Человек — существо, не имеющее определенного места в природе, а следовательно, и в жизни, с природой связанной. Он ищет такое место и не способен удовлетвориться ни одним из них. Этим определяется его отношение к новому. Человек ищет нового и одновременно страшится этого. Новое обычно рассматривается в значении оппозиции старому. Дилемма старое-новое носит временной характер. Старое предшествует новому как воплощение прошлого, даже если оно присутствует в настоящем и продлевается в будущее. Новое обычно связывается с будущим, хотя бы его обнаружили в прошлом. Когда оно присутствует в настоящем, его освоение — все равно дело будущего.
Появление нового на фоне старого — показатель времени. Поэтому можно сказать, что время прибывает из будущего. Несмотря на то, что в обычном течении времени старое предшествует новому, [168] начало времени для человека отмечено именно наличием нового. Можно сказать, что человек изначально погружен в новое. Отсутствие определенного места в природе, в жизни означает отчуждение человека от окружающего. В свете такого отчуждения окружающее представляется новым и пугающим. В нем нет ничего обжитого, старого. Оно тем самым не обременено прошлым. Соответственно, новое, в которое погружен человек, еще нельзя назвать будущим, потому что будущее возможно только в соотношении с прошлым. Тотальная уязвимость человека подчеркивает его выпадение из природы, из жизни, делает его особо восприимчивым к миру.
Новое в такой ситуации предстает как нечто непроясненное, неупорядоченное, а потому хаотичное, в чем человек рискует утратить себя, исчезнуть. Не случайно оно вызывает беспокойство. Предельным случаем беспокойства является страх смерти. Вместе с беспокойством хаос поселяется в самом человеке. Хаос в человеке и хаос в окружающем смыкаются в одно движение исчезновения, вызывающее страх. Отчуждение человека от окружающего вовсе не означает его изоляцию от него. Скорее наоборот, оно исходит из чрезмерной, размывающей границы, в которой человек рискует исчезнуть. Такая близость и вызывает отчуждение как протест против нее.
Страх смерти свидетельствует о тотальной уязвимости человека, погруженного в хаос. Он становится показателем одновременно неприятия уязвимости и исчезновения, и в то же время невозможности уйти от них. Переживание страха — одно из психологических выражений ситуации отчуждения. Неприятие смерти, протест против нее говорят о наличии в человеке чего-то превышающего его уязвимость и смертность, избыточного по отношению к ней. Если бы такого избытка не было, смерть не воспринималась бы смертным как трагедия и не вызывала бы страха.
Бессилие протеста, заключенного в страхе, подчеркивает тесную связь между тем, что превышает уязвимость, и самой уязвимости, а также ведущую роль уязвимости в сравнении с избыточным относительно ее.
Откуда берется избыток энергии, заставляющий смертного в переживании страха протестовать против смерти, пусть и бесплодно. Животному ведома только боязнь чего-то конкретного, а не страх смерти. Сильные инстинкты животного привязывают его к строго определенной природной среде. Через них жизненная энергия животного непосредственно выражается вовне, в ту среду, за пределами которой оно обитать не может. Страх смерти, присущий человеку, парализует, ослабляет инстинкты. Тем самым он рождает тенденцию к обособлению от окружающей среды и к концентрации жизненной энергии. [169] Страх, таким образом, парадоксален. С одной стороны, страх, ослабление инстинктов, свойственное ему, является предельным выражением беспокойства, погружением в хаос, где исчезают границы между человеком и окружающим, а следовательно, исчезает и сам человек.
С другой стороны, страх и ослабление инстинктов рождает противоположную тенденцию к обособлению от окружающего и концентрации жизненной энергии в избыток, противостоящий смерти, хотя и бесплодно.
Обе тенденции взаимно дополняют друг друга. Хаос устанавливает единство между элементами, оказавшимися в ситуации хаоса, или, что то же самое, делает различие между этими элементами чисто формальным. Такими элементами в данном случае оказываются человек и окружающая среда. Единство между элементами создает предпосылки для концентрации энергии. Оно осуществляется посредством концентрации избыточной энергии, не приемлющей разложения, смерти.
Соединение протеста и бессилия в страхе смерти превращает жизнь в страдание. В страдании жизнь обесценивается, но вместе с ней обесценивается и смерть. Рождается бесстрашие перед лицом смерти, готовность принять ее. Ему соответствует изменение соотношения между уязвимостью человека и избыточной энергией в нем. В страхе избыточная энергия выступает как побочный продукт уязвимости человека, подчиненный ей. В бесстрашии, наоборот, избыточная энергия приобретает ведущее значение, несмотря на то, что роль уязвимости учитывается.
Накопление в человеке избыточной энергии, ее концентрация совпадают с обновлением человека. Все новое избыточно, все избыточное способствует обновлению. Преодолевая страх, человек обновляется, открывая источник обновления в себе, в своей избыточной энергии. Избыточная энергия одновременно принадлежит человеку и в то же время в качестве избытка выводит его за свои пределы, обновляет. Обновление человека, концентрация избыточной энергии в нем, ведет к преодолению хаоса в душе человека. Торжествует тенденция к обособлению человека от окружающего, поскольку именно хаос в душе человека смыкался с хаосом вовне и предполагал его. С обособлением человека от окружающего само окружающее утрачивает хаотичность и оказывается системой взаимообособленных расчлененных образований. Хаос оборачивается космосом. Хаос и космос можно рассматривать как два взаимоисключающие состояния. Но правомерно видеть в них одно и то же состояние, которое в одном случае раскрывается через аффект страха, а в другом — через бесстрашие. Итак, новое неоднозначно. Оно выступает то как пугающий хаос, то в значении обновленного человека и обновленного мира. Его наличие в позиции хаоса является условием возникновения обновленного мира и человека.
[170]
Сконцентрированная в бесстрашии избыточная энергия, обновляющая человека, делаясь в какой-то мере независимой от его уязвимости, должна, тем не менее, учитывать эту уязвимость. Соединение доминирующей избыточной энергии человека с его уязвимостью, сочетание бесстрашия и страха, порождает осторожность, осмотрительность. Осторожность является эмоциональным эквивалентом самосознания и сопровождается стремлением во всем дать себе отчет и не полагаться на действительность в ее непосредственной данности. Самосознание, неотделимое от осторожности, лежит в основе разумного, критического отношения к окружающему. Такое отношение к действительности присуще зрелой личности. Бытовой тип разумного, рассудительного человека — человек осторожный, осмотрительный. Впрочем, по мере усложнения культуры осторожное, критическое отношение к действительности перерастает бытовые реалии. Оно становится фактором идеального преобразования того или иного аспекта действительности в целом, предшествующим ее практическому преобразованию. Критическое отношение к действительности может завершиться и ее приятием. Но действительность тогда принимается не в ее непосредственности, а в соответствии с теми или иными разумными основаниями. Осторожность имеет широкий диапазон колебаний от трусости, вызванной чрезмерной осторожностью, до относительного бесстрашия. Тем не менее, даже там, где мы имеем дело с трусостью, преувеличивающей опасность и уклоняющейся от нее, происходит преодоление парализующего влияния страха.
Осторожность, подобно страху, исходит из отчуждения от окружающего, пугающего своей неожиданностью и новизной. Вместе с тем, новизна окружающего уже не парализует осторожного человека. Навстречу ей поднимается спровоцированная ею концентрированная избыточная энергия зрелой личности. В акте самоотчета эта энергия расчленяет хаотическую неясность представлений и творит из хаоса обновленный космос. Одновременно энергия самоотчета обновляет практикующую его личность. Говоря о том, что осторожное, критическое отношение к действительности характеризует зрелую личность, не следует забывать о его происхождении из страха и преодоления страха. Мало кто специально ищет ситуаций, вызывающих страх. Однако верно и другое. Человек, не переживший страха и не преодолевший его, едва ли может считаться вполне развившейся личностью.
Осторожность, в которой доминирующей избыточная энергия человека, в свою очередь, может быть поставлена на службу его уязвимости. Внушающая страх новизна постоянно преследует человека в качестве заботы о будущем, откуда она периодически появляется. Осторожное отношение к действительности призвано отчасти снять страх, [171] дать какие-то гарантии перед лицом надвигающегося будущего. Бытовой тип разумного, рассудительного человека — человек, постоянно озабоченный такими гарантиями.
Возможно и иное отношение к осторожности, к новизне, к обновлению. Если развитое самосознание, совпадающее с осторожным отношением к окружающему, является обязательным признаком зрелой личности, то следует признать, что подлинная личность невозможна без периодического обновления, сопровождающегося погружением в обстановку новизны и беспокойства. Старое привычно. В нем человек ориентируется почти автоматически. Такая ориентация не требует от него самоотчета. Оно совершается в значительной мере бессознательно. Самосознание в таком положении гаснет. Поэтому человек нередко ищет нового, а осторожное отношение к нему делается самоцелью. В процессе осторожного отношения к неизвестному, новому происходит рост личности, и она, обновляясь, возвышается над окружающими обстоятельствами.
Добавить комментарий