В содержании понятия социального бытия человека мыслится существование человека в социуме. Формами бытия человека в социальной среде являются социальное время и социальное пространство. Именно в социальном времени и в социальном пространстве проявляются основные характеристики бытия человека.
Необходимость постановки вопроса социального бытия человека обусловлена радикальными социальными изменениями, характерными для нашей эпохи. Выяснить каково социальное бытие человека в процессе радикальных социальных изменений, означает относиться к этим процессам оценочно, постараться выяснить, какой характер имеет изменчивость, как направлены происходящие социальные процессы, положительны они, или отрицательны, прогрессивны, или регрессивны, способствуют ли они реализации смысла бытия человека, существенных сил его разума, или мешают ей.
Оценочное отношение к социальным изменениям приводит к необходимости анализа феномена ценности. Именно ценность является основным понятием для объяснения (понимания) социального бытия человека. В основах ценностно-установочной ориентации его социальной деятельности проявляется смысл его бытия. Тот факт, что социально-экономическое положение людей в [297] постсоветский период —крайне тяжелое, не может быть критерием, определяющим их социальное бытие. Содержание понятия «социальное положение» не является идентичным понятию «социальное бытие». Оценка социального бытия должна производиться по-иному, в частности, с учетом того, насколько ценностная ориентация человека соответствует истинному человеческому бытию, в каком направлении движется человек, на какую ценностную систему он опирается в своей деятельности.
Постановка и исследование проблемы ценности по существу начались в ХIХ веке. Смело можно утверждать, что основным обретением философского мышления этого столетия является именно создание теории ценностей. В ХХ столетии эта теория получила дальнейшее развитие и окончательно сформировалась под названием аксиологии. Это название введено В. Виндельбандом, который наряду с Г. Риккертом, внес большой вклад в создание теории ценностей. Кроме того, отмечается заслуга Р. Лотце и Ф. Ницше.
В понимании природы ценности существуют две основные тенденции. Согласно первой из них, ценность — осуществление эмоций, желаний, имеющими ценность считаются предмет или явления, которые удовлетворяют какое-либо желание человека. В противоположность психологистичности такого понимания, другое направление пытается найти ценности метафизическое объяснение и оправдание. Понятие ценности в философии подразумевает эмоциональное отношение человека к действительности. Что мне нравится? Что я ненавижу? Что люблю? Чему отдаю предпочтение? Для бытия человека, его человеческого существования в мире лишь познание (знание) действительности недостаточно. Необходима также ее оценка. Оцененная же действительность — это действительность, которая человеку нравится или не нравится, которая является объектом его любви или ненависти. Любовь — это жизнь в соответствии с положительными ценностями, в случае их актуального существования. Ненависть же подразумевает, что целью жизни остаются положительные ценности, однако реально существуют лишь отрицательные ценности. Но что есть положительные и отрицательные ценности? Какие ценности являются [298] ценностями-целями, а какие — ценностями-средствами? Эти и другие вопросы требуют четкогоответа.
В своем существовании человек имеет дело не только с фактами и их законами:. человек не есть лишь простой результат фактической действительности, он, в соответствии со своими потребностями, является преобразователем окружающей среды, создателем нового социального и культурного мира. Он живет не только в природной действительности, которая существовала до человека, но и в культурном мире, впервые созданном им. Конечно, продукт деятельности человека можно рассматривать как факт, который подчиняется закономерностям, характерным для природы и категорически определен подобно явлениям природы. Дело, однако, в том, что все, созданное человеком, создано в определенное время и в определенном месте. Оно имеет свои причины и следствия, форму и содержание, количественные и качественные характеристики и т. д. В то же время, простого наблюдения достаточно для того, чтобы заметить, что характеристика феноменов культуры категориями, пригодными для природных фактов, совершенно недостаточна и вовсе не касается их как явлений культуры. Сравним, например, глыбу мрамора, как вещь природы, со скульптурой, изваянной из нее. Очевидно, что в скульптуре сохранены все физические свойства мрамора, но столь же очевидно, что скульптура — нечто большее, чем глыба мрамора, и именно это нечто делает его скульптурой, явлением культуры. Мраморная глыба — мертвое тело, в скульптуре же каким-то образом поселилась «жизнь», глыба имела лишь физически-материальное содержание, культура же является носительницей определенного значения, смысла.
Следовательно, когда природное явление превращается в феномен культуры, у него появляются новые признаки и свойства, оно обретает новое измерение, к нему добавляется новая закономерность, оно уже не есть природное явление: оно обретает смысл, значение, идеальное содержание и поэтому становится реально-идеальным. И, как таковое, оно уже не удовлетворяется причинно-следственной связью с остальным миром и переходит в измерение средства-цели. Оно уже не является просто фактом, оно — нечто [299] большее. Таким образом, различие между природным фактом и феноменом культуры состоит в следующем: любой факт просто существует и, как таковой, как объект изучения естествознания, не может стать предметом оценки. Факт есть факт, не существует фактов плохих или хороших, нравящихся или не нравящихся. Он всегда является таким, каким он должен быть по природной необходимости, поэтому по отношению к нему оценочное суждение не имеет смысла. Зато по отношению к явлению культуры совершенно закономерно суждение долженствования, и это как раз потому, что данное явление является носителем смысла, включено в связи реальное-идеальное, средство-цель. Цель есть то, чего нужно добиться, идеальное должно осуществиться в реальном, реальное должно стать средством осуществления идеального, и именно это средство или пригодно в качестве средства осуществления цели, или не пригодно. Цель может осуществиться полностью или частично. Оценочные суждения специально приспособлены именно к этой среде. То, для чего оценочное суждение закономерно (что может нравиться или не нравиться, что является хорошим или плохим, является таким, каким должно быть, или не есть таковое), называется ценным явлением, явлением, имеющим ценность. Это означает, что явление культуры от факта природы отличается сопричастностью с ценностью. А поскольку человек одновременно является как частью природы, так и мира культуры, то он имеет дело не только с фактами, но и с ценностями.
Ценность и ценный предмет — вещи разные. Всякий ценный предмет — в то же время факт, но от предмета природы он отличается тем, что имеет и другое измерение, сопричастен сферам причинности, долженствования, идеального. Ценность же — это то, что должно добавиться к природному факту, чтобы он смог бы стать явлением культуры. Следовательно, ценность не есть то, что есть факт, для нее не характерны признаки, которые существенны для факта и определяют его фактичность, т. е. ценность обладает признаками, которые определяют отличие явления культуры от природного факта. Существеннейшим свойством факта является то, что он существует во времени и пространстве. То, что существует [300] во времени и пространстве, уже есть факт. Ценности же существование, во всяком случае, существование во времени и пространстве, не приписывается. Ценность — это то, что реально (в смысле, подобно фактам природы) не существует, но обладает большой силой. Она не есть ничто, она — нечто столь сильное, что может создавать новый мир — мир культуры. Если к факту добавим ничто, снова получим факт. Добавление же к факту ценности, превращает его в явление культуры, т. е. ценность не есть ни факт, ни ничто. Естественно возникает вопрос: так что же она такое? Лотце, введший в философию понятие ценности определяет его следующим образом: ценность — это то, что реально не существует, но значит. Ценность — не реальна, она — идеальна, противоположна реальному. Именно обогащение природного факта идеальным содержанием, смыслом, значением превращает его в феномен культуры.
Ценность значит как идеальная цель, как цель долженствования. Идеальная цель от реальной цели отлична и тем, что она не может непосредственно влиять на предметную действительность. На природный мир она может воздействовать лишь тогда, когда будет налицо реальный опосредствующий агент, который признает ее ценностью, сделает реально-природные явления средством ее осуществления. Таким агентом является человек и лишь он может «понять», оценить ценности и, в то же время, как гражданин реального мира, использовать силы среды и свои собственные силы как средство их осуществления. Т. е. осуществителем ценностей и, поэтому, творцом культуры как мира, отличного от природы, является лишь человек. Следовательно, ценность не существует в пространственно-временной, каузальной действительности, однако ее значение, ее идеальное долженствование уже свидетельствует о том, что она значима для человека, должна представлять его цель. В природе, до появления человека, ценность не существовала, она — человечна, привнесена человеком, дабы окультурить мир, сделать себя человеком, а среду — социокультурным миром, подходящим для себя. Так как ценность значима лишь для человека, так как лишь он видит ее и вносит ее в действительность, осуществляет ее, то связь человека и ценности не нужно представлять [301] таким образом, как будто ценность создана человеком произвольно или представляет собой простое выражение его общественно-исторического положения. Говорить о ценности, искать ее можно лишь там, где явления, благодаря общественной деятельности человека, оказываются включенными в связь средства-цели.
Мир ценностей не есть ни божественный мир, ни мир идеальных сущностей. По своему онтологическому статусу, ценность не есть ни сущность, ни свойство; она выражает своеобразную связь между субъектом и объектом, между человеком и предметом, обладающим ценностью. Ценность всегда — ценность чего-то. То есть, это значит, что для ценностного отношения необходим предмет, имеющий ценность. Предмет не есть ценность, он — имеет ценность. Естественно, «ценный» подразумевает субъекта, точнее, человека как субъекта, для которого предмет является ценным. Конечно, предмет, обладающий эстетической ценностью, имеет определенные признаки, которые он будет иметь и тогда, когда он не является данностью специфического эстетического переживания. Таковым, например, является мрамор со своими физическими свойствами — размером, формой и т. д. Но эстетическая ценность скульптуры не существует без эстетического восприятия. Для того, чтобы существовало ценное, должен существовать эстетический предмет, а для того, чтобы он существовал именно как эстетический предмет, он должен осуществиться в соответствующем переживании. Говоря иначе, эстетический объект имеет ценность лишь для того, для кого он существует как эстетический феномен. Что означает для субъекта бытие предмета ценным? Часто понятие «ценность» используют в широком значении, и в нем подразумевается еще и полезность. Для точности эти два понятия нужно разграничить. Полезно то, что пригодится мне, однако оно не может быть непригодно для других. Полезным может быть нечто психическое, зависящее от психофизического строя отдельного индивида. Ценность не является таковой. Она не есть нечто, что может зависеть от интересов отдельного субъекта, индивида. Для индивида в определенных условиях могут оказаться полезным, например: измена родине, ложь, убийство человека и другие безобразия, [302] но мы не можем сказать, что они обладают ценностью. Это показывает то, что понятию «ценность» придается значение, отличное от понятия «полезность». Полезно то, что мне пригодится, что может быть использовано мною. Ценность не есть нечто, что можно использовать, что может оказаться пригодным для какой-то цели. Ценно не то, что определяется субъективным строем отдельного человека, а то, что дает жизни нечто «чисточеловеческое». А чисточеловеческим, истинночеловеческим в человеке является тот образ жизни, которым человек отличается от всех других существ. Человек, отличающийся своими возможностями от животных, может вести образ жизни животного. В таком человеке истинночеловеческое мертво, для него ценности, в строгом значении этого слова, не существуют, для него существуют лишь «полезные вещи» и «полезные люди». Такое понимание «чисто-человеческого» опирается на наблюдения над сущностными возможностями человека, теми возможностями, которые устойчивы в процессе исторической изменчивости человека. Человек, в частности, в своих сущностных возможностях — свободное, сознательное, творческое существо, но реализация этих возможностей происходит отнюдь не всегда, о чем указывают факты отчуждения, «вырождения». В условиях отчуждения человек вырождается, его единственной, последней целью становятся витальные интересы, энергия же его разума не находит реализации. Создается ситуация, в которой человек свободно действует лишь при осуществлении своих животных функций — во время приема пищи, воды, сексуального акта и т. д., а в своих человеческих функциях он чувствует себя животным.
Исчезновение духовных интересов означает, что человек, подобно животным, становится голым потребителем. Любой предмет он рассматривает с точки зрения своих витальных интересов. Место высоких человеческих чувств занимает чувство обладания. Такого человека интересует лишь то, чем можно обладать, что можно потреблять, человек становится односторонним. Он начинает жить в мире полезных вещей, и из-за этого, свою жизнь он сводит к проявлению лишь одного, низшего слоя своих сущностных сил. Эти потребительские интересы, чувство обладания распространяются [303] не только на предметы, но и на людей. Человек рассматривает другого человека как то, что может пригодиться, смотрит на него как на средство, а не цель. Это, фактически, означает, что человек в другом человеке видит лишь вещь, которая может удовлетворить ту или иную его потребность.
Как было показано при рассмотрении сущности человека, мы не должны ни в его биологическом существовании, ни в социальной сущности искать ценности-цели, то есть то, для чего все остальное является средством, инструментальной ценностью. Однако разве социальные институты и социальная жизнь существуют не для человека? Разве они не являются средством существования и развития человеческой жизни людей? Конечно, в критические моменты человек способен жертвовать своей жизнью ради общества, и именно самопожертвованием, отказом от своего биологического существования он подтверждает свою человечность. Но это означает лишь то, что в иерархии ценностей ценность биологической жизни стоит ниже, чем социальные ценности, но еще не говорит о том, что ценность социального выше, чем ценность человека.
Для того, чтобы человек стал причастным к истиной ценности и сам стал истинно ценным, он должен преодолеть свои эмпирические природную и социальную определенность и должен признать интересы других интересами своего истинного «я», стоящего выше эмпирического. Преодолеть свои эмпирические границы человек может лишь как сознательное существо. Для того, чтобы цели и интересы других считать собственными, я должен их понять, осмыслить, пережить как собственные, сделать их определенностью своей воли. Тот факт, что человек обладает сознанием, само собой ставит его на высшую ступень в иерархии явлений мира и, так как иерархический строй подразумевает ценностную основу, можно сказать, что именно в сознании, в духовном мире человека нужно искать то место, где «рождаются» ценности. Необходимо отметить, однако, что саму душу человека нельзя признать ни высшей ценностью, ни изначальным источником ценностей. Духовная жизнь как таковая обладает своими «областями», своими моментами: интеллектом, волеизъявлением, чувством. Ценно или нет само по [304] себе мышление? Ответ на этот вопрос очевиден — он зависит от того, каково мышление: ложное мышление не ценно, истинное мышление — ценно. То же самое можно сказать о воле, она ценна не сама по себе, а лишь тогда, когда она — добрая воля. Эмоция тоже ценна лишь тогда, когда она находится в соответствии с предметами и явлениями, когда они представляют собой «правильную» эстетическую реакцию. Поэтому ценностями-целями, самостоятельными ценностями являются те ценности, которые связаны с работой человеческой души; для интеллекта подобными ценностями являются истины, для воли — добро, для чувственности — прекрасное.
Истина, добро, прекрасное — это ценности, делающие человека человечным. Целостный человек как раз подразумевает синтез этих ценностей. Для человечности эти ценности всеобщи и вечны.
Как относится современный человек к этим ценностям? Очевидно, что любая эпоха является носительницей соответствующих ей ценностей. Верно и обратное: ценностные ориентации создают эпоху. Вместе с изменением эпохи происходит изменение и ценностей, традиционные для данной эпохи ценности уступают место новым ценностям; происходит процесс переоценки ценностей.
Современный человек отказывается от вечных ценностей и проявляет к ним нигилистическое отношение. Для него безразлично, что утвердится: истина или ложь, добро или зло, прекрасное или уродливое. Происходит процесс обесценивания, девальвации ценностей, так как если истине и лжи, нравственности и безнравственности, эстетическому и антиэстетическому придается одинаковое значение, то очевидно, что уже не имеет значения поиск различия между ними, предоставления чему-то из них определенного преимущества. Выбор теряет смысл и все становится зависимым от индивидуальной воли, утверждается принцип вседозволенности (Ф. Достоевский). В чем причина этого? Ее нужно искать в совокупности факторов, но основным среди них является прагматическое мировоззрение современных индивидов, ориентирующее их деятельность.
Современный человек de jure — личность, так как он свободен. Ценность индивида по отношению к общему, коллективу — [305] налицо, однако de facto — он не есть личность, так как он несвободен, являясь рабом вещей. Современная цивилизация в центр мира ставит не человека, а вещь. Человеческое измерение стало равным измерению владения вещами. Для человека, ориентированного на обладание вещами, человеческие ценности теряют смысл, и интересы человека начинают ориентироваться на вещи. Для него все, кроме обладания вещами, относительно, а обладание универсально и абсолютно. Очевидно, что для такого человека истинные, универсальные ценности теряют смысл и значение.
Некритическое утверждение ценностей американской цивилизации на постсоветском пространстве вызвало инверсию целей и средств, а за этим последовало катастрофической упрощение человеческого бытия. Стало очевидно, что «слепое копирование западной цивилизации — всего лишь глупый, ложный оптимизм» (Фридман). Социальное бытие человека вступило в противоречие с истинным человеческим бытием, человеческая же сущность — с его существованием. А это нашло свое отражение в ухудшении человеческого бытия.
Здесь речь идет лишь о недопустимости слепого, некритического копирования американских ценностей, американского образа жизни, а не об их отрицании. Есть многое в американском образе жизни, что нужно заимствовать, например, демократические, либеральные ценности, защита прав индивида, толерантность, верховенство закона, утверждение рациональных целей и принципов и т. п., но утверждение всех этих ценностей, с одной стороны, должно способствовать реализации высших ценностей: истины, добра, прекрасного, так как именно эти ценности являются истинными, сущностно человеческими ценностями. С другой стороны, оно должно способствовать реализации и укреплению национальных культурных ценностей, так как многообразие культур обогащает мир.
Сегодня на постсоветском пространстве доминирует императив: мы должны стать подобными американцам! Это требование опасно, так как по существу оно экспансивно и преследует цель аннулировать ценности национальных культур. Нашим ориентиром должен служить Евросоюз, во-первых, потому, что европейская [306] цивилизация еще в начале прошлого века глубоко осознала опасность для человека и человечества глобализации, формальной рационализации и универсализации. Во-вторых, новое объединение Европы подразумевает не нивелирование культур и ценностей. Каждой национальной культуре предоставляется место и ценность в мозаике общеевропейской культуры.
Добавить комментарий