Я знал Василия Петровича Тугаринова на протяжении длительного времени, со времени его приезда в Ленинград осенью 1951 г.
Весной 1951 г. я решил поступить в аспирантуру философского факультета ЛГУ. Обстановка на факультете была гнетущая, какое-то тревожное ожидание как бы висело в воздухе. Все боятся друг друга, перешептываются по углам. В вопросах теоретических господствовал духа коментаторства трудов тов. Сталина, окруженного ореолом славы победителя в Великой Отечественной войне и непогрешимости во всех вопросах науки, культуры, экономики. Во главу угла преподавания и деятельности СНО было поставлено изучение «гениальных трудов» вождя по языкознанию и экономическим проблемам социализма в СССР. И все это в обстановке обостренной настороженности к возможным «идеологическим диверсиям». Для обстановки того времени характерен следующий случай на военной кафедре. В учебной аудитории этой кафедры на карте, где был обозначен Сталинград, от ветхости пересохшей карты в наименовании города-героя выпала буква «р», а на парте под картой постоянно сидел один и тот же молчаливый студент. Кто-то обратил внимание начальства на «непорядок» на географической карте. Карту убрали, а студент перестал появляться на занятиях. Верно это или неверно, но вполне вероятно для того времени. И характерно для обстановки того времени, что об этом случае рассказывали друг другу под большим секретом в студенческой курилке.
Весной 1951 г., когда я появился на факультете в качестве претендента в аспирантуру, на факультете командовал всем некто Михайлин, имя которого позже сопрягали с доносами и гонениями на отдельных лиц. Состояние подавленности испытывали не только относительно молодые сотрудники, но и такие заслуженные люди как профессор М.В. Серебряков, бывший ректор Университета и первый декан философского факультета ЛГУ.
Мой приход на философский факультет был обусловлен не только собственным желанием, но и рядом внешних обстоятельств. Дело в том, что по базовому образованию я биолог (специализация генетика и дарвинизм). После известных сессий ВАСХНИЛ в августе 1948 и павловской сессии двух академий 1950 г. философские исследования, связанные с генетикой, физиологией и дарвинизмом считались одними из наиболее актуальных.
Деканом факультета был в то время Степанов, человек о котором я ничего не могу сказать. Он вскоре куда-то исчез с факультета. Когда я выразил желание поступить в философскую аспирантуру, оно было поддержано тогдашним руководством факультета. Михайлин, наметивший себя в мои научные руководители, сам сопровождал меня в отдел аспирантуры, способствовал моему быстрейшему оформлению. Первоначально предполагалось, что я буду проходить аспирантуру по кафедре истории философии. Поскольку случай с зачислением в аспирантуру человека без базового [299] философского образования был одним из первых, мне пришлось в процессе обучения сдавать довольно большое число экзаменов кандидатского минимума (4 или 5 экзаменов по различным разделам истории философии, логику, диалектический и исторический материализм, философские проблемы естествознания).
Факультет в то время включал два отделения: философское и психологическое. Когда я поступал в аспирантуру, то мое желание по названным выше обстоятельствам было поддержано руководством факультета. Однако мои знакомые не одобряли его. Стесненно чувствовали себя на факультете психологи. Боря Ломов, которого я знал еще в студенческие годы, ставший позднее видным отечественным психологом. возглавившим Институт психологии АН СССР, встретив меня возле здания истфака и услышав, что я поступаю к аспирантуру философского факультета, реагировал на это следующим образом: «Лёша, ты идешь в пасть крокодила!» На это я ответил: «Ну, дай Бог не выдаст, свинья не съест». После чего Боря вскоре уехал в Москву и там продолжил свою деятельность, а я остался на факультете, куда вскоре прибыл В.П. Тугаринов, а через небольшой промежуток времени и В.П. Рожин.
Этим двум людям, и прежде всего В.П. Тугаринову, факультет обязан своим послевоенным возрождением и, в определенной мере, теперешним авторитетным положением в университе. Столь подробный мой рассказ о своих тогдашних впечатлениях продиктован стремлением донести до читателей ту духовную обстановку, которая царила в то время на факультете. Заработать ярлык «буржуазного ревизиониста», «отступника от марксизма» и т. п. было в те годы пустяковым делом и грозило серьезными административными, а часто и судебными наказаниями. Очень часто дискуссии и научные споры использовались как повод для политических обвинений и расправы с неугодными людьми. В то же время на факультете работали и светлые головы. Талантливые ученые трудились на отделении психологии: Б.Г. Ананьев, А.В. Ярмоленко, Е.С. Кузьмин, Е.Ф. Рыбалко, окончили психологическое отделение Б.Ф. Ломов, Т.В. Карсаевская, В.Ф. Сержантов и др.
Интересный народ был на кафедрах истории философии, логики и других. Но над всеми висел «домоклов меч» увольнения и дискриминации.
Эта атмосфера подавленности и неуверенности характеризовала обстановку на факультете в то время. Обстановка на факультете резко изменилась с приходом на факультет В.П. Тугаринова и несколько позже В.П. Рожина и приглашение на факультет ряда новых лиц, а также восстановление в должности ранее изгнанных сотрудников факультета. В.П. Тугаринов смог осуществить оздоровление обстановки на факультете благодаря двум обстоятельствам. Он был направлен в Ленинград высокими московскими инстанциями и имел их поддержку, во первых. Во-вторых, что не менее важно, он был человеком весьма чутким к новациям, [300] поддерживал и поощрял их, был инициатором многих из них.
В период, когда волна апологетического комментаторства захлестывала всякую живую мысль, он выступил с рядом инициативных начинаний. Значительные заслуги принадлежат В.П. Тугаринову в разработке проблемы категорий диалектического и исторического материализма. Его труды посвященные проблеме законов, систематизации категорий были новаторскими, способствовали восстановлению исследовательской направленности мыслей отечественных философов.
В то же время Василий Петрович выступал против подмены философских исследований компиляциями, подмены развития мысли «монтажом цитат», либо пересказом конкретнонаучного материала.
Придя на факультет, В.П. взял на себя руководство философским аспирантским семинаром. Помню я в то время готовил доклад «О сущности жизни». Добросовестно собрал материал, рассказал о представлениях Ф. Энгельса по этому вопросу, о тех естественнонаучных достижениях, на которые она опиралась, конспективно изложил концепцию А.И. Опарина. Мне казалось, что сделано все возможное, и я заслуживаю похвалы. А вот Василий Петрович ограничился в своем суждении о докладе примерно следующим: «Вы собрали большой материал и добротно его скомпоновали, а что Вы сами по этому поводу можете сказать? В чем принципиально новом А.И. Опарин пошел дальше Ф. Энгельса?» Понятно, что такая постановка вопросов руководителем семинара стимулировала мысль, способствовала научным поискам.
Серьезные трудности возникли у меня с формулировкой темы диссертации. В.П. Тугаринов заведовал той кафедрой, на которую я перешел с кафедры истории философии, когда прояснилось, что моя кандидатская работа будет разворачиваться не в историко-философском, а в проблемном плане. Поскольку моим научным руководителем стал доц. К.М. Завадский, занимавшийся проблемой биологического вида, я пытался сформулировать тему диссертации примерно так: «Противоречия в видообразовании», либо «Случайность и необходимость в эволюции» и т. п. Василий Петрович отвергал все эти формулировки на том основании, что нацеленность в них была не на развитие философских положений, а на их применение в конкретной области. Выполнение таких тем фактически означало превращение диалектики в сумму примеров. И он сразу согласился с темой «О форме и содержании в живой природе», по которой не было исследований, и которая была перспективна и в философском, и в теоретико-биологическом отношении.
И позже, встречаясь с Василием Петровичем, я получал очень много полезного от общения с ним. В.П. Тугаринов был одним из инициаторов развития исследований проблем языка, сознания и самосознания на факультете. Ему принадлежит инициатива в рассмотрении проблем аксиологии в нашей стране. Позже, когда я защитил не только кандидатскую, но и [301] докторскую диссертацию мы много беседовали с Василием Петровичем о проблемах социальной экологии. В 1978 г. в издательстве Ленинградского университета была издана книга В.П. Тугаринова «Природа, цивилизация, человек», которую я по каким то обстоятельствам не смог вовремя приобрести и которую мне недавно подарила Н.В. Тугаринова. И вот, читая эту книгу, я вспоминал свои беседы с Василием Петровичем, многое было в книге знакомо и в то же время, спустя 20 с лишним лет после ее публикации, свежо и современно.
Делясь сегодня своими воспоминаниями о Василии Петровиче Тугаринове, не могу не напомнить, что он был одаренной художественной натурой. Это выражалось не только в том, что он владел кистью, но и в своих научных трудах он талантливо объединял живость и образность изложения с логичностью и концептуальностью построения своих философских изысканий.
Вклад В.П. Тугаринова в развитии отечественной философской мысли далеко не исчерпывается его научными трудами. Он незримо присутствует в биении творческой мысли на философском факультете, в работах его учеников и последователей, в наших сегодняшних исканиях и свершениях.
Добавить комментарий