Сглаженная аритмия

[174]

Существование неких метрических пульсаций, охватывающих широкий спектр социально-культурных трансформаций, не может быть ни оспорена, ни подвергнута сомнению. Поэтому вычленение ритмо-аспекта в каком-либо из разрядов реальности (вне зависимости от того, что за таковую мы принимаем, как трактуем и презентируем), исследование его характера и закономерностей — и позитивно, и перспективно во всех отношениях. В то же самое время, столь же очевидно, что известные нам на сегодняшний момент конкретные модели метроритмической организации культурных образований, зафиксированные закономерности и характер их функционирования, едва ли можно назвать адекватными тому «объекту», на который посягают; и не позволяют нам не то что регулировать-моделировать [175] те или иные колебания в данной области, но хотя бы их прогнозировать, приспосабливаться и правильно, т.е. с наименьшими для себя издержками, реагировать на всевозможные взлеты, падения, кульминационные вспышки и постразрядные длительности. Разумеется, нельзя сказать, что здесь «все только начинается»: работа была почата уже более века тому назад и уже достигнуты некоторые результаты. Достаточно вспомнить хорошо известную и едва ли не самую популярную в культур-философской области традицию рассматривать эволюцию культуры как циклическую пересменку конкретных, отдельных, наделенных той или иной автономией, образований. Н.Я. Данилевским, О. Шпенглером, А. Тойнби, П.А. Сорокиным, Л.Н. Гумилевым и пр. сделаны некоторые весьма точные наблюдения относительно метроритмических колебаний масштабных культурных монолитов. Однако весь пафос, вследствие разноречивости предлагаемых на сей счет мнений, а также из-за невозможности отследить-смоделировать ни в ретроактивном, ни в ретроспективном плане постулированные тем или иным автором закономерности, сводится, по сути дела, к одному. А именно: к констатации наличия подобного параметра и в данном сфере — в культуре. Иначе говоря: к утверждению того, что, в общем-то, и так было очевидно как только спала пелена просвещенческого линейного историзма, что и в культуре мы можем наблюдать данную организационную универсалию. Культура, так же как и другие системы, — пульсирует, формируя определенные циклы. Ничего более вразумительного сказать практически невозможно.

Разумеется, это вполне объяснимо сложностью и многоплановостью рассматриваемого феномена, невозможностью «схватить» его в самых существенных моментах, вычленить конститутивные закономерности. Речь ведь идет об организациях сверхприродных, суперсистемных, мультиусложненных, с не проясненным элементарно-структурным составом, с не отслеженными каналами циркуляции-миграции-распространения, разговор затевается об общностях все еще от нас почти полностью закрытых. Причем каждый успешный познавательный шаг на порядок умножает сложности, ибо включает на макро или микро уровнях все новые и новые реестры реальности, разноритмичные, разноплановые, по разному организованные, но имеющие непосредственное отношение к исследуемой формации. Разноформатность субстрата, скорее всего, делает [176] невыполнимой в принципе подобную задачу — зафиксировать метроритмические циклы пульсаций культуры. Во всяком случае — на сегодняшний день. Безусловно, по тому или иному сечению мы уже в состоянии констатировать некоторые повторяющиеся фигуры, и даже их легально-позитивно удостоверять. Например, связывать периоды социально-культурного спада/активности с соответствующим «детонатором»: услышать как земное «культурное эхо» вторит ритмам солнечных бурь, иллюстрировать «художественной практикой» психо-соматическую энергетическую пульсацию эротическо-танатологических зон, ориентировать этнокультурные инвестиции на пассионарных толчках и пр. Это, скорее всего, действительно имеет место, вполне наблюдаемо и поддается позитивному, аналитико-эмпирическому удостоверению. Но дело в том, что подобные проекты-рассуждения, даже если их довести до уровня «научной точности» (что также совсем не просто), сколь бы универсалистский потенциал притязаний они в себе ни таили — не более, чем частные предложения по поводу частного же раздела реальности и затрагивают лишь один из аспектов социально-культурных мутаций. Скалькулировав или смикшировав подобного рода мнения, сложив-перемножив все обнаруженные силовые тенденции, все равно вряд ли удастся вычленить некое доминирующее социально-культурное «биение» и просчитать его метроритмику. Ибо, еще раз повторим, — «грандиозна задача»: чтобы выявить мета-составляющую из всех разноформатных и разнокалибирных подобразований, входящих в общий культурный ансамбль на разных условиях, составить совокупный аккорд из множества звуковых колебаний, способный «покрыть» — увлечь их своей волновой мощью (вобрать в себя, погасить, нейтрализовать), тем самым подключив к сверх-вибрации; — надо обладать информацией о всех регистрах, их полным таксономическим переченем. А на такой отважный шаг уже едва ли кто подвигнется из современных «вменяемых» гуманитариев: нет оптимизма отцов-прародителей — младомодернистов. Если бы данный круг вопросов у них, наших гносеологических предшественников, стоял на повестке дня, они бы, в пылу просвещенческого энтузиазма, непременно подобную попытку бы предприняли. К счастью (или к несчастью?) у них были другие, более насущные, познавательные задачи, к ритмике культуры не имеющие непосредственного и прямого [177] отношения. Да и культуры, как известно, тогда еще не было, она появилась намного позже.

Тем не менее. Хотя уже сама задумка обнаружить ритм «культурного мелоса» попахивает «профессиональным авантюризмом», но при этом задача, которую ставят перед собой подобного рода расследования, — более чем актуальна сегодня. Она обусловлена вполне практическими и реалистическими тенденциями, происходящими в сегодняшнем мире, когда человечество не только на метафорически-символическом уровне, но и на процессуально-практическом вступила в стадию универсализации, посягнув на глобализм. О процессах глобализации говорят уже давно и очень упорно. Однако, лишь с крахом социализма как принципа можно утверждать с уверенностью, что эпоха «универсально-тотального единства», обнимающего все человечество если и не наступила уже в полном объеме, то с неизбежностью вот-вот грядет. А потому, проблема согласования различных культурных пульсаций, а также соотнесение разнообразных социально-культурных мелодических образований — едва ли не самая важная и насущная как в прагматическо-стратегическом, так и в процессуально-тактическом отношениях. Ибо совершенно очевидно, что как раз из-за метро-ритмических несогласованностей и происходят наиболее радикальные, катастрофические масштабные социально-культурные срывы как внутри автономности того или иного порядка, так и за ее пределами, при соприкосновениях с образованиями того же уровня.

Разумеется, сама установка на глобальность и всеобщность в рамках единого человеческого сообщества — очередная идеологическая «глупость», такой культурный проект, который лишен всякой реальности, не от нее отталкивается и не на нее нацелен. Более того, он от реальности (повторим, вне зависимости от того как она схватывается) не слишком зависим в плане конституирования идеологически-риторического поля. Как и в случае с любой «тотальностью» ставка здесь делается на эйдетический реестр. Но на сей раз — не только. Ограничиться сферой чистой эйдетики, там вычленить некоторые, имманентные ей, ритмически мутирующие образования, в данном случае, невозможно уже в силу активности используемого проекционного аппарата, а также ввиду его чрезвычайной озабоченности «реальностью» (т.е. «по посылу» и «по понятию»). В то же время, отыскать, выработать, наконец придумать и согласовать-утрясти [178] разрозненные и многовариантные реальные, обладающие реальной онтологической безусловностью, культурные пульсации — задача непосильная в принципе, о чем уже было сказано. Да и имеет ли она какой-либо позитивный смысл? Вряд ли.

Однако, как показывает практика, можно сочинить определенную мелодическую «сопроводиловку», наделив ее всеми легальными представительскими правами безусловной доминации, причем — в том же самом эйдетическом (точнее сказать, в квази-эйдетическом) модусе, и сконструировав фиктивный экран, единый для всех реестров реальностей, абсолютно от них независимый, а потому не имеющий ни к одному «ни привязанности, ни ненависти», экран. Он-то и обретает ныне статус первоочередной, привилегированной и легитимной константы, своеобразной точкой отсчета в любых процедурах. Экран (или сетка), которой будет покрываться (а заодно уж и измеряться) вся позитивная доступность культурных устроений. Такая сетка, как и ведущая стратегия на глобализм, еще раз подчеркнем, формируется не на основе реальности, а потому и не имеет никакого «культурно-отнологического» статуса, принципиально нередуцируема ни в одну из культур. Но при этом, что чрезвычайно важно, она постоянно к ней, к культурной реальности, отсылает в риторически-метафорических воззваниях. Как искусственная модель, подчиняющаяся более или менее стабильным регулируемым колебаниям технологического свойства (и прогнозируемым, и подотчетным), такая сетка фиктивности в состоянии сгладить, смикшировать, самортизировать практически любые реальные ритмы, погасить наиболее ощутимые толчки. Если же создастся некий социально-культурный диссонанс и реального взрыва не избежать, то все равно никакой существенной угрозы для всей композиции не возникнет — она же независима от реальности. Энергия самого мощного толчка рассредоточится и угаснет в вязкости разновекторного и разнокалиберного, едва пульсирующего слоя.

Такой мета-организатор, создатель фиктивной культурной монотонности — антитезе реальной культурной «бешенной энергийности» — своеобразный медиатор культурных толчков-взрывов-падений-расстрат — уже давно найден и эффективно (ибо делает ставку на мгновенность и непосредственность процессуального точечного возбуждения) работает уж более века. Обычно он называется «массовой культурой», хотя, конечно же, никакого прямого [179] отношения ни к реальной культуре (какому-либо из ее модусов), ни к реальности массы не имеет. Надо сказать, что при всей фиктивности и, на первый взгляд, порочности данного принципа культурного устроения, не только доминирующего, но и — тотального на данный момент, в нем содержится весьма полезный, в социологическом плане, потенциал. В известном смысле присутствие масскульта — и неизбежно, и более чем оправдано, если вспомнить о тех ресурсах деструктивного характера, что ныне имеются в арсенале человечества. Если бы в эпоху непосредственной культурной реальности — например, во времена Чингисхана или Александра Великого — когда разноритмичность социально-культурных пульсаций выливалась в реальные диссонансные силовые противостояния — люди обладали бы современными техниками воздействия на противника, разве кто-нибудь из людей дожил бы до наших дней? Едва ли. Минувший же век, весьма богатый (впрочем, также, как и любой предыдущий) всевозможными культурными срывами, которые вполне бы могли привести к самоликвидации человечества, если бы не существовало эффективных «прокладок», ни к каким фатальным последствиям не привел: человечество увеличилось, а не уменьшилось.

Масскульт и выступает таким амортизатором-медиатором. С его помощью унифицируются реальные ритмы культурных биений, имманентные отдельным образованиям, включенным в активную циркуляцию глобального масштаба, и таким образом удается достичь состояния «культурной монотонности», спроектировать ситуацию сглаженной аритмии. Технология функционирования масскультового медиатора, а также тот способ, каким отшлифовываются острые углы, в общих чертах известна. Она не менее ясна и в конкретных, контекстуальных проявлениях, и потому без труда может быть проиллюстрирована на примере любого культурного срыва (любого реестра или порядка, в любом регионе), тем паче, что повторяется практически в неизменности из раза в раз. Сценарий механики может быть описан следующим образом: поверх реальных культурных монолитов создаются определенные фиктивные локальные, начисто лишенные позитивного смысла и никак не редуцируемые в реальность, а значит от нее освобожденные и неподверженные ее ритмическим влияниям, автономности. Они неустойчивы, лишены онтологичности, подотчетны их запускающим операционным системам, подчинены технологам-наладчикам, тем цепочкам и [180] каналам, по которым циркулируют. С помощью таких фиктивных образований реальный «субстрат», обладающий всеми характеристиками отнологичности, «разрывается», расслаивается на отдельные фрагменты, лишается структуры и фундамента 1. При этом каждый из фрагментов масскультового конгломерата и одновременно, и последовательно вплетен во множество других аналогичных, столь же неустойчивых объединений, мигрируя от одного технологически организованного/налаженного ситуационного сегмента к другому. Всякое такое фиктивное образование подобного рода составляется из очень разных и разрозненных (и по «генетике», по «истории») элементов Они включаются в него из самых отдаленно отстоящих друг от друга пластов культурной реальности, и потому не могут в принципе сложиться в устойчивость. Таким образом не только «разбивается монолит», но сплетается из образовавшихся осколков ризоматическая «вязкость» — сеть-паутину, каждая из нитей которой сама по себе ничтожна, слаба, повисает и легко разрушаема, но вся совокупность, как принципиальная диспозиция, не пробиваема в принципе, ибо бесконечное количество нитей-узлов, пересекающих друг друга в самых разных направлениях и под разными углами, составляют вечно изменяющуюся вибрирующую неуловимую зыбкость. Ее невозможно «схватить» или даже «пощупать». Она в состоянии погасить-нейтрализовать/выдержать, как показывает опыт, всякий реальный культурный толчок, поглотить-растворить-рассредоточить любые реальные метроритмические колебания и взрывы 2. Но даже если толчок влечет за собой срыв, а в паутине образуется очевидная прореха, все равно ничего радикально фатального не происходит: сеть не может уничтожиться или взорваться целиком. При старом, реальном, устроении обрушить все здание культуры было возможно, если подорвать его [181] архитектонически-центральную ось. Но когда каркаса-структуры нет, нет обозначенной антитезы центра-периферии, нет и отчетливой мелодически-ритмической организации, но лишь вялая повисающая и аморфная длительность-саунд «везде и негде», то необходимы не отдельные, даже самые радикальные и катастрофические «бомбовые» атаки, а тактика методического «выжигания земли», т.е. поступательного уничтожения всей сферы эйдетики, что не под силу даже нескольким поколениям «трудоголиков».

Так плетется та самая «виртуальная ризома» (масскульт), которой ничто «из реального» не угрожает. Напротив, она сама угрожает (или, если угодно, облагораживает, делает добрее, чище, сдержаннее, культурнее, воспитаннее, цивилизованнее) нервной и неприглядной плоти реальных социально-культурных пульсаций. Рассеивая, она поглощает импульсы, но и, одновременно, их собирает в «других пропорциях и структурах», организуя такую монотонность повседневных будней, где аритмия сглажена и никто ничем никогда не рискует, где все обязательно завершается хэппи эндом.

«Все будет хорошо. Вы мне поверьте!»