Мышление за порогом естества

[32]

Лейтмотивом и знаменателем любого философствования является обращение естественного сознания от привычки и хронологически первой очевидности к рефлексии. Перемена ума и преображение духа всегда заданы необходимостью отвратить взор от эмпирической данности и прилепиться к сверхприродному образу бытия, устремиться в путешествие, исход которого определен лишь его же собственным началом. Но что подвигнет на такую авантюру, эксцентрическую по отношению к существующему порядку вещей? Что способно сместить эпицентр сознания, заставить последнее заглянуть в пролом и бездну по ту сторону единой смыслонаправленности? Очевидно, лишь то, что является самим этим проломом, разрывом в культурной ткани общественного и личного этикета, в своем пределе — первозданной тьмой творения и порогом времени. «Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним — умиранием и смертью» («Федон», 64а), отрешая душу от тела и очищая разумение от бурного безрассудства непосредственности. Но решимость и решение посвятить свою жизнь делу философии исходят из первого дорефлексивного опыта присутствия смерти, беря исток в молчании разума перед открытым занавесом пустоты. «… сознание испытывало страх не по тому или иному поводу, не в тот или иной момент, а за все свое существо, ибо оно ощущало страх смерти, абсолютного господина. Оно внутренне растворилось в этом страхе, оно все затрепетало внутри себя самого, и все незыблемое в нем содрогнулось» (Гегель, «Феноменология духа»). Переживший этот страх и удержавший в нем свою идентичность получает невиданную доселе свободу — свободу усомниться в очевидных вещах, свободу стать «притчей во языцех» и свободу выключить мир, погасив его естественное освещение. Интеллектуальная визуализация (demonstratio) неочевидного оказывается лишь следствием исходной и главной интенции — обращения мышления к истокам и условиям своей собственной возможности-действительности, обращения мышления в «философскую веру» (К. Ясперс), в основе которой, до всякого концептуально-мировоззренческого позитива, лежит критика естества. Критический свет мышления, воспитанный и образованный (paideia) в сознании победой над первородным и абсолютным ужасом смерти, дает единственно достоверное оправдание мысли, возвращая трансцендентальному сюжету умозрения первую и единственную истину его бытия.