Смена алфавита как форма культурной модернизации. Исторический обзор

[11]

1. До нового и новейшего времени обретение или смена каким-либо языком письменности не была следствием централизованной языковой политики, а производилась в значительной мере стихийно. То, что до нас дошли имена Месропа Маштоца или Кирилла и Мефодия — скорее исключение, чем правило. Успех/выживание той или иной письменности, или формы письменности (например, «хуцури» и «мхедрули» в Грузии 1) зависели главным образом от экстралингвис тических факторов, среди которых не последнее место занимал престижность и авторитетность созданных на ее основе текстов.

2. Ситуация радикально изменилась в XIX-XX вв., когда в ходе национальных движений набрала силу идея литературного языка, воплощающего «дух народа». Язык стал «государственным делом» — отсюда необходимость унификации, кодификации грамматики, выбора «самого чистого» диалекта (на основе которого строится фонологи ческая система), чистки лексики от иноязычных заимствований и т.п 2. Письменность — яркий культурный знак — централизующая власть также старалась взять под контроль. Различие между эпохами можно проиллюстрировать двумя примерами из миссионерской практики: в XVII в. швед-лютеранин рекомендовал стокгольмскому правительству печатать лютеранскую литературу для православных (проживающих на территории, отошедшей к Швеции по Столбовскому миру 1617 г.) на кириллице 3, а русский миссионер XIX в. Н.И. Ильминский настаивал на том, чтобы буквари и другая литература для крещеных татар печаталась кириллицей, чтобы закрыть им доступ к татарской мусульманской культуре на арабице 4.

3. Почти во всех без исключения странах Востока (Турция, Нигерия, Малайзия, Монголия) в ХХ в. смена письменности означала создание формы, достойной отображать тексты западной науки и цивилизации — [12] единого, доступного, национального, лингвистически адекватного фонемного письма — вместо утонченного, многовариантного, эзотерического, неточного и нередко чужого (например, арабского) алфавита. Наиболее амбициозным из подобных проектов была проведенная в 1920-х — 1940-х гг. на Советском Востоке «графическая революция» (термин Е.Д. Поливанова): десятки ранее бесписьменных народов получили алфавит, разработанный лучшими лингвиста ми страны. Что же до этносов с древними (иначе называемыми старописьменными) традициями, то их алфавиты изымались из ведения книжников и каллиграфов и ставились на службу «советской модернизации». В 1926-1936 гг. создавалась единая система письма для разных народов СССР (так называемый НА — новый алфавит), на латинографической основе (как наиболее нейтральной и интернациональной), но без привязки к какому-либо существующему алфавиту. А при переводе на кириллическую письменность (с конца 1930-ых гг.) за основу был взят именно русский алфавит, со всеми его особенностями (йотированные гласные, буквы [щ], [ц] для отсутствующих в большинстве языков народов СССР фонем). Однако такой алфавит облегчил проникновение современной научной и технической терминологии в эти языки и, косвенно, способствовал рецепции достижений западной цивилизации 5.

4. В 1990-е гг. на евразийском пространстве на повестку дня был снова поставлен вопрос о смене алфавита (как правило — о «возвращении» к латинице). Обычная последовательность шагов такова: а) проекты интеллектуал-радикалов; б) развертывание широкой пропагандистской компании — или (гораздо чаще) прямой выход на высшее начальство с целью законодательного утверждения реформы; в) реальное применение этого закона/указа на практике в общенациональном масштабе. Представляется, что на власть предержащих новых независимых государств более всего повлиял «технологический императив» (кириллица, дескать, не дает возможности адекватно использовать современные компьютерные технологии) и «риторика независимости» — подлинная самостоятельность и полноценность титульному языку может дать лишь выход из ареала «русской графики». Для национальных элит переход на латиницу показался легким и необременительным способом обозначить свою вестернизированность — можно провести аналогию с поверхностным заимствованием институтов западной демократии.

5. Если в реальном мире смена письменности поставила власти перед необходимостью решать типичные проблемы эпохи становления [13] национальных литературных языков — ликвидация безграмотнос ти среди взрослых, покупка нового оборудования для типографий, организация школьного обучения на новой графике и т.п., то ситуация в Интернете вызывает ассоциации с более древними эпохами. Декреты об обязательном использовании латиницы не имеют там особой силы: Сеть становится сферой свободной конкуренции разных алфавитов. Сайтам на латинице приходится каким-то образом компенсировать коммуникативное неудобство новой графики важностью, завлекательностью размещенных материалов — от этого зависит успех той или иной письменности в виртуальном пространстве. Нередко стирается грань между использованием иного семантически окрашенного шрифта (графостилистический прием) и использованием иного алфавита.

Примечания
  • [1] Арутюнов С.А. Народные механизмы языковой традиции // Язык. Культура. Этнос. М., 1994. С. 10-11.
  • [2] Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. СПб., 1998. С. 83-99.
  • [3] Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. СПб., 1999. С. 198-202.
  • [4] Werth P. Inorodtsy on Obrusenie: Religious Conversion, Indigenious Clergy, and the Politics of Assimilation in Late-Imperial Russia // Ab Imperio. Казань, 2000. ¹ 2. С. 110.
  • [5] См., напр.: Стеблева И.В. Литературы на тюркских языках // Изучение литератур Востока. Россия, XX в. С. 174-175.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий