Безработица - социальное зло или преступление?

[379]

Среди общечеловеческих социальных недугов, на первый взгляд, одним из самых молодых, на самом же деле — самым старым, является безработица. Как система она сформировалась всего два-три столетия назад, и, по нашему глубокому убеждению, просуществует еще лишь два-три десятилетия. В любом случае, сроки преодоления данной проблемы во многом зависят от уровня развития теории и экономической политики высокоразвитых стран, причем эти факторы искоренения безработицы не должны вступать в противоречие друг с другом. С этой точки зрения примечателен пример из недавней политической и экономической жизни французского государства, свидетельствующий о необходимости соответствия между уровнем теоретической обоснованности проблемы и экономической политикой той или иной страны: так совершенно правильная попытка французского правительства решить проблему путем сокращения рабочей недели в свое время была встречена в штыки как внутри страны, так и за ее пределами. Следовательно, без теоретического обоснования той или иной [380] проблемы, правильная экономическая политика не может носить всеобщего характера.

В данном случае, прежде всего, должна быть выяснена связь между безработицей и бездельем. Безделье — это бездействие дееспособного субъекта, когда человек не создает ни материального, ни духовного блага. Безработица внешне кажется бездельем. Она, можно сказать, определенный вид безделья. За этим внешним сходством скрывается разница существенного порядка, для выявления которой необходимо иметь в виду конкретно-исторический характер этих явлений.

Безделье зародилось на заре человечества. Однако «привилегией» ничегонеделание стало изначально для очень незначительной части людей в эпоху рабовладения. Здесь постепенно происходит утверждение прослойки, ведущей паразитический образ жизни (закономерно, что профессиональные игроки, проститутки, воры и т. п. значительную популярность впервые обретают в античную эпоху), что препятствовало продвижению общества 1.

В Средние века безделье и паразитизм стали неотъемлемыми свойствами господствующего класса.

Подходы Нового времени к рассматриваемой проблеме противоречивы и парадоксальны. Оно, с одой стороны, беспощадно борется с бездельем, воровством, бродяжничеством, попрошайничеством, проституцией и т. д., и т. п. и, одновременно, утверждает принудительное безделье или безработицу.

Как говорилось выше, безработица — вид безделья. Однако безработица не волевое безделье, т. е. не добровольный акт, а его принудительная форма, которая внешне связана с системой машинного производства. Стало быть, безработица — чисто специфическая экономическая категория.

В течение десятилетий взгляды на данную проблему, излагаемые в издаваемых на постсоветском пространстве учебниках были крайне идеологизированными. А именно, господствующей в них [381] была следующая точка зрения: безработица — неотъемлемое от капитализма социально-экономическое явление, в условиях которого определенная часть дееспособного населения не находит себе применения в общественном производстве, и создавая резервную армию труда, вызывает относительное перенаселение. Последнее — результат действия всеобщего закона капиталистического накопления и роста органического строения капитала. Капитализму безработица нужна для развития производства в пространстве, т. е. для задействования новых отраслей.

Такие взгляды (теориями их не назовешь) в определенном смысле были справедливы для прошлой эпохи, правда, в них преобладали идеологические моменты. Безработицу как институт действительно формирует восходящий капитализм, но распространенные на так называемом Востоке взгляды на данную проблему содержали ряд методологических ошибок.

Во-первых, безработица — не чисто капиталистическое порождение. При капитализме она лишь формируется в систему и продолжает свое существование до той поры, пока целью производства выступает меновая стоимость и прибыль. Поэтому в условиях хозрасчетных отношений она непременно должна возникнуть. В достойном человека обществе, где человек провозглашен целью общественного производства, безработице не может быть места; во-вторых, технический прогресс на основе машинного производства сам по себе не может быть причиной безработицы. Напротив, технический прогресс способствует искоренению безделья. В этом смысле благотворное влияние технического прогресса наиболее наглядно в сельском хозяйстве, индустриализация которого позволяет избежать даже временное безделье, кажущееся неизбежным из-за зависимости этой отрасли от природных условий. Наблюдавшаяся в некоторых высокоразвитых странах тенденция сокращения безработицы подтверждает, что рост органического строения капитала сам по себе не порождает, а способствует снятию проблемы; в-третьих, и это главное, если безработица является результатом действия всеобщего закона накопления капитала, то в современных передовых странах она была [382] бы преодолена; в-четвертых, еще ошибочнее положение, согласно которому капитализму безработица нужна для расширения производства в пространстве, т. е. для создания новых отраслей. Подобная цель преследуется всеми способами производства, но в условиях ни одного из них безработица не служит средством ее реализации.

Критически мыслящий разум не может не согласиться с тем, что марксово определение безработицы для того времени было хотя и не всесторонним, но бесспорно научным. Современные же «марксисты», как правило, превращают эту теорию в набор застывших догм, тем самым разрушая (осознано или неосознанно) это учение.

Известно, что цивилизация, если она развивается неправильно, оставляет за собой пустыни. Действительная же цивилизация должна служить именно процветанию общества. Это касается и машинного производства. Однако последнее в условиях, когда господствует меновая стоимость, а прибыль выступает главным движущим мотивом и целью, определенную часть дееспособного населения непременно превращает в т. н. лишних людей. Хотя это не постоянное явление. Уже в недрах капитализма и с помощью него развитие производительных сил достигает того предела, когда главной целью становится не производство меновых стоимостей и получение прибыли, а человек и удовлетворение его универсальных потребностей. Следовательно, и безработица постепенно должна уступить место всеобщему и обязательному труду и во всей полноте должно быть реализовано субстанциальное право человека на труд. Более того! Стремительный рост свободного времени 2 и интенсивное развертывание закона перемены труда 3 создают условия и возможность для того, чтобы человек мог жить [383] и трудиться там, где он пожелает. Сказанное означает преодоление пространственных барьеров и рабской привязанности человека к какому-либо одному виду труда, каким бы престижным он ни был. Все это теоретические признаки цивилизованного общества, наличие которых практически ощущается в некоторых высокоразвитых странах. В них количество бездельников-паразитов, как правило, незначительно, а безработица характеризуется тенденцией к сокращению. Во всяком случае, передовыми странами безработица рассматривается не как нормальное явление, а как социальное зло, и против нее практически ведется борьба, другой вопрос — насколько успешная. А степень успеха в этой борьбе во многом зависит от уровня теоретической разработанности проблемы. Экономическая же теория либо обходит ее стороной, либо, как правило, предлагает ее неверное толкование.

Безработица как принудительная форма безделья обусловлена совокупностью экономических отношений и полностью вытекающими из нее (иногда — противоположными ей) надстроечными формами. Поэтому уровень безработицы зависит от смены собственнических отношений, являющихся основой экономических отношений, от изменения либо экономической политики вообще, либо форм управления, или соотношения экспорта и импорта и т. п. и т. д. Поэтому из того факта, что в ныне развитых капиталистических странах безработица росла по мере развития производительных сил, иначе, если эти процессы внешне совпадали во времени, совсем не следует, что безработица результат роста органического строения капитала. Утверждая обратное, невозможно объяснить наличие ощутимых симптомов сокращения безработицы в некоторых высокоразвитых странах. Дело в том, что бурное развитие производительных сил вызвало качественные изменения во всей системе экономических, политических, морально-нравственных и т. п. отношений, что нашло отражение, прежде всего, в росте социальных потребностей и в небывалом до того развитии непроизводственной сферы. Следовательно, чем шире (экстенсификация) и глубже (интенсификация) охват социально ориентированной экономической политики, тем значительнее масштабы и темпы сокращения [384] безработицы. Однако, не следует упускать из виду еще один момент — безработица может характеризоваться тенденцией сокращения и в тех странах, где высок уровень милитаризации, даже при условии торможения удовлетворения социальных потребностей.

Здесь следует подчеркнуть, что научного обоснования требуют не только действительная суть, причины и пути преодоления безработицы, но и выявление и изучение тех факторов, которые либо способствуют, либо препятствуют росту_сокращению рассматриваемого явления. Хотя последняя задача выходит за рамки нашей темы, все же перечислим некоторые из этих факторов: общая численность населения; численность дееспособного населения; количество рабочих мест; количество эмигрантов; величина рабочего времени, количество выходных и праздников, в конечном счете определяющих дневной, недельный, месячный, квартальный, годовой и т. д. фонды рабочего времени; размеры фонда заработной платы; уровень производительных сил; органическое строение производства; интенсивность труда и производства; соотношение производства общественно-полезного и бесполезного продуктов; уровень милитаризации; объем и качество планирования; стихийные бедствия; международная обстановка; соотношения экспорта и импорта и баланс внешней торговли и т. д. Так, например, в 80-х гг. сокращение экспорта ФРГ (до воссоединения с ГДР) на один процент превращало 60 тысяч человек в т. н. лишних людей. Иначе говоря, 6 миллионов человек, принадлежащих к самой высококвалифицированной рабочей силе Германии служило непосредственно экспорту, что, в свою очередь, свидетельствовало о высокой конкурентоспособности продукции производимой в этой стране.

Таким образом, глобальная проблема безработицы весьма многофакторна, и ее решение требует общих усилий в мировом масштабе. Здесь важно преодолеть представление, согласно которому безработица — вечный спутник производства. Это во-первых; во-вторых, не менее важно одолеть убеждение, что между безработицей и инфляцией, между ценами и полной занятостью существует функциональная связь. По мнению многих авторов, естественный уровень безработицы необходим, [385] так как он приостанавливает инфляцию. Согласно распространенному в учебниках по экономической теории мнению, еще ни одному экономисту не удалось обнаружить метод безболезненного сокращения естественного уровня безработицы на 1-2%. Подобные взгляды сильно отдают либо догматизмом, либо идеологическими соображениями.

Несмотря на то, что вопрос о причинно-следственной связи между безработицей и инфляцией и ценами и полной занятостью выходит за рамки нашей темы, все же подчеркнем, что существование такой связи невозможно. Что же касается убеждения о существовании естественного уровня безработицы, относительно него не могут не возникать вопросы: Во-первых, если определенный уровень рассматриваемого явления признается естественным, тогда зачем его сокращать? Если же признается необходимость его сокращения, то следует полагать, что этот уровень допущен искусственно. Во- вторых, интересно, остались ли бы апологеты естественного уровня безработицы привержены тем же взглядам, вдруг оказавшись в рядах т. н. лишних людей? В- третьих, ни одна новация не внедряется абсолютно безболезненно, но если она научно обоснована, то это должно подтвердиться на практике, проявляясь в росте благосостояния людей.

Теперь, что касается тождества-различия безработицы и безделья. Если эти явления персонифицировать, разница станет более наглядной. Бездельник по природе внутренне ленив, внешне же— свободен. Однако он свободен и от того, что составляет внутреннюю суть человека, его субстанциальное могущество — от труда. Поэтому он даже в идее не признает сущностного призвания человека — посредством себя утверждать других, а если и признает, то практически не делает ничего для реализации этого призвания. Бездельник по принуждению (таков безработный) не по своей воле лишен первейшего социального права — права на труд. К сожалению, для многих остается непонятным, что именно право на труд есть субстанциальное право человека, и оно гораздо значительнее всех тех т. н. естественных прав, в том числе самого права на жизнь, хотя бы потому, что в последнем [386] доминирует биологический момент. Не случайно, что в документах и актах Хельсинского, Венского, Копенгагенского, Парижского и т. д. хартий и конвенций речь идет о правах на свободу мысли, слова, вероисповедания и т. д., а право на труд в них даже не упоминается. Право на труд заменено понятием занятости, и даже о ней в этих документах говориться вскользь. Но ведь субстанцией человека является труд, и когда он (человек) лишается права на целесообразную преобразующую деятельность, каким бы идеологизированным не казалось это мнение, человек лишается своей внутренней сущности. Поэтому все права, признанные всем цивилизованным сообществом естественными правами человека, действительно являются таковыми, но по сравнению с правом на труд они, можно сказать, являются надстроечными и сохраняют смысл лишь в условиях реализации права на труд. Безработный, какими бы внушительными ни были размеры компенсаций и пособий по безработице, унижен игнорированием его готовности использовать свои способности на благо общества.

Бросается в глаза еще одна разница между бездельем и безработицей: безделье как добровольный акт, безусловно, сопряжено с негативными явлениями, однако не в такой мере как вынужденное безделье. Безработица — один из основных источников социального зла. Вспомним известную фразу: принудительное безделье гонит мужчин в кабаки, женщин же — в публичные дома. Более того, именно безработица порождает среду, питающую т. н. черный мир. Исходя из сказанного, теории, рассматривающие безработицу как естественное явление, гораздо более антинаучны и античеловечны, чем те теории, которые, так или иначе, находят оправдание воровству, взяточничеству, коррупции.

Здесь стоит задержаться еще на одном моменте. Если судить по существу, а не формально, статусом безработного должен пользоваться каждый, чей доход ниже прожиточного минимума. И в этом отношении правительства многих государств небезгрешны. Обречение части населения на безработицу и в самом деле является общечеловеческим грехом и преступлением. Пониманию этого момента мешает следующее обстоятельство: [387] дело в том, что объективный характер таких глобальных проблем, как война, экологический кризис, продовольственная проблема, голод, безработица и т. д., настолько значителен, что лишь в последний период они стали рассматриваться как социальное зло.

Преступление — задействованное зло, но превращение зла в преступление и установление преступника требуют, в свою очередь, субъективизацию-персонификацию этого процесса, что невозможно было сделать в прежние эпохи. Возьмем, например, такое социальное зло, как война. Война как внешнее силовое, негражданское средство достижения внутренней экономической цели общественного производства в прежние эпохи представляла собой неминуемую необходимость. Поэтому неудивительно, что все страны с большей или меньшей интенсивностью готовились к войне. Более того! Участие в войне было делом чести. Ныне же война утратила прежний смысл и смысл вообще. Она теперь является проявлением имперских амбиций и служит установлению т. н. нового мирового порядка. Что же касается войн между малыми государствами и этнических конфликтов внутри отдельных стран, они, как правило, являются результатом скрытых действий реакционных сил сильных государств. Так или иначе сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что нет большего общечеловеческого преступления, чем война. На современном этапе развития человечества возможностью ее то явного, то скрытого провоцирования и разжигания в тех или иных регионах располагают лишь сильные государства. Однако каким бы образом не развязывалась война, и кем бы она ни инспирировалась, преступник может быть установлен без особого труда. Им однозначно являются правительства тех государств, которые вопреки императивам времени идут по пути милитаризации и занимаются торговлей оружия 4. Так, что человечество по-прежнему в ожидании «пробуждения-развития» в данном направлении международного права.
[388]

Аналогично обстоят дела и с проблемой безработицы. В свое время она была объективно непреодолимой проблемой, и в данном случае поиски преступника учеными противоположных общественных систем приводили к голой идеологической брани. Сегодня же, когда уровень развития производительных сил в высокоразвитых странах создает вполне реальную возможность человеческих условий жизни и труда для подавляющего большинства населения, наличие безработицы и в самом деле — преступление. И в данном случае персонификация преступления в качестве преступника выявляет те власти и правительства, которые, несмотря на имеющиеся возможности, не могут или не хотят решить проблему. Если же последним неизвестны средства и пути решения проблемы, то «вину» за это должны разделить и ученые, дающие своим правительствам необоснованные рекомендации. Видимо, развитие теории отстает от темпов развития социальных явлений. Иначе чем объяснить тот факт, что сделанное в свое время Жаком Шираком совершенно справедливое замечание о неправильной политике развитых государств по преодолению безработицы не было встречено самими руководителями этих государств с особым одобрением. Вышесказанное позволяет сделать вывод, что отдельные пункты всех существующих деклараций, хартий и подобных международных документов по основным правам и свободам человека нуждаются в пересмотре и переосмыслении. Что же касается преодоления безработицы, главным средством здесь, как ни парадоксально, является сокращение рабочей недели, что и предлагалось французским правительством. Освоению этой истины, видимо, мешают тиски эмпиризма, в которых зажаты как правительства государств, так и ученые. Ведь известно, что при прочих равных условиях, чем большим фондом рабочего времени располагает фирма, корпорация, регион, государство, тем больше стоимость созданного валового национального продукта. Однако здесь вне поле зрения остается невидимая качественная сторона явления, кроящаяся в соотношении фондов свободного и рабочего времени. А ведь экономистам прекрасно известно, что сокращение сорокачасовой [389] рабочей недели на 10%, т. е. уже тридцатишестичасовая неделя в условиях, когда количество занятых составляет 40 миллионов, предоставляет возможность дополнительно трудоустроить почти 4,5 миллиона человек. Это же позволило бы всем развитым странам практически снять проблему безработицы. Таким образом, сокращение рабочей недели, в условиях сохранения общей величины фонда рабочей недели, есть источник создания дополнительных рабочих мест. Но, если проблему можно решить столь простым способом, то почему бы к нему не прибегнуть правительствам, корпорациям, частным предпринимателям? Дело в том, что принятие нового потока работников, будь то на отдельных предприятиях или в масштабе всей страны, вызывает необходимость организационных и другого рода изменений, что всегда связано с материально-финансовыми потерями. Для руководства частных фирм и корпораций является нецелесообразным сокращение рабочей недели уже с учетом только двух обстоятельств: во-первых, несмотря на рост числа работников, заработная плата прежних работников не может быть урезана, так как это непременно вызовет недовольство последних, хотя они теперь будут работать не 40, а 36 часов в неделю. Таким образом, заработная плата работников повысится фактически на 10% даже при неизменном общем фонде выдаваемой заработной платы. Однако предприниматели будут вынуждены увеличить общий фонд заработной платы на 10%; во-вторых, и это еще более значительно, ни один предприниматель не горит желанием взять на себя те организационные и материальные расходы, которые требуются для переподготовки определенной части безработных 5. Но частные собственники не учитывают должным образом то обстоятельство, что новый поток работников приходит на производство не в качестве зрителя театральной постановки, а для того чтобы работать. Следовательно, на первый план здесь выступает внешне-количественная и затмевается внутренне-качественная сторона проблемы. Дело в том, что высвобождение [390] четырех часов в неделю способствует не только преодолению безработицы, но и постепенному и существенному росту производительности труда, а, в конечном счете, валового национального продукта. Более того! Эффект такого мероприятия весьма долгосрочен, что имеет постепенное и многообразное проявление. Достаточно отметить, что: во-первых, чем короче продолжительность рабочего времени, тем охотнее работается человеку. Так, при сорокачасовой рабочей неделе с двумя выходными днями на каждый день приходится 8 часов рабочего времени, при тридцатишестичасовой рабочей неделе на день приходится 7,2 рабочих часов. В этих условиях начинает действовать морально-психологический фактор, что находит выражение в повышении настроя работников, в приливе сил и энергии. Благодаря этим и другим моментам темпы роста производительности труда во многом опережают темпы сокращения рабочего дня (недели); во-вторых, в результате сокращения рабочего времени не только растет средняя продолжительность жизни, но и резко меняется соотношение между относительным показателем дееспособности и количеством годов бездействия в пользу первого. Предварительный расчет этих и других параметров практически невозможен как на уровне частных фирм и корпораций, так и, тем более, в масштабе всей страны. Вместе с этим следует учитывать и то, что человек, жаждущий работы, производит и больше, и лучше, чем обычный работник, норовящий украсть время; в-третьих, и этот момент значительнее двух предшествующих, окончательное искоренение безработицы означает не просто освобождение общества от одного из социальных зол. Практическое разрешение проблемы способствует не только экономическому процветанию государства, но и установлению действительно цивилизованных, гармоничных отношений между людьми. По сравнению с экономическим и моральным эффектом, полученным в результате ликвидации безработицы, все, связанные с этим процессом расходы, в том числе и на переквалификацию работников, выглядят ничтожными и могут волновать лишь владельцев частных фирм и руководителей корпораций. В масштабе же государства они мизерны, что наиболее очевидным [391] становится при их сопоставлении с эффектом, полученным от преодоления этого социального зла.

Чтобы образно представить действительную сущность безработицы, попытаемся сделать некоторое сравнение. Если развлечение является процессом непродолжительного, преимущественно физиологического, наслаждения и длительного духовного самоубийства, а смерть мгновенный физиологический акт, то безработица продолжительный процесс духовного убийства 6. Человечество хотя бы теоретически пришло к отрицанию пропаганды войны, что же касается безработицы, то общепринятые теории о ее естественном уровне свидетельствуют о непреодоленности данного явления даже на уровне идеи. А ведь давно пора!