Технологический «прорыв», свойственный нашему времени, значительно расширяет коммуникационные возможности. Телевизоры, которые были единичными в 1940-х, сейчас практически в каждом доме, и во многом определяют качество и количество получаемой информации. Компьютеры, которые вошли в нашу жизнь в 1970-х, сейчас все больше вовлекают людей в лабиринты виртуального пространства. Время, проводимое за компьютером, угрожающе растет. Современный человек, таким образом, знает больше, видит больше, ему открыты миры Других больше, чем когда- либо. Технологические возможности коммуникации все в большей и в большей степени завлекают и втягивают в мир, насыщенный другими, в «социально насыщенный мир», по меткому определению Гергена 1.
Однако, с распространением коммуникационных технологий мы подвергаемся непрерывному расширению словаря бытия, так как посредством этого социального насыщения происходит погружение в поток пониманий психологических онтологий различных этносов, классовых прослоек, рассовых и религиозных группировок, национальностей и профессионально замкнутых общностей. Более того, мы все чаще сталкиваемся с маргинальными группами, которые, благодаря новым технологиям, выходят на самую широкую аудиторию. Словарь внутреннего мира современного человека посредством этого расширяется, разнообразные смыслы и значения наличествуют, приближая условную гомогенность, однородность интерпретационных построений. Современный человек, перегруженный разнообразием моделей и стилей жизни, утрачивает основы осмысления, поскольку для настоящего времени характерны неясность отношений между выражением, экспрессией и их психологическим происхождением. Например, истинное состояние «любви» для многих — это забота и обожание, но, сталкиваясь с тем, что у садо-мазохистов, например, традиционный смысл «любви» приобретает иное значение, бесспорность истинного смысла подвергается сомнению, так как становится неясным, выражением чего является «любовь».
В связи с тем, что не существует четко обозначенных средств определения выражением чего является данное действие, мы приближаемся к точке, с которой начинается сомнение, что действия являются «выражениями» вообще. Чтобы не потерять чувство самоуверенности в правильности обозначения «что это», возрастает число приверженцев определенной локализации форм действий, но при этом устанавливаемое значение может быть приемлемо только для данного локального использования. Однако такие модели вырываются из своего типичного контекста значений и проигрываются в условиях, которые двусмысленно истолковывают или же вообще уничтожают традиционное значение подобных выражений.
Поскольку коммуникационные технологии постоянно совершенствуются, их эффективность и сила воздействия возрастает, мы подвергаемся все большему распространению совокупности альтернативных пониманий, а так как различные понимания переплетены между собой, то возрастают и новые волны дискурса и трансформаций социальных моделей. Смешение выражения, экспрессии и контекста, характерное для современности, приводит к тому, что контекст перестает быть ключом к психологическому условию выражения. Отсюда выражение, как отмечал Лакан, действительно становится свободно плавающим означающим без специфически обозначенного. Все эти изменения приводят к тому, что словарь ментального мира подвергается сомнению, общие стили выражения оспариваются, контексты выражений двусмысленно истолковываются, и становится непонятным, какие социальные цели могут таким образом достигаться. Но самое главное — субъект, уверенный в своей правоте, перестает существовать.
Рост коммуникационных возможностей увеличивает и ускоряет круговорот свободно плавающих означающих, подвергая сомнению само существование «внутреннего мира» человека, наличие некоего субъективного центра человеческого существования, которые дают возможность четко обозначить контекст выражения на основе своих собственных ментальных переживаний. Знаменитая деконструкция собственного Я, провозглашенная Дерридой, или исчезновение автора Фуко выступают ярким свидетельством данного процесса. Мультимедиа, пропагандируя привлекательность различных стилей и моделей жизни, предоставляет личности возможности выбора из всевозрастающих путей становления и изменения личности. Однако радикальное изменение личности ослабляет самоидентификацию личности и даже угрожает индивидуальной идентичности, ставя под сомнение существование собственного Я личности, как основы самоидентификации и источника автономии личности.
В процессе коммуникации личность учреждается в качестве частности, ей приписывается логический статус третьего лица — он, она. На этом уровне личность не утверждается в качестве сущности, способной обозначить себя, а выступает в качестве одной из сущностей, о которых мы говорим, на которую мы ссылаемся. Таким образом, в основе идентификации коммуникатирующей личности лежит не «это — я или мое», а «это — относится ко мне». Чтобы идентифицировать себя, личности следует выбрать тот или иной имидж из сети круговорота имиджей, над созданием которых усердно трудится множество профессионалов во всех сферах коммуникационных технологий, из которых самыми массовыми являются телерадиовещательные, компьютерные и музыкальной индустрии. Потребность в кумире становится неотвратимой, так как только обожаемый кумир, олицетворяющий собой тот образ, которым стремится стать личность, изменяя себя, становится, по сути дела, основой самоидентификации личности.
- [1] Gergen K.J. The saturated self. New York: Basic Books, 1991. P.37.
Добавить комментарий