Конституционный принцип отделения религиозных объединений от государства и Русская Православная Церковь

[41]

Во всех Конституциях советского периода российской истории неизменно присутствовало положение об «отделении Церкви от государства». В ныне действующей Конституции данный принцип сформулирован более корректно, поскольку речь идет уже не о «Церкви» — специфически христианском институте, а об отделении от государства «религиозных объединений» и его светском характере (ст. 14). Последнее подразумевает не только прямой запрет на установление какой либо религии «в качестве государственной или обязательной» (ст. 14), но и гарантии свободы совести как права «выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними» (ст. 28).

Комментарии к Конституции, более детально раскрывающие содержание данных статей, подчеркивают отсутствие необходимости согласования решений органов власти с религиозными объединениями, нейтральность светского государства в сфере свобо- [42] ды верований и убеждений, равного отношения с его стороны ко всем вероисповеданиям и такого же отношения к убеждениям лиц, не исповедующих никакой религии, недопустимость каких-либо преимуществ, равно как и ограничений одних религиозных объединений по сравнению с другими. 1 Хотя данные комментарии были составлены в середине 1990-х гг., Конституция РФ после ее принятия в 1993 г. изменениям не подвергалась, и следовательно, нет никаких оснований считать их утратившими значение.

Поскольку Русская Православная Церковь (РПЦ) выражает стремление к «соработничеству» с государством, выделяя по меньшей мере 16 сфер его потенциальной реализации, 2 представляется интересным рассмотреть её отношение к принципам отделения религиозных объединений от государства и к его светскому характеру. Ведь это отношение окажет (и уже оказывает) определяющее влияние на характер и содержание «соработничества», определит его конечную направленность.

На первый взгляд, Церковь рассматривает светский характер современного российского государства, равно как и отделение от него всех религиозных объединений в качестве свершившегося и даже позитивного факта. Открывая научную конференцию «Христианство на пороге нового тысячелетия» (2000 г.), Патриарх Алексий II заявил, что его «глубочайшее убеждение» состоит в необходимости отделения Церкви от государства и построения отношений между ними на «невмешательстве Церкви в политическую жизнь и невмешательстве государства в жизнь [43] Церкви». 3 В принятых на Юбилейном Архиерейском Соборе «Основах социальной концепции РПЦ» (2000 г.) констатируется светский характер большинства современных государств, не связанных религиозными обязательствами, «религиозно-мировоззренческий нейтралитет» государства, нежелание Церкви исполнять государственные функции, равно как и недопустимость вмешательства государства во внутреннюю жизнь Церкви. 4

Эти корректные формулировки не означают отсутствия проблем при их дальнейшей интерпретации. Секретарь по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей В. Чаплин явно упрощая, на наш взгляд, суть вопроса, полагает, что «стремление навязать людям веру силой светской власти, возложить на РПЦ сугубо государственные функции» проявляют только «маргинальные группировки». Такая точка зрения в 1990-е гг. постоянно находила поддержку среди части епископата, представителей которого вряд ли можно считать церковными маргиналами. Председатель Миссионерского отдела Московского Патриархата архиепископ Белгородский и Старооскольский Иоанн предлагает государству «согласиться с тем, что законы, которые оно создаёт, должны создаваться при участии Церкви», и внести «строчку в Конституцию», предусматривающую церковную экспертизу принимаемых законодательных актов. 5 Епископ Владивостокский и Приморский Вениамин призывает государство «вернуть… Церкви ее прежнее положение в обществе, защитить от поруганий». 6

Конечно, Соборные решения РПЦ, равно как и высказывания Патриарха, Председателя Отдела внешних церковных сношений митрополита Кирилла звучат не столь [44] радикально. Их форма значительно более обтекаема, конкретные предложения обычно завуалированы или вообще отсутствуют, но стремление к предоставлению РПЦ особого статуса и преимуществ проявляется очевидно. В обращении к депутатам Государственной Думы (1997 г.) Архиерейский Собор, указав на огромную роль православия в истории России, принадлежность к РПЦ большинства верующих граждан, подчеркнул, что равноправие религиозных объединений перед законом не означает их «равнозначимости, равновеликости». В связи с этим Собор призвал к законодательному признанию «роли Русской Православной Церкви и других традиционных религий». Под последними РПЦ обычно понимает ислам, буддизм и иудаизм, но ни в коем случае не католицизм и особенно — новые, нетрадиционные религиозные организации.

Поэтому параллельно в данном обращении прозвучал и ещё один призыв — к ограничению деятельности «деструктивных» и «иностранных» религиозных организаций, «зарубежных миссионеров». 7

Если учесть, что еще в 1994 г. Алексий II высказал сожаление о том, что «в современных условиях государство практически не предпринимает правовых мер, чтобы защитить духовно-культурную идентичность народа», 8 а в 1997 г. назвал «деструктивной» прозелитическую деятельность, направленную не только на «людей, крещеных в Православии» 9 (то есть в том числе — на православных лишь номинально), но и на тех, кто связан с РПЦ «историческими корнями» (надо понимать — неверующих и некрещеных, но русских), то позиция РПЦ становится вполне очевидной. Она достаточно отчетливо призывает государство к отказу от равного отношения ко всем конфесси- [45] ям, более того — к устранению или по крайней мере ограничению деятельности нежелательных конкурентов.

В последнее время стремление РПЦ к тому, чтобы стать «равнее других», равно как и выхолостить содержание принципа светского государства, лишь усиливается. В «Основах социальной концепции», наряду с цитировавшимися выше положениями, также выражается надежда как на «помощь и содействие государства» в осуществлении «общественно значимых программ» РПЦ, в том числе и образовательных, так и на то, что «государство при построении своих отношений с религиозными объединениями будет учитывать количество их последователей, их место в формировании исторического культурного и духовного облика народа, их гражданскую позицию». 10 В то же время игумен Вениамин (Новик) обратил внимание на отсутствие в данном документе упоминания, по контрасту с делавшимися ранее заявлениями, о позитивном значении принципа отделения Церкви от государства. 11 Интересно, что вскоре после окончания Юбилейного Собора Патриарх сделал оставшееся почти незамеченным заявление о том, что «поиск оптимальной модели… церковно-государственных отношений в современной России нельзя считать завершенным». 12

РПЦ крайне болезненно отреагировала на учреждение в России в феврале 2002 г. четырех католических епархий (вместо действовавших апостольских администратур), считая это проявлением прозелитизма. Церковь содействовала введению государственного образовательного стандарта по специальности «Теология» в светских вузах, а теперь активно лоббирует продвижение в основную программу средних школ курса «Основы православной культуры», [46] который легко может превратиться в слегка завуалированный вариант «Закона Божьего».

Все это в целом означает стремление к достижению такого положения, при котором РПЦ, не будучи управляема государством, не допуская его вмешательства во внутрицерковные дела, в то же время сможет, получив если не де-юре, то де-факто особый статус, с помощью власти решать собственные задачи, например, в области образования, ожидая от нее также «зачистки» конфессионального поля от конкурентов. Стремиться к таким целям, равно как и к «соработничеству» с государством, РПЦ имеет полное право. Представителям же государственной власти, да и обществу в целом следовало бы иметь в виду, что подобные устремления Церкви совершенно не вписываются в рамки Конституции РФ, и на наш взгляд, представляют значительную опасность для поликонфессиональной страны со значительным процентом неверующего населения.