Массовая культура и «дух эпохи»

Определения массовой культуры условно можно разделить на качественные и количественные. В основе качественных определений лежит оценка массовой культуры. Массовая культура противопоставляется здесь элитарной по определенным этическим и эстетическим критериям. Это противопоставление, оформившееся еще в начале ХХ века, сохраняет свое значение и в настоящее время, когда элитарная культура утратила свою аутентичность и если и существует, то воспроизводится по правилам массовой культуры, оно лишь меняет свою перспективу, ориентируясь на прошлое. Речь идет прежде всего о хорошо известных антидемократических и антибуржуазных концепциях, где появление массовой культуры рассматривается как угроза ценностям высшей культуры, как знак гибели культуры вообще. Но не только о них. Сюда можно отнести и те определения, где массовая культура рассматриваается как положительное явление. Идее массовой культуры как вульгаризации и тривиализации «подлинных» ценностей здесь противопоставляется идея демократизации культуры, делающая высокие ценности доступными для массового человека и тем самым гуманизирующая его.

Для количественных определений, очень модных в социологической литературе 50-70-х годов, характерен, хотя подчас и плохо скрываемый, пафос дистанции. Они подчеркивают прежде всего формальные признаки массовой культуры. Здесь можно выделить два основных подхода. Первый предлагает рассматривать массовую культуру как все то, что передается через средства массовой коммуникации. Массовая культура здесь — не только то, что по оценкам экспертов изначально определяется как «низкое». Это и рассказ Кафки, напечатанный в популярном еженедельнике, и книга Мальро, выпущенная большим тиражом в виде карманного издания, и концерт оперной певицы, транслируемый по каналам радио и телевидения. Впрочем, это может быть и «живой» концерт, например выступление на площади или стадионе — но лишь постольку, поскольку передача «информации» здесь осуществляется посредством специальной техники, расширяющей обычный диапазон восприятия. Главный критерий здесь — массовость. достигаемая с помощью средств массовой коммуникации, а не качество того, что распространяется. Второй подход определяет массовую культуру через рынок. Массовая культура — все то, что продается и пользуется массовым спросом. Здесь опять же снимается вопрос о качестве продаваемого. Произведения В. Скотта и М. Твена, с этой точки зрения, вполне можно было бы отнести к массовой культуре, поскольку на своих работах им удалось сколотить неплохое состояние, а их неудачливых современников — нет.

Количественные определения массовой культуры при всей их претензии на строгость, так и не смогли однозначно очертить эмпирические параметры исследуемого явления: оно оказалось значительно более сложным. чем это представлялось поначалу, динамичным и далеко не прозрачным. Но сам феномен массовости им удалось описать достаточно полно, выделив два его главных основания: рынок и технику. которые стали рассматриваться и как факторы, предопределяющие особое качество и функции массовой культуры. Однако по мере того как вся культура становилась массовой, факт омассовления перестал быть основанием спецификации массовой культуры, из него к тому же невозможно было, как это предполагалось первоначально, сделать однозначные заключения относительно ее основных характеристик. Стало ясно, что «массовая культура» — это современная культура, а не один из ее модусов, что исследование ее нуждается в синтетическом, количественном и качественном, подходе, поскольку ее основные характеристики не выводимы из простого феномена массовости, но являются выражением и особого «духа эпохи». (Этим в известной степени объясняется и снижение интереса к термину «массовая культура»). С ней связываются, с одной стороны, надежды и упования, с другой — страхи и тревоги современного человека. Это его судьба, которая, как и всякая судьба, предопределяет его духовное бытие, границы и перспективы возможных выборов. Массовая культура выявляет новые онтологические и антропологические измерения человека, несет с собой новую аксиологию (новые ценности) и новую праксиологию (новые представления о совершенной жизни).

Массовая культура — историческое явление, ее часто рассматривают как некоторый итог развития буржуазной культуры, как результат ее технизации и включения в систему рыночных отношений. Вместе с тем она несет в себе обесценивание классических ценностей и прежде всего среднего класса как наиболее полномочного их носителя. Буржуазия завоевывала свою историческую позицию под знаком этики, утверждающей культ труда, предприимчивость, прочность семейных уз. личную самодостаточность и личные инвестиции в общее дело («общее благо») и все эти ценности связывались с отказом от поисков непосредственного удовольствия, наслаждения. Вспомним буржуазный пуританизм, так ярко описанный М. Вебером. Вместе с массовой культурой появляется новая модель духовности: с культом наслаждения, свободного времени, комфорта, достатка, личного эгоизма и потребления и эта модель становится основной моделью, определяющей поведение средних классов и буржуазии в целом. В литературе это явление было определенно как смерть мещанства. Массовая культура означала по существу процесс выкорчевывания, «искоренения» буржуазии как класса: буржуазии не стало, остались одни буржуа. Ибо существование буржуазии как класса было связано с особым этосом, с особым корпоративным самосознанием, которое реализовывалось прежде всего в особой форме жизни, и в основании этого этоса лежала вера в особое предназначение. То же можно сказать и о рабочем классе. Он также лишился своего этоса. Массовая культура, таким образом, не просто способствовала гомогенизации общества, она лишила исторического смысла существование двух наиболее активных сил истории, не дав при этом никакой замены. Это можно рассматривать как знак более универсальной ситуации: человек, ограниченный миром ценностей массовой культуры, отрывается от исторического процесса, от исторических целостностей, которые с ним связаны — от семьи, школы, государства, партии, армии, церкви и т.д. Массовая культура отодвигает их в сторону, как и весь спектр обязанностей, связанных с принадлежностью к этим общностям, выдвигая на первый план законы потребления. Моделям отца, учителя, великого человека она противопоставляет множество других, конкурирующих моделей, лишая семью, школу, государство, партию, армию, церковь и т.д. их воспитательной силы. Они становятся обузой для массового человека.

Исключив человека из «большой» истории, массовая культура не оставила человека один на один с его собственной историчностью. Она предоставила ему иные возможности самоидентификации. Свое самоопределение человек, как известно, обретает лишь посредством связей. Массовая культура связала человека с миром в целом. В этом некоторые усматривают ее особый гуманизм, называемый иногда в отличие от ренессансного малым гуманизмом. Она дала человеку возможность узнать то, чего он, ограниченный физическими условиями пространства и времени, ни при каких обстоятельствах не мог знать раньше. Мир как целое перестал быть для человека туманным образом или логической конструкцией. Он явился ему на экране суммой живых картинок и заговорил на разных языках, изменив его представление о пространственно-временных связях: пространство и время предстали перед ним как нечто относительное, подвижное, шаткое, лишенное постоянных измерений. Последовательность и сорасположенность событий перестали быть значимыми, события оказалось возможным располагать в каком угодно, произвольном порядке. Далекое массовая культура сделала близким, то, что когда-то было и по законам физики необратимо, она может многократно возвращать, каждый раз делая его одним из моментов в сумме моментов «теперь».

Лишая человека чувства укорененности в пространстве и времени, массовая культура включает его в особого рода игровую ситуацию, уничтожающую разницу между игрой и реальностью. Тем самым она компенсирует ему, хотя и иллюзорно, его реальную ограниченность, и прежде всего — подчиненность монотонности жизни. В этом, однако, можно видеть не только компенсацию, но и особый тип духовности, особое состояние человеческого духа с его мелочными суетными попытками объять необъятное, но одновременно с его трагическим сознанием невозможности овладеть миром, стать вровень с ним. Массовая культура — это и современный эпос, по своему возвышенный и величественный. Исторический эпос фиксирует ритмы времени и тем самым делает далекое близким, его порождает путь, движение. Не случайно эпос это всегда ритмическая проза. Массовая культура сбивает ритмы во имя той же цели — сделать мир своим.

Массовую культуру можно, таким образом, связать с растущим в современной культуре чувством неукорененности человека, с отказом его от долгосрочных программ и с поиском новых перспектив, не столь обременительных. Результатом является замыкание человека в мире потребительских ценностей «краткой перспективы», либо вообще избавленных какой бы-то ни было перспективы. Выдвижение на первый план культуры игры — зрелища идет в паре с уменьшающимся значением труда. Великим ценностям, как сказал один из критиков массовой культуры, дан отпуск, из которого рождается ценность великого отпуска. С массовой культурой рождается новый вид нигилизма — эгоизм, в основе которого лежит установка на личное счастье. Эта культура, которая направлена против всяких надындивидуальных ценностей, подменяющая подлинное участие в мире иллюзорным, игровым.

С массовой культурой связана новая идеология счастья. Счастье как особое эмоциональное состояние оказывается легко моделируемым, а соответственно — транслируемым и усваиваемым. Массовая культура освобождает особые психические механизмы человека. Она предлагает не только более интенсивную жизнь, но и другую. Каждодневная жизнь человека отдана закону, норме, инстинкты здесь приглушены, страхи и опасения завуалированы. В массовой культуре все иначе. Законы здесь можно нарушить, даже физические, инстинкты преобразуются в преимущества, в победу, страхи заменяются тревожным ожиданием. Это жизнь, которая знает свободу, волю — не политическую, а антропологическую свободу, в которой человек перестает подлежать закону. Очень часто, характеризуя эту сторону современной культуры, говорят о ее компенсаторном значении. Массовая культура по своему дает выход отрицательной энергии, агрессии человека (хотя есть мнение, что ее возможности в этом плане не столь уж и велики). Важно, однако, подчеркнуть не узко психологическое, а мировоззренческое, идеологическое значение новой концепции счастья. Счастье, которое предлагает массовая культура, заменяет религиозное понятие спасения, через которое человек реализует свое стремление к вечности. Счастье — это религия современного человека. его символ веры. Это религия, которая не имеет своих жрецов, ее существование носит технический характер. Это религия земли и отсюда вытекает ее специфическая иллюзорность. Но ни один из мифов родом с неба не утратил своей силы; свобода, которую дарит массовая культура современному человеку, не освобождает его от мифов, она придает им новый вид. Это своего рода оборонительная свобода. В ее основе — переворачивание ценностей. Массовая культура провозглашает первенство того, что актуально, над тем, что вечно, того, что лежит на поверхности, над тем, что составляет сущность. Однако кто знает, что в этом мире вечно, а что преходяще?