Я поступил на философский факультет ЛГУ в 1948 г. Лихое было время, особенно для философов. Пресловутое «ленинградское дело», ожесточенная борьба то с космополитизмом, то с вейсманизмом-морганизмом начисто вымели из университета лучшие научно-педагогические кадры. На философском факультете заменили декана: прислали откуда-то Михайлина (забыл, к сожалению, его имя-отчество) — человека вроде бы и неплохого (с моей точки зрения), но в научно-педагогическом отношении никакого, хотя был он и кандидатом наук, и доцентом. Но студент в деканах не волен. Притерпелись, хотя и со скорбью. Трудами его не интересовались (да и были ли они!), на лекциях либо поражались их некачественности, либо занимались другими делами. Порой даже вредничали: на перемене перетасовывали те записи, по которым он читал (именно читал, не отрываясь от текста) свои лекции.
И вдруг новость: заменяют декана в очередной раз. Появился новый варяг — Василий Петрович Тугаринов: то ли сам прибыл со стороны, то ли прислали его, не помню. Новый декан сразу вызвал восторг у студентов (о реакции преподавателей не знаю). Было чем восторгаться: на факультете появился серьезный ученый (его докторскую диссертацию прочли едва ли не все старшекурсники), прекрасный преподаватель (на его лекции ломились, как на театральную премьеру) и демократичный администратор, искренне болевший за студентов и не дававший их в обиду.
Многим хорошим он мне запомнился, но одним — особенно, и именно об этом я хочу сказать.
Нас, студентов философского факультета формировали марксистами по убеждению и пропагандистами марксизма — по профессии, что зафиксировано в наших дипломах: «преподаватель диалектического и исторического материализма». Тем не менее, мы чувствовали (кто осознанно, а кто на уровне подсознания), что преподаваемый нам марксизм не «марксистский».
Вопреки утверждению К. Маркса об открытости его учения, вразрез с его отказом считать свою теорию завершающим этапом развития науки, нам она преподносилась как нечто абсолютное, законченное, состоящее из постулатов, не подлежащих ни дополнению, ни тем паче уточнению, т.е. не нуждающееся в развитии. Так излагал эту теорию Михайлин и другие философские посредственности того времени, готовившие нас к преподаванию диалектического и исторического материализма.
А вот в лекциях и публикациях Василия Петровича Тугаринова нам, студентам начала 50-х годов, открывалась возможность восприятия марксизма не как свода вечных и незыблемых истин, а как динамичной диалектико-материалистической теории, открытой для дальнейшего развития и творческой интерпретации. Это не был ни ревизионизм, ни тем более анти- [22]
марксизм, органически не принимавшиеся нами. Нет, Василий Петрович давал нам уроки антидогматизма — мягкого, деликатного, осторожного (по обстоятельствам того времени), но каждому умному человеку с философским образованием понятного.
Тот, кто эти уроки понял и усвоил, не шарахнулся от марксизма, когда общество отказалось от его задогматизированной и потому искаженной модификации, приняв ее за единственно возможную, а стал очищать эту теорию от всего органически чуждого ей — вульгарного, наносного, конъюнктурного. Полагаю и надеюсь, что среди тех, кто учился у Василия Петровича Тугаринова в качестве студента, аспиранта или докторанта, таких понятливых учеников значительно больше, чем модных ныне демонстративных антимарксистов.
Добавить комментарий