Геронтократия и геронтофобия

[77]

Общемировой процесс старения населения существенно влияет на формирование демографической картины современной России, чем обуславливается актуальность вопроса о роли пожилых людей в общественной жизни. Данный контингент зачастую воспринимается как пассивный объект социального обеспечения; его энергия целенаправленно привлекается к устройству общественной жизни крайне редко, несмотря на то, что влияние пожилых людей на социальную реальность, несомненно, велико и неоднозначно. В современных российских условиях культурного и идеологического хаоса стихийно обостряется проявление возникших на заре человечества феноменов геронтократии и геронтофобии.

В первобытных обществах, где средняя продолжительность жизни не достигала сорока лет, сам факт более долгой жизни являлся гарантией превосходства ума и мужества данного человека над большинством. Также пожилой человек был более сведущ практически во всех вопросах, нежели младшие соплеменники. Нередко ему приписывались мистические свойства, наличие духов-покровителей. Он мог представляться окружающим зримым воплощением культа предков и восприниматься как всеобщий отец или мать рода. Всё это обуславливало непререкаемый авторитет старших членов общин, уважение соплеменников, доходящее до благоговейного трепета, до формирования культа старца. Несмотря на существование института относительно молодых военных вождей, максимум авторитета принадлежал старейшинам. Поэтому, большинство властных отношений данного периода можно охарактеризовать как явную традиционную геронтократию.

В эпохи феодального и капиталистического уклада жизни старость лишилась мистической окраски; факт долгой жизни сам по себе уже не являлся гарантией уважения и власти, но пожилые люди составляли большинство среди глав семейств, владельцев собственности, хранителей родовых привилегий. Зависимость младших современников от их решений, их опыта и знаний была ещё высока. Следовательно, один из аспектов властных отношений тех времён можно представить как неявную геронтократию.
[78]

В индустриальном и постиндустриальном обществе наследуемый капитал стал играть гораздо меньшую роль, а родовые привилегии исчезли или сведены к декоративной функции. Многократное ускорение темпа событий, стремительный рост знаний, снижение социальной роли семьи привели к обесцениванию опыта, приобретаемого долгой жизнью. Источники господства пожилых людей заметно пошатнулись. Можно наблюдать формирование зависимости пожилых людей от более активных членов общества.

Существовавший в России тоталитарный строй содержал в себе некоторые черты феодализма. Его культура носила явный отпечаток язычества, одним из выражений которого было воскрешение геронтократии. В идеологизированных образах пожилых правителей подсознательно угадывалось сформированное в незапамятные времена представление о Боге как благостном всеведущем старике. Создание и восприятие этих образов было во многом обусловлено духовным вакуумом.

В годы резкой смены уклада жизни произошёл приток относительно молодых людей на все уровни политики, за которым последовало разочарование и снижение политической активности молодых, особенно среди рядового электората. В настоящее время большинство среди принимающих политически значимые решения — люди среднего возраста, а большая часть активного электората в силу наличия свободного времени и сформированной ранее социальной ответственности — пожилые люди. Это обуславливает противопоставление друг другу практически противоположных систем ценностей, ставит реформаторов перед необходимостью сдержек процессов перемен. Складывание в обществе элементов стихийной политической геронтократии при существующем низком уровне жизни российских пенсионеров может привести к дополнительным трудностям в и без того непростой российской общественной жизни.

Неизбежный спутник всякой явной и неявной власти — страх. Геронтофобией можно назвать взгляд на старость с позиций молодости. С древних времён старые люди воспринимались как причастные тайнам, достаточно вспомнить завораживающих и пугающих колдуний в сказках всех народов мира. Впоследствии старики представлялись молодым как воплощение самовластья, напоминание о грядущей немощи, и, наконец, обуза.

Старость как веха собственной жизни устрашает болезнями, зависимостью, скукой, женщин — потерей привлекательности, россиян — бедностью. Большинству людей свойственно оттягивать символический рубеж старости — выход на пенсию, за которым следует подмена прежней социальной активности жизнью семьи (если таковая есть) и, отчасти, политической жизнью. Погружение пожилого человека в жизнь семьи не всегда благо. Абсолютно разные системы ценностей поколений обостряют вековую геронтофобию. Психологически усталый, неудовлетворённый прожитым, сформировавшийся как личность в атмосфере не приемлющей любой «инакости», российский пенсионер зачастую несёт в семью не сердечность и мягкость, а раздражительность и нетерпимость. Потеря статуса кормильца зачастую выливается в неосознанное желание сохранить авторитет в семье любыми средствами — от попыток психологического подавления прочих членов семьи до истерического поведения. Таким образом, вместо того, чтобы выступать в освящённой веками роли мудрого советчика и гасителя конфликтов, пожилой человек нередко становится на позицию ребёнка и создаёт в семье дополнительный очаг напряжения, в сущности, аналогичный тому, что стихийно складывается в общественной жизни.

В качестве одного из возможных путей постепенного нивелирования как психологического напряжения старости, так и конфликта поколений можно предположить формирование в общественном сознании образа не старика, но старца, старицы. То есть человека, к которому приходят за утешением и советом, носителя [79] непреходящих ценностей и высокой, выстраданной жизнью, духовности. Православные термины «старец», «старица» легко ассоциируются с мудростью и житейской философией, укоренены глубоко в прошлое и несут в себе черты мягкого покровительства и взаимной заботы — гуманистическую часть культа древности. Воплощению этого образа в жизнь может послужить избавление пожилых людей от унижения бедностью, уменьшение свойственной пожилым тревожности путём постоянного акцентирования незыблемости социальных гарантий, забота о психологическом самочувствии выходящих на пенсию.

Туризм пожилых не свойствен российской традиции и будет долго внедряться в общественную жизнь, творчество в пенсионном возрасте большинством самих пенсионеров воспринимается как «чудачество». Семья и политическая жизнь надолго останутся основными сферами самореализации пожилых людей. Но, чтобы влияние их в данных сферах было, безусловно, положительным, им необходимы, во-первых, искреннее внимание и забота семьи и государства, во-вторых, создание стереотипа поведения в пожилом возрасте — образа человека неторопливого и рассудительного, готового дарить близким психологическую поддержку и душевную доброту, а не требовать её. Образа, созвучного мудрецам древних, без их мистической власти, но с такой же высокой обязанностью примирять молодых с непростой жизнью.

Востребованность в качестве «старца» позволит пожилым людям проявить свои лучшие черты, а молодым — оценить положительные стороны «заката жизни», и во многом избавиться от страха перед старостью, что послужит условием перехода от конфликта к партнёрству и диалогу поколений, оберегающих общество от крайностей — неуместной в условиях постиндустриального развития политической геронтократии, и обедняющей человеческую жизнь геронтофобии.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий