Этот текст был написан по горячим следам терактов 11 сентября 2001 года. Как мне кажется, за истекшие полгода он не очень устарел, а потому я привожу его без изменений. Итак…
Хочется действовать: после рухнувшего World Trade Center и обгоревшего Пентагона трудно сидеть, сложа руки. Хочется расселять небоскребы, мстить террористам, продавать наличные доллары или сдавать кровь для пострадавших - и тем самым бежать от застигшей нас глубокой неуверенности в себе. Но лучшее, что сейчас можем сделать мы – если мы не участвуем в спасении жертв, разборе завалов и поиске преступников – это остановиться и подумать. В противном случае мы обречены делать глупости, рискующие стать фатальными.
Фразы о том, что только теперь наступил XXI век, и мир больше не будет прежним, стали уже общим местом. Но почему атака террористов приобрела космическое звучание, и её удар достиг каждого из нас? Дело не только в том, что от неё погибли тысячи людей и пострадали центры власти самого могущественного государства; теракты поставили под вопрос саму власть и саму идею безопасности.
Мишель Фуко писал, что «власть – это не некий институт или структура, не некая определенная сила, которой некто был бы наделен», а множественность отношений силы, осуществляющихся «из бесчисленных точек и в игре подвижных отношений неравенства» 1. Власть может либо распоряжаться жизнью, казнить и миловать, обосновывая право на это авторитетом религии и/или традиции, либо же поддерживать, преумножать и контролировать само живое тело, его репродукцию и сексуальность, сделав их полем для своих игр. И если первый тип процедур власти (назовём их «власть-над-смертью») характерен для подавляющего большинства времен и народов, то второй, который М. Фуко называет «био-властью», развивается в Европе начиная с XVII века, находя применение, в частности, в капиталистическом производстве и в институтах гражданского общества. Триумфом био-власти стал прошлый XX век, но сейчас, после трагического столкновения этих двух властных стратегий, кажется, что начался её закат.
Обаяние био-власти в том, что она не заинтересована в смерти, которая полагает естественный предел её досягаемости; но в этом же кроется и её существенный изъян. Создавая себе поле действия, био-власть берет жизнь под охрану; сам феномен безопасности порожден её притязаниями на контроль над нашим телом. С другой стороны, био-власть бессильна перед лицом смерти, уступая это место власти-над-смертью. Последняя выступает как посредник между миром живых и миром мертвых, призванный обеспечить достойную смерть и посмертный путь; безопасность же жизни в этом мире отходит для неё на второй план.
Био-власть не умеет выстраивать отношения с Богом или с иными трансцендентными (лежащими за пределами этого мира) планами бытия, но, поскольку смерть, увы, никто не отменял, устранить она их тоже не может.
Стремясь обезопаситься, био-власть изолирует действия власти-над-смертью, загоняя её в контролируемые зоны вроде «частной жизни», «свободы совести», «фундаментализма» и т.д. Но именно такая изоляция делает возможным террор – выход власти-над-смертью за границы, установленные ей био-властью.
Био-власть не столь уж обаятельна и безобидна, как это может показаться. Используя современное государство в качестве инструмента, она без особых церемоний лишает жизни людей, которых она изолирует, вытесняя за свои пределы. «Войны не ведутся больше во имя суверена, которого нужно защищать, - они ведутся теперь во имя всех; целые народы стравливаются друг с другом, чтобы они друг друга убивали во имя необходимости жить. … Принцип: мочь убивать, чтобы мочь жить… стал принципом отношений между государствами» 2. Так писал М. Фуко в 1976 году, но сейчас, после терактов, этот принцип устарел или, точнее, жестко оспорен иной максимой: мочь жить, чтобы мочь преодолеть смерть. Способность убивать больше не гарантирует выживания; сама ценность безопасности поставлена под вопрос.
Мы только что видели, как власть-над-смертью вышла из изоляции, и совершила это ценой чудовищной жестокости. Мы искренне скорбим по тысячам невинных людей, погибшим в Нью-Йорке и Вашингтоне – но ведь, скажем честно, мы и не вспоминаем о куда более многочисленных жертвах конфликтов за пределами нашего горизонта – скажем, в Руанде, Судане, да и в той же Чечне. Я категорически не желаю смотреть на случившееся сквозь призму взаимных «преступлений и наказаний» – но не обязывают ли жертвы террористов нас самих задуматься о жестокости био-власти, столь привычной и незаметной для нас?
Атаки террористов достигли своего, поскольку были направлены на символы изоляции - а потому сами приобрели символическое звучание. Их целью стали США – самое впечатляющее детище био-власти, а непосредственными мишенями – Пентагон и World Trade Center (WTC) – точки концентрации могущества этой страны, достигнутого благодаря бурлящей жизненной энергии её жителей в сочетании с готовностью подчинять свои тела повседневной жесточайшей дисциплине и с согласием на участие в изощренных процедурах надзора над собой.
Выбирая объекты для удара, террористы явно заботились и об их риторике.
Приведу ещё одну устаревшую цитату, на этот раз – из Жана Бодрийяра: «Все небоскребы на Манхэттене довольствовались тем, что противостояли друг другу в вертикальной конкуренции.… В знаменитом виде Нью-Йорка с моря проступал образ всей системы…. Сегодняшняя его архитектурная графика – графика монополии; две башни WTC, правильные параллелепипеды высотой 400 метров на квадратном основании представляют собой безупречно уравновешенные и слепые сообщающиеся сосуды; сам факт наличия этих двух идентичных башен означает конец всякой конкуренции» 3. Сейчас уже факт зияющего отсутствия Twin Towers означает конец монополии био-власти: на место вертикали пришла трансцендентность.
Второй самолет, таранивший WTC, был обречен попасть в объективы телекамер, а телезрители – пережить шок от наблюдения настоящего массового убийства: тем самым власть-над-смертью проломила ещё один барьер, изолирующий её. Вынесение чужой смерти напоказ жёстко табуировано био-властью, поскольку ставит её в пограничную ситуацию, демонстрируя ей самой область собственного бессилия. Это табу сохраняет свою действенность даже на фоне общего ослабления традиционных запретов (например, в сфере сексуальности). Для власти-над-смертью, напротив, публичность смерти не имеет особого значения (всё и так происходит перед лицом высшего трансцендентного Судьи), а её показ становится действенной социальной акцией. Вспомним про публичные казни в Чечне, которые, кажется, впервые доходчиво продемонстрировали нам, российским телезрителям, что Россия с её христианством, коммунизмом или либерализмом столь же чужда чеченцам, сколь нам – решения их суда шариата. Вот и теперь удары по WTC достигли каждого из нас.
Ещё один удар пришёлся по нашему (не безоговорочному, но всё же…) доверию к современной технологии: ведь средства для террора созданы самой био-властью. Самолет – совершенное орудие интенсификации жизни и строгой дисциплины тела – стало оружием массового поражения. Оказалось, что та техника, которая облегчает нашу жизнь, вовсе не рассчитана на пренебрежение пользователя этой жизнью – своей или чужой. Техникой безопасности тут не отделаешься – тут требуется уже не техника, а τεχνη, искусное ремесло.
Террористы добились своего: США объявили терроризму войну. Война с терроризмом – это звучит параноидально, подобно борьбе с «жидо-масонским заговором» или охоте на ведьм. Противник в такой войне – это фантазмы, порождаемые страхом и неуверенностью в себе; кажется, что враг везде, и боевые действия только преумножают его число и силу. И если для войны с призраками используется боевая мощь США, то тогда уж действительно ни одна страна в мире не может почувствовать себя в безопасности. Теперь никто, даже самый близкий союзник, не гарантирован от того, что в один прекрасный момент именно его обвинят в поддержке терроризма. Да и само американское общество, являющее собой удивительный пример успешного, но хрупкого сосуществования людей разных рас, этносов и культур, рискует расколоться, устремившись на поиски внутренних врагов. Так что объявление войны терроризму означает победу террора.
Конечно, террористы и их организации реально существуют, и с ними необходимо бороться самым жёстким и решительным образом. «Война с терроризмом», однако, имеет к борьбе с террористическими организациями весьма косвенное отношение. Победа в такой войне возможна только как победа над собственным terror'ом, над нашим страхом. Чтобы победить, мы все, американцы и не только, персонально или совместно должны перестать бояться и взять власть-над-смертью в свои руки. Нам, жителям секуляризованного мира, это сделать нелегко – но наш мир вышел из христианства и способен вновь обратиться к своему наследию.
Собственно, знаки такого обращения налицо: заговорили, например, о противостоянии мусульманской и иудео-христианской цивилизаций. Я не хочу обсуждать здесь этот сомнительный и опасный тезис, но само его появление знаменательно: самые разные страны и культуры, застигнутые общей опасностью, объединяются именно на религиозной основе.
Но коль скоро мы осознали себя иудео-христианской цивилизацией, то в этот критический момент нужно стараться и действовать по-христиански. Сейчас надо бороться с террористами, но не мстить им, чтобы не преумножать зло, которого и так достаточно в мире. Нужно преодолеть прелесть био-власти и обратить силы не только к справедливому наказанию, но и к прощению врагов, и тем самым продемонстрировать миру подлинное величие духа. Настоящей победой над терроризмом может стать только убийство террориста в самом себе.
Добавить комментарий