивает возможности политики. Так, политическая деятельность Антихриста ему представляется только формой, маскирующей духовное и нравственное зло; политика имманентно связана с насилием. В «Трех разговорах» присутствуют эсхатологические чаяния, ощутимо предчувствие катастрофических изменений в мире, что свидетельствует о появившемся в умонастроении Соловьёва пессимизме.

Социально-политические искания мыслителя выявили противоречие между стремлением к сохранению равновесия во всех сферах общественной жизни, философией меры, и идеалом свободной теократии, которое проявилось в «философии конца» (А.Ф. Лосев). По мнению Е.Н. Трубецкого, Соловьёв разочаровался, прежде всего, в способности тогдашнего русского общества приблизиться к идеалам вселенской церкви и теократии. Идеал свободной теократии так и не был принят ни в России, ни в Европе. Будущее человечества видятся Соловьёвым в последней и решающей схватке Запада с Востоком. В этой связи он рассматривал «грозу из Китая» (боксерское восстание) как начало осуществления своих предсказаний и писал, что с выходом на историческую арену дедушки Кроноса в лице китайца «конец истории сошелся с ее началом! Историческая драма сыграна, и остался один эпилог» 33. В беседе с С.Н. Трубецким Соловьёв выразился так: «Нельзя бороться с Китаем, не преодолев у себя внутренней китайщины. В культе Большого кулака мы все равно за китайцами угнаться не сможем; они будут и последовательнее, и сильнее нас на этой почве» 34. Тогда же Соловьёв говорил о грозящей опасности панисламизма, о возможном столкновении России с Западом, о безумных усилиях наших патриотов создать без всякой нужды очаг смуты в Финляндии.
[231]

Социально-политическая философия Соловьёва в существенной степени повлияла на С.Л. Франка, Н.А. Бердяева, П.И. Новгородцева, Б.А. Кистяковского, А.С. Ященко, С.Н. Булгакова, Н.Н. Алексеева. Его идеи находились в русле поисков отечественной интеллигенцией третьего пути развития общества — между капитализмом и социализмом: в реализации принципа равновесия между индивидуальной самодеятельностью и коллективным благом, правомочием личности и ее правообязанностью, ценностями труда и служения обществу, производительным трудом и охранением природы, интересами государства и достойным бытием человека.