Политика, религия, нравственность в современном российском обществе

[28]

В последние 15 лет в России наблюдается заметный рост влияния религии на жизнь граждан. Восстанавливаются и открываются церкви, мечети и молитвенные дома, широко отмечаются религиозные праздники, церковные службы транслируются по телевидению. Огромное количество россиян совершили обряд крещения, а церемонии бракосочетания все чаще завершаются венчанием.

Активное проникновение религии в массовое сознание и соответствующее повышение роли церкви в государстве не могло не сказаться на политической жизни, в частности, на поведении политиков. Руководители государства начали посещать церковные службы, а церковные иерархи — светские приемы. Священнослужители благословляют солдат перед боем, освящают бронетехнику и казармы, а светская власть награждает церковных иерархов высшими государственными наградами. Масштабы описываемого явления настолько велики, что вызывают серьезную обеспокоенность антиклерикальных кругов. Развертывание процессов десекуляризации в сфере образования, усиление участия церковнослужителей в социально-экономической жизни страны, а также укрепление взаимосвязей между светской и церковной элитами даже породили у некоторых аналитиков опасения относительно девальвации в России принципа отделения церкви от государства.

Происходящие в обществе изменения повлекли за собой и трансформацию социальных ожиданий граждан. Оценивая политических деятелей, население уже обращает внимание не только на их идеологические и политико-экономические ориентации, но и на [29]
степень их религиозности и конфессиональную принадлежность лидеров. Последние же, в свою очередь, стали учитывать религиозные настроения избирателей и разными способами демонстрировать свою поддержку церкви. Можно констатировать, что в последнее время в этой сфере наметились два процесса религиизация политики и политизация религии.

Наиболее ярко этот процесс проявляет себя в деятельности оппозиционных движений и партий — от коммунистов до монархистов и националистов. Известно, что формирование российской государственной идеологии находятся в центре внимания «патриотов-государственников», которые опираются на традиционные ценности российского общества. Идейное противостояние демократов-западников и патриотов-государственников за последние годы стало важнейшим показателем общественно-политической жизни страны. Поскольку в первые годы реформ правящая элита активно пропагандировала идеи либерализма и радикал-реформизма, всячески отвергая при этом традиционные культурные ценности, то эти ценности и были взяты на вооружение оппозицией. По мнению лидера российских коммунистов Г.А. Зюганова, политическая палитра патриотического движения выглядит так: коммунисты-державники (левый фланг), государственники-державники (центр), силы религиозно-патриотической ориентации (правый фланг). КПРФ является наиболее последовательной в разработке государственной идеологии. Накануне президентских выборов 1996 года лидер КПРФ и НПСР (Народно-патриотический союз России) издал книгу «Россия — Родина моя. Идеология государственного патриотизма», в которой на основе осмысления отечественной истории формирует новую российскую идею — идею державного социализма. Пытаясь логически соединить коммунистическую и державно-патриотическую идеи, автор отмечает, что коммунистическая идея — глубоко русская национальная идея. Для возрождения России, считает он, необходимо соединить «красный» идеал социальной справедливости, который является в своем роде земной ипостасью небесной истины («перед Богом все равны») и «белый» идеал национально-осмысленной государственности, воспринимаемый как форма существования многовековых народных святынь. В таком случае Россия обретает общественное согласие и державную мощь, завещанную десятками поколений предков. Г. Зюганов подчеркивает, что Русская Православная Церковь является исторической опорой и выразителем «русской идеи».
[30]

Необходимо отметить, что и КПРФ, и радикальные националисты активно используют в своей практической деятельности фундаменталистские настроения ряда православных «ревнителей благочестия», которые характеризуются не их обрядовым благочестием, а церковно-политической программой ответов на «внешние» вопросы. Основное в этой программе — бескомпромиссный антиэкуменизм, блокирующий все формы религиозного диалога, она основывается, во-первых, на традиционном антикатолицизме и в особенности антисектантстве; во-вторых, на критике модерна и всех его проявлений, связанных с современными формами общественной жизни — правами человека, демократией, правовым государством, рыночной экономикой. На данной почве развиваются острые формы антилиберализма, антииндивидуализма, критики западной культуры. Эти программные установки подкрепляются радикальными метафизически-мифологическими концепциями. К наиболее мифологически насыщенным относится антисемитизм, объединяемый с теорией «жидомасонского заговора». Весь исторический процесс здесь объясняется решениями лидеров масонских лож и тайной организацией сил зла. Другая концепция основывается на метафизике православного монархизма и имперской державности. Она формирует конструкцию «государства правды» и исходит из нее в критике современности. Именно из такого источника в среде православных фундаменталистов рождаются мифы, подобные мифу о «православном Сталине», согласно которому лишь жидомасоны помешали Сталину восстановить в СССР православную монархию. Данный пример, как и многие другие, например, отрицание еврейского происхождения Иисуса Христа или Библии, демонстрирует, насколько далек православный фундаментализм от истинного православия (даже кощунственен по отношению к нему). Из подобных примеров можно отчетливо проследить политическое, а не религиозное происхождение фундаментализма. Его политическую принадлежность подтверждают и внешние союзы церковно-фундаменталистских кругов с коммунистами и националистами. Концепция «православного Сталина» вошла в официальную доктрину КПРФ, а «жидомасонская» легенда процветает в националистических партиях и хотя у коммунистов риторика секулярная, а у радикальных националистов — языческая, что не мешает им чувствовать солидарность с православным фундаментализмом на уровне «практических дел».

Программные заявления национал-социалистов (Народная национальная партия, Русское национальное единство), национал- [31]
капиталистов (Национально-республиканская партия России, Либерально-демекратическая партия России) представляющих патриотов-государственников также разыгрывают религиозную карту.

Основные постулаты государственной идеологии Народной национальной партии можно выразить следующим образом: Россия — государство русского народа, православие — государственная религия, необходимы достижение социальной справедливости, создание сильной армии, охрана природы и расселение мегаполисов.

Данные социологических исследований, проведенных в августе 1999 года в 19 субъектах Российской Федерации показал, что демонстративная религиозность политиков поддерживается лишь 34,4% россиян, тогда как 31,3% относятся к ней индифферентно, а 28,6% резко негативно, вероятно, видя в этом проявление конъюнктурности и неискренности. В связи с этим стоит заметить, что политикам следовало бы поискать менее рискованные способы привлечения симпатий избирателей.

Активно используют разногласия между православием и католицизмом в своих целях и ряд политических деятелей СНГ. Например, во время визита на Украину Папы Иоанна Павла II Леонид Кучма, постоянно находившийся с ним, максимально использовал визит Папы в политических целях, прежде всего в противостоянии с оппозицией, а заодно — пусть завуалировано — и в отношениях с Москвой.

Приветствуя главу Ватикана, президент Украины подчеркнул, что «после десятилетий искусственной изоляции Украина настойчиво борется за надлежащее место в европейском обществе, реализуя свой европейский выбор». При объединении Европы необходимо сохранить ее «христианские корни и христианскую душу». И в этом смысле, сказал Кучма, пребывание Папы на украинской земле станет «еще одним кирпичиком» в объединении континента, войдет в «этапную веху истории Украины».

В канун визита священнослужители и верующие Украинской Православной Церкви Московского Патриархата многократно проводили крестные ходы протеста. И хотя в порядке доброй воли эти акции были прерваны на время пребывания главы Ватикана на Украине, протест продолжался в другой форме — в молитвах против визита, являющегося, по их мнению, «провокацией» и «новым крестовым походом». С учетом того, что сторонники Московского Патриархата имеют на Украине 9049 общин — больше, чем все другие христианские течения, [32]
вместе взятые, это достаточно весомо. Названный спор, по определению «Вашингтон пост» «стал последним напоминанием, что Украина спустя 10 лет после распада Советского Союза все еще разделена политическими и религиозными разногласиями».

Процесс политизации религии — от участия священнослужителей различных конфессий в парламентской деятельности в первые годы реформ до создания религиозных партий и движений, стремящихся проявить себя в современной политической и духовной жизни — затронул почти все конфессии России, но особенно православие и ислам. Первой христианской политической партией страны стал Христианско-демократический союз России (ХДСР), возникший на основе редакционной группы «самиздатовского» Бюллетеня Христианской общественности в 1989 году. Среди мусульманских общественных объединений наибольшее влияние на политическую жизнь оказывают такие общефедеральные объединения как Исламский комитет (ИК), Союз мусульман России (СМР), движение «Нур», из региональных — Исламско-демократическая партия и «Джамаатул муслими» в Дагестане, «Исламский путь» в Чечне, Союз мусульманской молодежи в Татарстане. Таких партий насчитывается уже более двадцати и количество их будет, вероятно, расти.

Глобальная политизация общества — характерная примета времени. Возможна ли, однако, сегодня политика, свободная от нравственных обязательств и как должна решаться в этом контексте проблема соотношения политики и религии, политики и морали на современном этапе? Этот вопрос стоит сегодня и перед политическими лидерами, и перед религиозными деятелями, и перед научной общественностью. Чтобы ответить на этот вопрос необходимо рассмотреть его в историческом контексте.

Первые христиане не помышляли о том, как изменить мир и сделать его лучше. Они были уверены в близком его конце и думали о спасении. Они уповали не на переустройство мира, а на грядущее царство Божие, которое «не от мира сего» Евангелие не несло призыва к политическому освобождению, скорее оно призывало к освобождению от политики, выходу из политической игры.

Христианство возникло в размежевании с античным представлением о единстве политики и этики. Оно отказывалось видеть в человеке политическое по самой своей природе существо, поскольку не в политическом существовании человека реализуются его потен [33]
ии. Религиозное измерение человека, таким образом, не представлялось простым продолжением его мирского измерения. Христианство учило, как быть свободным в несвободном мире, где политическая власть с помощью насилия порабощает человека. Это порабощение оказывается тотальным в том только случае, если существование человека целиком заполнено политикой, если политика, человеческая природа и этика составляют неразрывное единство. Христианство начало с того, что провело принципиальное разграничение между этикой и политикой. Есть нечто более высокое, нежели любые земные цели, привязанности, действия, которые остаются на уровне отношения человека к человеку, государству, обществу. Есть мир внешний, и есть мир внутренний — духовный, мир человеческого существования по ту сторону политической жизни.

В своем первоначальном облике христианство учило противостоять государственной машине Римской империи, притязавшей на власть не только над телом, но и над душой своих подданных. В то же время оно не превращало верующих в некое обособленное от мира сообщество, оно не было аполитичным.

Евангельский Иисус осуждает беззаконие, насилие, угнетение и социальное неравенство, национально-племенную рознь. Все это стало предметом нравственного осуждения. Жестким политико-правовым предписаниям был противопоставлен закон человеческого сердца, насилию — любовь как форма связи между людьми, как нравственный принцип противления злу. Иными словами, не всякие средства, но лишь нравственно оправданные, приемлемы в борьбе со злом. Христианство сделало мораль религиозной и через нее оно получило возможность влиять на светскую историю, на политическую борьбу, на отношение человека к государственной власти, на освободительное движение народов. Механизм этого влияния включает взаимодействие между стихийным ходом исторических событий, имманентными миру ценностями — политикой, земным царством — и трансцендентным ему духовным началом, нравственно-религиозными постулатами — царством Божьим. Этот механизм построен на антиномии духовной и мирской власти, трактуемой по-разному и выявляемой в многообразных формах. У Августина в его учении о двух градах это противопоставление государству церкви. В учении Лютера о двух царствах речь идет о светских и духовных [34]
властях, через которые осуществляется божественное управление миром и за смешение которых он обличает католицизм.

Разделение двух царств, веры и политической деятельности, града Божьего и мирского определило те два полюса притяжения, между которыми бьется христианское понимание истории: полное их разделение, с одной стороны, и отождествление — с другой. В своем стремлении быть представленным в мире и влиять на мирскую жизнь человека христианство столкнулось с двумя опасностями. Оно хочет вывести человека за пределы этого мира, за рамки существующего, рискуя внушить ему полное безразличие, пассивное отношение к социально-политической действительности, изолировать от мира и сделать аполитичным. Такой ценой может быть куплено освобождение христианской личности от посягательств на нее, ее совесть со стороны политической власти. Но тогда царство Божье оказывается за пределами истории, оно просто обозначает «иной мир», и разрывается связь между христианским спасением и мирской жизнью. Другая опасность заключается в смешении светского и религиозного, злоупотреблении религией для защиты мирских интересов, превращения теологии в служанку политики. Решающим является вопрос о том, возможно ли осуществить царство Божье на земле; в какой мере божественное может воплотиться в мирском; исчерпывает ли миссию христианской веры духовное освобождение, утешение в сознании, спасение от внешнего мира в мире внутреннем?

Если миссия христианства заключается во внутреннем освобождении человека от испорченного мира, то подчинение христианством Римской империи было его поражением. «Огосударствление» христианства, которое произошло в IV веке при императоре Константине, означало приспособление веры в Бога к нуждам государства во имя его христианизации. Приняв союз с государством, церковь обрела политическую власть и взяла на себя обязательство оправдания государственно-политической власти. Приспособив веру в Бога к политике, она тем самым поставила под вопрос нравственную состоятельность самой веры. Впоследствии Вольтер скажет, что церковь, созданная, чтобы проповедовать мораль, часто предавалась политической игре и человеческим страстям.

Другого рода исторический опыт политической вовлеченности христианской религии был продиктован революционным желанием осуществить царство Божье на земле. Этим стремлением вдохновлялись первые революционные движения в Европе. Христианской [35]
революционной традиции от Иоахима Флорского и Томаса Мюнцера до современных политических теологий освобождения свойственно представление о царстве Божьем не как об ином, потустороннем мире, но как о мире, ставшем другим, изменившимся благодаря усилиям человека. Политика представала в религиозном облачении как защита дела Божьего на земле.

Сегодня стало очевидным, что цивилизация, обратившаяся к науке, а не к религии в надежде достичь материального и духовного прогресса, не обрела искомого совершенства. Знание действительно оказалось силой, но таящей в себе еще большие угрозы человеку, нежели его былая слабость. Террористический акт 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке уничтожил западную систему ценностей, идею единства мира. Выявилось несоответствие между ростом технической мощи и способностью человека использовать ее во благо, а не во зло себе, прежде всего способность делать правильный, не только с точки зрения политических, но и нравственных последствий, выбор целей общественного развития и методов их достижения. Кроме того, сложная техника также предъявляет повышенные требования к тем, кто с ней работает. И дело не только в профессиональной компетентности, интеллектуальном уровне, но и в нравственной зрелости, ответственности, профессиональной этике.

Проблема взаимоотношений религии, политики и дипломатии обстоятельно и авторитетно обсуждалась в апреле 2001 года в Дипломатической академии МИД России на конференции, организованной совместно с Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата, МИД и МГИМО. Выступая на данной конференции министр иностранных дел России И.С. Иванов отметил, что «российские дипломаты и деятели церкви, действуя своими специфическими средствами, призваны …выполнять очень важную общую миссию — миссию миротворчества. Духовный авторитет церкви может сыграть исключительно благоприятную роль в урегулировании локальных и региональных конфликтов», то есть церковь не только может, но и должна активно включаться в политическую жизнь.

Заведующий кафедрой философии и политики Дипломатической академии МИД России К.М. Долгов выделяет следующие принципы политики как таковой: Это служение в высшем смысле этого слова, служение не какой-то отдельной личности, отдельному слою или классу, а служение всему народу. Поли- [36]
тика является искусством, объединяющим всех людей, это свободное, справедливое, органическое, правовое, общенародное единение во имя общей цели, общих задач, общих устремлений. Это выражение единой всенародной воли, которую политикам следует неуклонно воплощать в жизнь без каких-либо сомнений и колебаний, ибо в противном случае они утратят доверие народа. Она должна иметь определенный «идеал», ясно видеть его и соотносить с ним свою стратегию и тактику, свои решения и действия. Она живет правосознанием народа, которое придает ей силы и могущество, ибо через правосознание и посредством правосознания политика выражает интересы каждого гражданина и всего народа. Наконец, политика упорядочивает и связывает в единое целое все сферы человеческой жизни, создавая тем самым возможность для свободного исторического творчества всего народа. По мнению К.М. Долгова «всепроникающим и всепронизывающим творческим началом и принципом политики должна оставаться религия с ее принципами высшей нравственности, включая такие, как свобода, любовь, вера, совесть, долг, ответственность, бескорыстие, милосердие, справедливость, достоинство, терпимость, мужество, любезность, уважение к другим народам».

Сравнивая Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, утвержденные Архиерейским собором (август 2000 г.) и Концепцию внешней политики России, утвержденную Президентом России (июнь 2000 г.), можно отметить их совпадение во внешней, международной деятельности, в частности в миротворчестве. «Миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами» в Концепции РПЦ стоит на первом месте в областях соработничества церкви и государства в нынешний исторический период.

Итак, ни политика, ни религия не могут в настоящее время быть автономны друг от друга. Для того, чтобы политика была нравственной, она должна опираться на религиозные ценности, религия же не может реализовывать свою миротворческую функцию не влияя на внутреннюю и внешнюю политику государства.