О концептуальных основаниях диалога культур в условиях глобализации

Процесс глобализации имеет ряд самых различных аспектов и сторон: это глобализация экономическая (распространение экономических моделей, выработанных в странах Запада, на другие регионы мира), политическая (распространение принципов демократии западного типа, предполагающих суверенитет личности по отношению к обществу и государству, право выбора и т. д.), но прежде всего глобализация культурная, то есть формирование общих для всех культур мира форм и структур, обеспечивающих коммуникацию между отдельными индивидами, между группами и между индивидом и группой. Собственно, этот последний аспект является основополагающим для всех прочих, ибо именно благодаря ему становятся возможными формирование рыночных механизмов в экономике, не знавшей до того рынка в европейском понимании этого слова, возникновение политических режимов, которые базируются на нормах, изложенных в «Декларации прав человека».

Под коммуникацией мы будем понимать процесс общения, взаимодействия людей, осуществляемый при помощи знаковых механизмов, среди которых наиболее существенную роль играет язык, который, в свою очередь, теснейшим образом связан с мировоззрением, формируемым данной культурой. Одной из базовых функций языка является модификация внутреннего состояния человека, реализуемая посредством знаков (и, заметим попутно, предполагающая формирование определенных поведенческих диспозиций или, если использовать терминологию Г. Салливана, «динамизмов»), так что все языковые структуры в конечном счете ориентированы на человека, и естественно поэтому, что язык предполагает в качестве необходимого условия интерпретатора (адресата сообщений, выдаваемых другими людьми при помощи определенной знаковой системы) и механизмы интерпретации сообщений. Именно здесь кроется одна из главных проблем культурной глобализации.

Культура — это прежде всего сообщения: высказывания, построенные по законам определенного языка и из предоставляемого этим языком лексического материала, наборы высказываний, семантически и прагматически связанных между собой (тексты разного рода), и та реальность, к которой они все отсылают. Связи знаковой системы с реальностью составляют прагматический аспект культуры. Важно, что сами эти связи строятся по определенным канонам и нормам, усваиваемым традиционными носителями этой культуры и имеющим также языковой характер. Иными словами, культура — это набор языков для описания физической, социальной и экономической реальности, а также языков для описания самих этих языков. Отсюда следует, что глобализация с точки зрения культуры означает формирование такой знаковой системы, которая была бы пригодна для описания всех возможных физических, экономических и социальных реалий всех обществ, вовлеченных в глобализационный процесс. Основной опасностью при этом оказывается возможность потери разными культурами своей индивидуальности, своей специфики, что неизбежно приведет и к утрате носителями данной культуры своей самоидентичности, к размыванию культур и вследствие этого к потере исключительно важного для развития любой цивилизации фактора — фактора разнообразия. Действительно, если формируется новый «глобальный» язык, охватывающий собой все отдельные культуры как языковые (в самом широком смысле этого слова) системы, то они оказываются для него своего рода «подмножествами». Тогда возникает вопрос, каковы будут отношения между глобальным языком и его «подмножествами» по объему и по содержанию? Очевидно, что в том случае, если глобальная культура будет строиться исходя из тех инвариантных свойств человеческой природы, которые присущи всем людям просто потому, что они принадлежат к виду homo sapiens, то с этой точки зрения будет невозможно отличить друг от друга представителей различных культур. Более того, сами эти различия будут несущественны, ибо тот, кто относит сам себя к «гражданам мира», будет рассматривать свои национальные и культурные особенности как маргинальные для его самоидентификации. Это, несомненно, уменьшит возможности для возникновения разного рода межгрупповых конфликтов (религиозных, национальных и т. д.), но при этом обеднит и возможности коммуникации, так как в этом случае тем универсумом, относительно которого будут осуществляться коммуникативные действия, будет множество простейших человеческих потребностей, так что на этом языке уже нельзя будет говорить о тех переживаниях, которые не являются общими всем людям — этических, эстетических, религиозных и т. п.

Именно на эту опасность обращают внимание в первую очередь мыслители, принадлежащие к культурам Востока, и интересны предлагаемые ими стратегии взаимодействия с доминирующей в современном мире цивилизацией Запада. Так, например, иногда предлагается (и в странах Востока, и в России) взять от западной цивилизации все наилучшее, оставив все ее негативные черты «за бортом», однако проблема здесь состоит в том, что невозможно отделить «плохое» от «хорошего», ибо они представляют собой разные стороны одного и того же явления или процесса. О таких предложениях Ауробиндо Гхош замечает, что в действительности ассимиляция опыта Запада, как вообще любого инокультурного опыта, не делает необходимым какое-либо заимствование; так, когда речь идет о заимствовании принципов западной демократии, то при этом имеется в виду «не безоглядное принятие ее европейского варианта, но отыскание в нашем прошлом того, что соответствует ей, выявляет ее смысл, подтверждает ее высшее духовное назначение в нашей духовной концепции жизни и существования, и уже применительно к этому следует выработать ее пределы, степень, формы, отношение к другим установкам, использование» 1. В контексте рассматриваемых проблем это означает, что предлагается поиск в своей собственной культуре форм и механизмов, структурно или функционально аналогичных таковым другой культуры. Иными словами, здесь предлагается программа перевода идеологических конструкций, характерных для языка одной цивилизации, на язык другой.

Такая постановка проблемы ставит перед нами один принципиальный вопрос — вопрос о «базисе перевода». Когда мы переводим текст, например, с немецкого языка на русский, то, как правило, просто подставляем на место немецких слов и выражений эквивалентные им русские. Однако эта эквивалентность основана на наличии общих у немецкой и русской культур реалий, форм мышления и других знаковых структур, сложившихся в процессе развития в сходных исторических условиях и в постоянной коммуникации, что обеспечивает существование у слов и выражений разных языков общих денотатов. В том же случае, когда возникает потребность установить такие отношения эквиваленции между культурами, развивавшимися независимо друг от друга, в совершенно разных условиях и без каких-либо контактов, поиск того общего базиса, который объединял бы их языки и их способы видения мира, становится действительно трудной проблемой, но некоторые пути ее разрешения все же можно наметить.

Следует обратить внимание на сами способы структурирования мира в языках тех культур, для которых мы пытаемся найти (или построить) общий концептуальный базис. Здесь важны представления о пространстве, времени и, главное, о месте человека в физическом мире, так как именно от этих факторов зависит доминирующее в данной культуре представление о социальных ролях индивида. Культура с этой точки зрения предстает как система сообщений, направленных не только на описание физической или социальной реальности, но и на организацию поведения человека в этой реальности, то есть она выступает как инстанция, формирующая сознание индивида, и прежде всего его самосознание — представление о самом себе, своем положении в мире и обществе и о тех формах поведения, которые обусловлены этим положением. В этом случае появляется возможность сравнивать не просто абстрактные построения философов иной цивилизации, ее мифологические или религиозные представления, оторванные от реальной социальной практики и потому кажущиеся нам иногда наивными, если не бессмысленными, а прежде всего место этих философских построений или мифологем во всем многообразии жизненных практик данной цивилизации, предполагающих формирование и структурирование поведенческих диспозиций связывающих себя с ней индивидов.

При таком подходе становятся более ясными структура того общества, диалог с которым мы пытаемся наладить, динамика его развития и фундаментальные мировоззренческие принципы, на которых базируется его интеллектуальная жизнь, так как все это позволяет нам предвидеть, какова будет реакция индивидов, принадлежащих к этому обществу, на те или иные наши действия. Более того, это обогащает и нашу собственную культуру, ибо в ее арсенале при этом появляются новые способы организации мира и построения отношений между миром, обществом и человеком.

В процессе построения интеркультурного диалога в рамках каждой участвующей в диалоге цивилизации формируются структуры и механизмы, позволяющие расширять связи с иными культурами, легче усваивать их содержание, однако немаловажно и то, что в этом же процессе обретаются предпосылки для построения общего базиса кросскультурного взаимодействия. Можно сказать, что чем более глубоко любая данная культура задействована в процессах интеркультурной коммуникации, тем выше становится ее способность к этому диалогу, ибо в коммуникативных процессах такого типа культура обогащается содержанием, частично заимствуя его у партнеров, частично формируя из собственного материала для обеспечения более эффективного интерцивилизационного взаимодействия. Впрочем, у этого процесса есть и обратная сторона, ибо такой диалог требует от его участников исключительной динамичности, подвижности концептуальных схем мира, что может затруднять самоидентификацию человека, относящего себя к одной из участвующих в диалоге культур, благодаря тому, что он оказывается вынужден делать выбор из большого числа альтернативных modus existendi, не имея возможности в полной мере оценить все последствия принятия одного из них.