В процессе глобализации – расширения и увеличения протяженности и интенсивности экономических, культурных и финансовых связей во всем мире – мы живем, все больше, не в «пространстве мест», а в «пространстве потоков», пространство «сокращается», время «исчезает», мир становится все более единым. Однако человечество вступило в крайне сложную эпоху своего существования, когда мир одновременно организуется и хаотизируется, глобализируется и локализуется, объединяется и разделяется. Существует мнение, что национальные границы начинают «исчезать» под натиском транснациональных компаний, и местные культуры все в большей степени подвергаются воздействию унифицирующей моды и инновационных тенденций, источником которых преимущественно является Запад. Действительно некоторые барьеры разрушаются.
Но существуют и тенденции противоположной направленности – барьеры самого различного характера возводятся взамен разрушенных, один из них «этническое возрождение» в промышленно развитых странах.
«Важной составляющей большинства ситуаций этнического антагонизма являются групповые барьеры и привилегированный доступ к ресурсам», – отмечает Э. Гидденс [1, с.264]. Процессы глобализации уверенно направляемые транснациональными корпорациями и международными финансовыми спекулянтами к обществу «одной пятой», где 80 процентов населения не будет иметь работы, и жить «из милости» на подачки состоятельных 20 процентов, контролирующих все ресурсы, создают новые социальные барьеры и культурные расколы и уже привели к возникновению в промышленно развитых странах антиглобалистского движения. При этом против глобализации бунтуют отнюдь не нищие, это, прежде всего, молодые представители средних слоев, испытывающие страх перед перспективой потерять свое привилегированное положение. Этот страх, как пишут немецкие исследователи Г.-П. Мартин и Х. Шуманн, представляет собой «бомбу замедленного действия, сила взрыва которой не поддается оценке. Демократии угрожает не бедность, а страх перед бедностью» [2, с.29].
В свою очередь, в результате массовой послевоенной эмиграции, прежде всего, из стран «третьего мира» в Соединенных Штатах и в Западной Европе все в большей степени формируются полиэтнические общества. «В самые ближайшие годы каждый четвертый американец будет принадлежать к этническому меньшинству», – констатируют М. Бернал и Г. Найт [3, р.1]. Сумеет ли западная цивилизация культурно ассимилировать десятки миллионов представителей других цивилизаций, не прибегая к насилию и соблюдая права человека? Пока же миллионы граждан, из утратившего уверенность среднего класса ищут спасения не столько в антиглобалистской борьбе, сколько в традиционных ксенофобии, сепаратизме и изоляционизме.
Глобальный вызов порождает массовую реакцию отторжения. «В статистическом смысле, поскольку реальный ВВП на душу населения продолжает расти, …но при этом 80% наемной рабочей силы переживают снижение реальной заработной платы, как это происходит в Соединенных Штатах, то средний трудящийся не видит положительного итога игры, – пишет известный американский экономист Лестер Туроу. Он видит игру с отрицательным итогом, в которой больше проигравших, чем выигравших. Вокруг него не хватает хороших рабочих мест, большинство его соотечественников переживает снижение реальной заработной платы, и ему приходится бороться с другими за свое экономическое выживание. И поскольку ему нужны союзники в этой борьбе и враги, у которых можно отнять хорошие рабочие места, то неудивительно, что средний трудящийся в нашу эпоху … сочувствует этническому сепаратизму» [4, с.283] и ксенофобии. Тем более что они находят подтверждение своих страхов и фобий в выступлениях политиков, которые говорят: «Во всех экономических трудностях виноваты не вы, а «чужие»: иностранные рабочие, люди с другим языком, другой этнической или расовой принадлежностью внутри страны, иностранные конкуренты во вне.… Стоит только с ними справиться и все каким-то магическим образом изменится к лучшему.
Поэтому совсем не случайны электоральные и политические достижения праворадикального «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пэна во Франции и правопопулистской «Австрийской партии свободы» Йорга Хайдера в Австрии, устойчивый рост популярности сепаратистских партий в Квебеке, Шотландии, Фландрии и Ломбардии и др. Помимо традиционных обвинений в адрес иностранцев, их политическая пропаганда направлена также против неэффективного центрального правительства и содержит требования политического обособления процветающих регионов своих стран от бедных, которые, по их мнению, живут за чужой счет.
Однако этот во многом иррациональный протест против глобализации ничто, по сравнению с теми «гроздьями гнева», которые зреют в странах, не попавших в «золотой миллиард».
Наложение и взаимоусиление проблем и противоречий порожденных «эффектом одновременности» процессов модернизации, нациестроительства и глобализации, превращают большинство стран мира, живущих в иных «часовых поясах», чем страны промышленно развитого Запада, в экономических и политических аутсайдеров. Растущая неэффективность государства под прессингом глобальной экономической рационализации, всеобщей финансовой зависимости, резким сокращением ресурсов для осуществления государственной социальной и экономической политики и воздействием навязываемых СМИ западных потребительских стандартов, недостижимых для населения большинства стран, но вызывающих «революцию растущих ожиданий» и др., делает проблематичным осуществление цели «догоняющей» модернизации – «догнать и перегнать Запад», но порождают массовую фрустрацию, преодолеть которую проще всего с помощью формирования «образа врага» в национальной, цивилизационной и/или конфессиональной «упаковке», поскольку социальные общности «держатся вместе» при наличии внешних угроз и/или консолидирующей идеологии. При этом линии этнических и религиозных разломов, в отличие от экономических, до поры были незаметны. «Кровь и происхождение – в душе, а не в теле. Вопрос не в том, «кто принадлежит к нам», а в том, что само понятие «мы» часто означает нечто существенное, но невидимое другим» [4, с.285].
Существует устойчивая корреляция между подъемом национализма и религиозного фундаментализма и переходным состоянием общества. Не случайно Э. Хобсбаум утверждал, что «… националистические движения обычно укореняются, прежде всего, в тех регионах (и, возможно, стратах), где модернизация уже достаточно проявила себя, чтобы породить проблемы, но недостаточно продвинулась, чтобы предложить их решения» [5, р.399]. Периоды радикальных перемен – это периоды всеобщей неуверенности. И потому люди, проигрывающие от перемен, испытывающие страх перед новым глобальным миром, обращаются к «заветным», фундаментальным ценностям – этническим и религиозным. «Люди спасаются от экономической неуверенности своего реального мира, пишет Л. Туроу, – отступая в уверенность какого-нибудь религиозного мира, где им говорят, что если они будут повиноваться предписанным правилам, то будут спасены» [4, с.278]. Свой способ спасения предлагает и национализм, поскольку берется компенсировать издержки «процесса освобождения» порожденного модернизацией и глобализацией.
Антизападный мятеж в «третьем мире» направляется также против секулярного национального государства, которое, в конце концов, осталось чуждым институтом для незападных культур.
В Азии и Африке за фасадом заимствованных и слабых политических институтов и национальных символов скрывается традиционный мир племен и народностей, который не смогло трансформировать квазинациональное государство.
В своей освободительной борьбе страны «третьего мира» ставили своей целью получение статуса национальных государств и принятия их в международное сообщество в качестве суверенных и полноправных членов. В начале третьего тысячелетия появились сомнения относительно того, будет ли существовать и в наступившем столетии международный порядок, созданный по западным стандартам.
Современные исламские авторы, приверженцы идеологии панарабизма также не принимают существующий миропорядок, возникший, по их мнению, в результате западной колонизации. Они отрицают секулярное национальное государство и требуют вернуться к идее халифата – «исламского идеального государства». Отсюда рост политического влияния исламского фундаментализма, который тотально отвергает западную модель политического развития. Государства Азии и Африки и, прежде всего, мусульманские, переживают сегодня процесс этнизации. Именно этническая и конфессиональная солидарность приходит здесь на смену национально-государственной идентичности, заимствованной у бывших стран – метрополий. Глобализация, в формах, навязываемых Западом, воспринимается в этих регионах мира как угроза дальнейшему существованию, которая преодолевается посредством призыва к возвращению к традиционным формам общности - религиозной и этнической. Тем самым, с одной стороны, обостряются этнические различия между локальными культурами, а с другой, обостряется цивилизационный конфликт между исламскими странами и Западом. Пример Сомали, Ирака, Ирана, Судана и Афганистана наглядно доказывает правоту данного утверждения [См.: 6, с.214-216].
При этом агрессивная энергия этнополитической и фундаменталистской мобилизации может быть канализирована в следующих основных направлениях:
- против, поддающихся идентификации меньшинств, проживающих среди большинства;
- против соседних этнотерриториальных образований… с целью пересмотра границ;
- против имперского центра или главенствующей национальной группы [См.:7];
- против соседнего народа/страны, принадлежащих к другой цивилизации/конфессии;
- против персонификации «зла глобализации» Соединенных Штатов Америки и «Запада» в целом.
Добавить комментарий