Старость не только жизненный этап. Так же, как детство, молодость, зрелость, она — определенное состояние, пребывание в качественно своеобразном пространстве и времени. Старость ассоциируется с близостью смерти, исчерпанием сил, болезнями, угасанием физиологических фунций. Даже если это не так, все равно переживается это так. Старость — [31] последняя глава земной человеческой жизни. Можно сколько угодно успокаивать себя тем, что старость бывает всякой, в том числе красивой, плодотворной и т. д. — старость есть старость, и все это не более чем успокоение.
Именно старость, а не смерть, выступает как граница, черта, предел. Смерть однократна, близкий к смерти человек уже согласился с угасанием, уходом в небытие (мы имеем ввиду «обыкновенную» нормальную смерть, не смерть в результате какой-то неожиданности, убийства, несчастного случая и т.д.), он уже «там». В этом, как нам кажется, один из смыслов жуткой фразы Ницше «Падающего подтолкни» — уходящее должно уйти. Человек смирился (если он действительно смирился), перестает беспокоиться, уходит неизвестность, а ведь самый тяжелый страх вызывает именно неизвестность. Смерть это и радость приближения развязки, близость самого ужасного и тяжелого (но и последнего!), что может случиться с человеком. Умирающий может и должен испытывать чувство превосходства над другими. «Я — уже, а вы — еще», как бы говорит нам умирающий, и это дает ему силу. В этом, как нам думается, одна из глубинных причин отсутствия страха перед смертью у Сократа.
Сократ у последней черты. В отличие от нас он точно знает, когда наступит смерть (когда он примет яд цикуты, когда оцепенение дойдет до сердца и т.д. — он сам рассуждает об этом, рассуждает просто, спокойно, с достоинством, как об объективном природном факте). Он — у границы и состояние его светло и радостно. Осталось только выдержать короткий промежуток умирания — а это для мудреца пустяк.
Старость — часть жизни, жизненное состояние. Старость — еще жизнь. Мы обречены прожить старость, перенести, перетерпеть ее. Более того. Поскольку вторая, заключительная дата точно неизвестна, нам суждено жить в неизвестности, под домокловым мечом неизбежного.
Что значит жить в старости? Это означает жить на последнем отрезке пути. Не в начале, когда все впереди, а в конце, когда главное позади. Это означает погрузиться в старость психически, физиологически, духовно, согласиться с ней, принять как свой удел, как нечто неотменимое, естественное, само собой разумеющееся. Встреча с неотвратимым. Что случилось, то и случилось.
Но в движении от зрелости к пожилому возрасту человеку предстоит гораздо более мучительное — ожидание старости, тяжелое как вообще всякое ожидание, изматывающее душу приближение к ней, размышления о ней, переживание ее постепенного наступления, узнавание все более отчетливо прорисовывающегося ее образа. Когда в конце концов человек вынужден признаться себе: «Да, это она». Вот подлинная, годами длящаяся пытка — страшно представить себя старым, умом и сердцем понять, что ты будешь стариком. Для многих людей мысль о грядущей старости — подлинная катастрофа. Думается, одна из потаенных причин самоубийства Маяковского — ужас перед старостью. А как безнадежно и постыдно отодвигала от себя старость знаменитая актриса Любовь Орлова — отодвигала бесконечными подтяжками, изматывающими упражнениями. И ведь не с кем договориться, чтобы этого не было!
Привыкание к ожиданию старости — вот тот истинный, подлинный рубеж, тот Рубикон, который надо перешагнуть. Возможно это главное событие в жизни человека. Приучить себя к ожиданию старости, перестать «дергаться», успокоиться.
Что же делать?
Нельзя формально «смириться», ибо смирение несет в себе опасность вытеснения тех же самых страхов в бессознательное. Все равно будет работать неотреагированный материал — так пожилые люди приходят в неистовство по поводу «безнравственности» целующихся в метро молодых. Напомним, что истинное христианское смирение не есть просто «согласие на неизбежность», а внутреннее успокоение, озарение, слияние с высшей истиной.
Можно попытаться изменить образ грядущей старости, полюбить старость. Не потому, что некуда деваться, а потому что с высоты своей старости я могу взирать на других, нестарых. [32] Я обретаю право «учить», делиться опытом, неважно, реальным или мнимым. Свою прошлую жизнь, кроме того, всегда можно «допридумать», создать из нее мир — очень нетрудно сделать, чтобы он основывался на реальных фактах. Все равно, граница между действительным и придуманным достаточно условна.
Можно верить и надеяться на то, что старость совсем не так страшна, как это представляется в ожидании («не так страшен черт, как его малюют»). В самом деле, сколько людей, у которых старость так же полноценна, плодотворна (а бывает еще более плодотворна!), как и предыдущая жизнь. Старость бывает красивой, достойной, творческой, наполненной работой и любовью. Вообще говоря, если есть здоровье, страшна не старость, страшна дряхлость. Кроме того, есть люди, очень мало стареющие в обычном смысле этого слова, вплоть до сохранения всех физиологических функций.
Говорят, что с годами приходит мудрость. Что такое мудрость? Уравновешенность, успокоение, обретение емкого всестороннего взгляда на жизнь, учитывающего все значимые факторы в их реальной соподчиненности: что важно, а что нет.
Можно утешить себя тем, что изменения в организме параллельны изменениям в сознании, следовательно, любое новое состояние воспринимается как единственно естественное для данного периода.
Ожидание старости — очень своеобразный период. Многие позади, но далеко не все. Впереди нет бесконечного времени, как в юности, но время еще есть. 50-60 лет это именно тот возраст, когда надо «поспешать не спеша», когда уже не может быть ожидания безграничного будущего, когда все только «здесь и теперь», «здесь Родос, здесь и прыгай!» И если ничего непредвиденного не произойдет — осталась достаточно много (особенно, если ты что-то сделал в предыдущей жизни, достиг каких-то результатов, пришел опыт и зрелость и т.д.). Ожидание старости — это время основных дел, решительных усилий последних попыток по-настоящему состояться. В том числе и в любви.
Возможен и еще один взгляд, идущий из самых основ понимания жизни и бытия. В каком-то смысле, времени вообще нет. Жизнь не есть время «отпущенное» нам на этой земле. Жизнь есть нахождение, пребывание, явленность. Мы пришли в этот мир, чтобы «очутиться», оказаться в нем, пребыть. В этом плане вся жизнь наша есть огромный (по обычным человеческим меркам, конечно), эпизод нашего появления здесь, пребывания, нашей «заброшенности в бытие». С этой точки зрения и детство, и юность, и зрелость, и старость — только фрагменты этого пребывания, этой заброшенности, качественная разница между которыми, если я глубоко, до дна принял эту позицию, как бы теряет свое решающее значение.
Добавить комментарий