«Что же такое есть это «теперь», в лоне которого мы все существуем и которое определяет тот момент, когда я пишу?» — задаётся вопросом о нашей исторической актуальности Мишель Фуко в работе «Что такое Просвещение?», вопросом философским par excellence. Задаваясь вопросом об условиях возможности истории настоящего, Фуко примыкает к «компании критиков» (М. Уолцер); не случайно также, по мнению Ж. Делёза, он оказывается выразителем современной нам эпохи как именно трансцендентальный философ. Вот почему историк современной французской философии В. Декомб выносит следующее заключение на сей счёт: «Критическое значение истории настоящего состоит в выявлении несовременных, а значит, антисовременных элементов современной эпохи, в демонстрации того, что они не являются ни достойными презрения, ни умирающими. Это критическое значение истории настоящего, как её понимал Фуко, приветствовалось таким антисовременным историком, как Филипп Ариес» 1.
По мысли Ж.-Фр. Лиотара, Кант — это тот, кто не написал книгу, посвящённую критике политического разума 2.
Кабаре интеллектуалов: это понятие интеллектуалов, представляющих собой авангард. Интеллектуал, каким был Фуко в его собственном понимании, задаёт вопрос о единстве как идеальной, так и реально существующей целостности, не признавая за ней ровно никакого значения вообще. Кабаре интеллектуалов — это своего рода философский клуб. Первое право состоящего членом такого [11] клуба философии — это право философа-народа по отношению к прочим субъектам права, или другим народам. Этот философствующий субъект, народ, имеет право на политические институты, предоставляющие ему и его существованию полную неприкосновенность в тех условиях, в которых он пребывает. В одном из примечаний к корпусу своих философско-исторических, т.н. малых трактатов Кант утверждает: «Однако это вовсе не означает, что народ, обладающий монархическим строем, должен в силу этого присвоить себе право или даже подавить в себе тайное желание изменить этот строй; ведь, может быть, слишком важное положение, занимаемое им в Европе, определяет для него этот строй как единственно возможный, позволяющий ему существовать среди соседних держав» 3.
Итак, что представляет собой философия истории как единственно возможная в данном случае аналитика события — к примеру, события Французской революции, современником коей невольно был принуждён стать Кант? Революция, не имеющая места, неизбежно оказывается сведённой к неким идеям философской концепцией события как такового. И наоборот, самый факт того, что Революция (с большой буквы) имела-таки место, означает, что собственно идеи теперь оказываются объективным мотивом, побуждающим к действию руководством, то есть мотивировкой для принятия революционных решений и/или просто вынесения политического суждения. Тут и появляется возможность переиначивания дела Революции, ни с того ни с сего, в более приемлемый сюжет, а именно: в Просвещение; в случае же Канта — Aufklärung, как официальное определение понятия, данное философом. Немецкий термин “Aufklärung” сам по себе говорит не больше того, что было сказано Кантом в известном Ответе на вопрос “Was ist Aufklärung?”. И, как поясняет эту мысль современный французский исследователь, «ничто более не заставляет нас заниматься философией современности в форме объяснения текста» 4. Во всех его различных субститутах, как-то: Enlightenment, Lumieres, etc., — сам субъект (предмет, существо дела) оказывается сильно рафинирован. Идя от исторического События в масштабах Старого света, мы приходим к экспозиции [12] Кантовой философии истории. Если же, скажем, французские авторы предпочитают французскому именно немецкое слово, когда нет нужды возводить французское Просвещение к немецкому Aufklärung; если же они хотят указать на то, что исторически Просвещение есть всеевропейское явление, не говоря, при этом, скорее об Enlightenment; и если брать в расчёт всё это вместе — оказывается, что мы имеем здесь дело с гербарием эпохи, современником коей будет Кант и не–современником — Фуко; оказывается, что чёрное «возгоняется» на белый свет, представая лишь в выгодном для себя виде: слишком быстро и поверхностно время обращается в понятие (в данном случае: век Просвещения — в «философско-историческое понятие» современности вообще).
Такова вкратце впечатляющая иные тонкие натуры история политического разума и волнующих этот последний событий; странность же данной истории лежит в предпочтительности одних событий по сравнению с другими, вернее, той, а не иной версии исторического события. На чашу своеобразной системы «мер и весов» ложатся сравнительные значимости произвольно выбранных факторов — от «идей, институтов, интересов и т.д.» вплоть до пресловутого «географического фактора» в духе Жака Деррида, что в свою очередь заставляет вступать в игру философию как целое. Вследствие вышесказанного, философия исторически актуального, в частности, заключается в подведении человеческого рода к осознанию необходимости выносить собственное суждение «обо всём, что сообщают» ему записки анонимного философского клуба о течении событий, — для того, во-первых, чтобы помочь самим просветителям исправить понятийный инструментарий, коим они пользуются в своём обиходе, и, во-вторых, чтобы уже нам, просвещаемым, суметь понять в каждом отдельном случае, что на самом деле происходит.
Добавить комментарий