Деструкция эроса в искусстве феминизма

[135]

В искусстве женщин-феминисток происходит разрушение образа женщины как существа нежного, прекрасного, полного любви и дающего жизнь. Агрессия и сексуальность этих персонажей, с которыми неизбежно идентифицируется автор, вызывает шок у зрителей. Не прекрасная незнакомка, пленяющая своей наготой, но «фурия эксгибирующая» предстает в виде картины, фотографии, инсталляции, муляжа. Она пугает мужчину, ибо зритель, как «человек вообще» и «продукт фаллоцентрической цивилизации» по определению является мужчиной. Для него она и творит. Эрос этих Венер не ведет к рождению новой жизни, а в «маленькой смерти» соединяется с большой. Не посвящение, но уничижение и кастрация ждет осмелившегося приблизится. А отошедших в страхе и смущении ждет вечная импотенция и злое воспоминание. Это входит в художественный замысел — кастрация мужчины, завладевшего Культурой, месть Природы в виде женщины, злорадно слушающей рекламу о мгновенном лечении простатита с помощью очередных чудо-средств. Если Он не сделал Ее счастливой — какое ужасное наказание подстерегает его на каждом шагу! Потому что когда мужчины отсутствуют (ушли на войну, работу, выпить с друзьями) за Культуру берется женщина и тогда — неушедшие — берегитесь!

Создание художницами шокирующих своей откровенностью образов безусловно является местью мужчинам за порнографию и объективацию женщины в культуре. Среди российских авторов так работают Наталия Турнова, Анастасия Нелюбина, Бэлла Матвеева, но это единичные примеры следования традициям раскрепощенного западного феминизма. Мир мужской культуры, закрытый от женщин (хотя его особенно никто не прячет) вызывает появление адекватного ответа со стороны рассматриваемого объекта. При этом используются средства гротеска, которые переворачивают смысл происходящего до ровно наоборот. Если мужчин на известного рода изображениях интересуют женские попки — получите, пожалуйста, полный разворот, и никаких праздничных оберток для этой конфетки. Романтические покровы сорваны, женская таинственность и беспомощность (такие притягательные для мужского взгляда) меняются на бесстыдство и наглость. Цельная женщина расчленена, заменена ее частью. Или женского становится слишком много и одна счетная единица девальвируется, в ином случае девальвируется непривлекательным показом мужское. Часть становится символом Женского вообще. Результат достигнут — мужчина смущен[136] и унижен, разочарован и рассержен. А происходит это лишь потому, что женщина посмотрела на происходящее не глазами мужчины (общепринятый взгляд), а глазами женщины (взгляд маргинальный). Иначе говоря, объект изображения стал субъектом. И манифестировал некий жест — дал мужчине более подробный ответ на поставленный вопрос (о женских гениталиях), чем тому бы хотелось. Принцип расчленения, как один из приемов построения порноизображения, еще более усилился. Такой способ репрезентации женской природы (вернее одной из ее сторон) воспринимается как разрушающий вечный гендерный договор между мужчиной и женщиной, по которому женщина должна быть привлекательной и желанной, а мужчина — сильным и настойчивым. О том, что: «репрезентация является нормативной функцией языка, которая, как известно, либо обнаруживает, либо искажает то, что принимается за истину по отношению к категории женщин», говорит одна из теоретиков феминизма Дж. Батлер. Мужчина в результате столкновения с такой истиной оказывается смущенным (слабым, но непривлекательным, ибо слабые мужчины могут быть интересными разве что для редких любительниц-спасательниц), а женщина — сильной и нападающей. Но враг уже повержен, он давно сбежал при встрече с любезно представленным ему во всех подробностях многократно увеличенным предметом своего вожделения. Объект из мира мужской культуры — голая девица вступила в игру с мужчиной, в его же игру в женщину—объект, вещь, кусок мяса, отвратительной плоти, еще добавляя отвратительного до состояния полного мужского уничижения. Осталось на костях его покататься, подобно пресловутой Бабе-Яге. Иная женская ипостась, маргинальная в культуре — ведьма, Медуза-Горгона, менада, фурия выступает на первый план и затмевает Деву, невесту, мать, жену. Мужчина не в силах пройти через такое посвящение, он гибнет или сбегает на одном из его этапов. Испытание слишком трудно для него, но он сам вызвал этого джина, с которым не в силах справиться. Репродуктивные качества женщины в виде гротескных образов уничтожают самую возможность сближения и остаются невостребованными, сгорая и самоуничтожаясь. Феминизм как идеология (изначально — лишь выступая за уравнивание женщин в гражданских правах с мужчинами и против мужского насилия) породил в искусстве таких химер, что Эрот улетел без оглядки. Постмодернизм многое (почти все) позволяет в искусстве. Чем радикальнее, чем больше деконструкции, тем новее и интереснее. Гранты на женскую культуру позволяют совершать жесты в рамках культуры, такие жесты, которые без обозначения этих рамок были бы квалифицированы как антикультурные. Что, безусловно, и является основной целью феминистского искусства — деконструкция фаллоцентричной (общепринятой) культуры со всеми ее институтами изнутри, ее же средствами.

Напрасно совершаются попытки организации проектов «женского искусства» без точной артикуляции его целей. Легкость получения грантов[137] под эти благие цели привели к полному смешению направлений художественной деятельности в рамках одного проекта. Когда принадлежность автора к женскому полу является единственным системообразующим фактором, девальвируется сам принцип гендерного подхода к явлению культуры. Большинство литературных сборников и периодических изданий также некритично относятся к публикуемым материалам, и женское перо — пропуск в женское издание. Далеко не все произведения из женских проектов могут быть названы феминистскими. Много там и работ, построенных с тонким юмором, ориентированных на гуманистические ценности, которые никаких культурных механизмов не взрывают и вполне вписываются в рамки обычной (с точки зрения феминизма — мужской) культуры. Некоторые усиливают в своих изображениях именно таинственную, нежную, романтическую сторону женской природы доводя ее до слащавости и болезненности. И эти работы в контексте агрессивного соседства образов фурий также становятся феминистскими, демонстрируя противоположную сторону — результат подавления женщины и насильственного введения ее в рамки слабого (дополнительного к мужчине) существа. Как смешны, жалки и беспомощны становятся образы, претендующие на женственность и романтику рядом с тотальным обнажением и деструкцией. Модели женской привлекательности конструируются и деконструируются, это еще одна тема феминистских проектов — демонстрация механизма создания так называемой женской привлекательности, потому что один и тот же персонаж может принимать с помощью стилизации самые разные имиджи. Трудно быть в искусстве женщиной и не попадать в рамки «женских проектов». Всегда возникает еще одна проблема — называть себя женщине «художником» или «художницей». Вопрос самоидентификации женщины в искусстве, и что первичней — гендер или профессия является открытым.

Р. Барт говорит в «Мифологиях» о двоякой родительской функции женщин.

Произведения женщин принадлежат миру природы — дети и миру культуры — романы, картины. Не прогонит ли «культурное дитя» Эрота с Земли навеки, делая невозможным рождение природного?

Похожие тексты: 

Добавить комментарий