Во второй половине XIX века в церковной и околоцерковной среде возникает потребность изменения богословия с целью его приближения к современным условиям. Это был процесс закономерный, вызванный необходимостью выведения православной богословской мысли из практически застойного состояния. Традиционной особенностью Русской православной церкви, обусловленной ее тесной связью со светской властью, являлась проповедь социального индифферентизма, поэтому естественным было господство в православном нравоучении так называемой «этики религиозного индивидуализма», в которой христианство рассматривалось как религия личного спасения, вне содержательного контекста рассматривалось и Евангелие.
Человек, с точки зрения традиционного православия, по природе своей индивидуальное, а не общественное существо. Общество — результат грехопадения, извращения человеческой природы. Необходимое условие развития личности — церковь, которая за пределами духовного мира личности. Нет никакого «социального идеала». Признавать в качестве такового библейское «царство Божие» — заблуждение, так как оно является не земным, а представляет собою «религиозную ценность, внутреннее соединение с богом», оно «не от мира сего».
Религиозные реформаторы конца XIX века предприняли попытку сосредоточить внимание на преодолении отчуждения церкви от «земной жизни». Будучи сторонниками обновления социально-политических и нравственных воззрений русского православия, так называемые «церковные прогрессисты» вовсе не умаляли значения трансцендентальных установок учения, подчеркивая первостепенное для христианства значение духовно-нравственного совершенствования.
Во многом благодаря именно церковному «обновленчеству» в русской духовной жизни выявились разнородные идейные тенденции, ставшие предпосылками «русского духовного ренессанса». Как и во всяком ренессансном процессе, его участники не были едины и монолитны в своих идейно-духовных ориентациях. Тем не менее, они были едины в одном — в признании примата духовности над общественным, социальным. С этой точки зрения не формальные изменения внешних [225]
условий, а внутреннее самосовершенствование способно привести человека к гармонии и миру. Не случайно В.В. Зеньковский, имея в виду эту основополагающую тенденцию русского богоискательства, вообще признавал отличительной чертой русской мысли панморализм, высокое «нравственно-этическое напряжение».
Наиболее ярко и последовательно философия панморализма выявилась в творчестве С.Н. Булгакова. Рассматривая вопрос о соотношении религии и морали, Булгаков выступает против сведения существа религии к нравственности, которое, по его мнению, имело место у Канта, Фихте, Л. Толстого. И хотя нравственность, как он считает, и не имеет абсолютного религиозного значения («добро от Бога, он есть источник добра, но Бог не есть добро»), но только религия дает место этике и ее обосновывает. То есть, корни морали и ее обоснование заключены в религиозном познании. Не представляя себе этики вне связи с религией, С.Н. Булгаков активно выступал против «автономистов», считая, что такие категории, как добро, идеал, совесть «полностью коренятся в религии».
Говоря о необходимости обновления этического учения Русского православия, Булгаков формулирует основные задачи внутрицерковной ветви русской религиозной реформации в деле политического раскрепощения, экономического возрождения, духовного перевооружения «учащей Церкви».
Добавить комментарий