Пространство жизни, пространство смерти: Воронежский опыт

• Предтеченское кладбище.
• Терновое кладбище.
• Вознесенское (Чугуновское) кладбище.
• Новомитрофановское (Новостроищенское) кладбище.

Смерть - это феномен не времени, а пространства. Живые - мы - и только поэтому можем плакать об ушедших, о них. Время для нас идет, для ушедших остановилось… Мы отсчитываем дни, года, века их небытия для нас - живых. И острее всего свое бытие мы ощущаем, попадая в созданное нами же пространство для их безвременья. Ведь они, лишившись времени, оказались и вне пространства. Им пространство смерти уже не нужно, оно нужно нам, живым, чтобы ощущать себя живыми.

Среднестатистический областной центр - Воронеж. Степная граница, засечная полоса, Петр I и флот, осуществленная регулярная планировка, ЮВЖД. Город богатый когда-то: проекты Дж. Кваренги, крупные монастыри, купечество, известное на всю страну, в том числе немецкая община, школы, гимназии, семинария, кадетский корпус; город с именем, точнее - с именами: И. Никитин, А. Кольцов, И. Бунин, А. Дуров, А. Платонов, О. Мандельштам, С. Маршак, М. Пятницкий и его хор, космонавт К. Феоктистов… Да мало ли?

Город, выросший раза в три, по сравнению с временем Петра I, изо всех сил пытается сохранить свое лицо, свою красочность, но ему это не очень удается - сереет, и, кажется, будто умирает…

Умирает?

Воронеж основан в 1585 году. Но, можно сказать, родился он на берегу реки Воронеж, когда Петр I создавал флот. Изрезанные оврагами спуски и сейчас живописны, корабельные сосны и посейчас стоят такие же высокие, цейхгауз, сады, купола.

Хоронили главным образом на окраинах города, так как Петр I издал указ от 10 октября 1723 года, запрещающий хоронить усопших при городских церквах в окружении жилья. Старейшими считаются кладбище в слободе Троицкой на Терновой поляне - в северной части и Предтеченское на юге старого (нерегулярного) города, расположенного вдоль берега.

С 1774 года осуществлялось регулярное строительство, город поднимался с берега на плато и устремлялся в степь (на запад от реки). Прокладывались новые улицы, внимательно соотнесенные со старыми, новые площади, - ориентированные и на старые центры. Выделяют и новые места для захоронений, сохраняя старые. Просто. Размеренно. На плане города 1910 года обозначены старые кладбища: уже названные и Предтеченское; и новые: на юге - Новостроящееся, недалеко от него, на юго-западе - Старообрядческое, на западе - самое большое - Вознесенское (Чугуновское), состоящее из нескольких, и Немецкое.

Предтеченское кладбище.

Расположено южнее древнего города в слободе Чижовка. Оно же - и самое старое. Церковь Иоанна Предтечи в слободе появилась в начале ХVII века. С 1772 года стали обустраивать могилы у церкви. Здесь хоронили, как отмечал Е.А. Болховитинов, «отличнейших» людей.

Погост у Предтечи действовал до первых десятилетий ХIХ века. С открытием Чугуновского и, особенно, Новостроящегося кладбищ горожан стали хоронить там.

В 1938 году принято решение закрыть церковь и использовать здание под киностудию. Во время войны церковь разрушена, на ее месте построен магазин. Территория кладбища застроена жилыми домами. Надгробными плитами, стащенными в этот район со всех воронежских кладбищ, вымощены спуски к реке.

Терновое кладбище.

Местность в Троицкой слободе за Покровским монастырем по зарослям плодового кустарника получила название Терновой поляны. Само кладбище тоже именовалось Терновым. Церковь Святого Духа на Терновой поляне была построена в 1838 году. Хоронили на кладбище до 30-х годов ХХ века. Несмотря на закрытие, местные жители продолжали неофициально хоронить здесь.

Церковь закрыли в начале 1930-х, переоборудовали под диспансер, затем - под общежитие рабочих завода им. Дзержинского, затем здание пришло в негодность и было разобрано.

Сейчас территория захламлена, ограда разобрана, устроены детские площадки. Однако еще можно различить кое-где надгробные плиты, выкорчеванные памятники.

Вознесенское (Чугуновское) кладбище.

Первый план города, на котором обозначены за границей регулярного города в Ямской слободе ограда и ворота кладбища, относится к 1800 году. На средства Самуила Никитича Мещерякова, прозванного "чугунным" за могучую силу, была построена в 1800 - 1810-х годах большая Вознесенская церковь (холодная), в 1822 - 1824 годах - церковь Самуила Пророка (теплая). В 1860-х годах кладбище стало благоустраиваться, расширяться: рядом западнее устроены военное, больничное, тюремное кладбища; севернее - немецкое. Последнее и Чугуновское кладбища особенно славились своим благоустройством. Их озеленением заведовал знаменитый на всю Россию цветовод Карлсон. Рассказывают, жители города любили гулять на этих кладбищах.

В 1929 - 30 годах обе церкви закрывают, устраивают в них стекольный завод и приют для беспризорных. К 1950-м годам власти города принимают решение о строительстве на территории кладбищ телецентра, жилого дома; освоение запущенной территории с блеском завершается сооружением в 1980 году дворца спорта «Юбилейный», как на грех названного так в честь 400-летия Воронежа.

Новомитрофановское (Новостроищенское) кладбище.

Устроено на юге - в слободе Чижовка. В 1828 году территорию напротив Острогожской улицы (Пушкинской) отвели под кладбище. Здесь нашли последнее пристанище несколько тысяч воронежцев в 1831 году после холеры.

С 1834 по 1851 год сооружалась церковь Всех святых. Долгое строительство объясняется тем, что ее возводили на частные пожертвования купчихи Евдокии Сергеевны Аврамовой.

Горожане прозвали церковь, а затем и кладбище Новостроящимися.

В 1842 году здесь был похоронен поэт А. Кольцов, в 1861 году - И. Никитин. Кладбище действовало после революции, а в 1930-х годах его использование прекратилось, церковь закрылась. В церкви одно время располагалась кузница, затем швейная фабрика №1, снесена в 1964 году, когда было принято решение о строительстве на территории кладбища цирка, здесь же был устроен парк культуры и отдыха, получивший в обиходе название «Парк живых и мертвых» или «ЖИМ».

Сохранили, правда, кусочек территории 16х19 метров с могилами Кольцова и Никитина. Этот клочок громко именуют «литературный некрополь».

Подведем итог: в 30-е годы большинство церквей, а с ними и кладбищ были официально закрыты. Размеренная жизнь города прервалась, «все смешалось». Правда, в это время продолжали неофициально хоронить на кладбищах. Большевистское желание сломать привычное течение жизни привело и к слому традиций смерти. Выразилось это, в частности, в желании устроить новые кладбища в самых неподходящих для города местах. Например, в районе нынешнего детского парка «Орленок» (бывший плац Кадетского корпуса - центр города) были произведены захоронения убитых красноармейцев, позже, во время Великой Отечественной войны, - убитых за освобождение Воронежа. Очень похоже, кстати, поступили немецкие оккупанты в 1942 году, похоронив своих солдат также в центре города, в Кольцовском сквере.

Смешение пространств жизни и смерти привело к тому, что ныне на территории старого города не сохранилось ни одного старого кладбища, кроме вышеупомянутого коммунистического. Привычное течение жизни (и смерти) оказалось нарушенным. Дороги, ведшие прежде на кладбища, ведут одна - ул. К. Маркса (бывшая Садовая) - к спортивному комплексу, другая - ул. Пушкина (бывшая Острогожская) - к цирку. Остальные территории кладбищ также исчезли: на Терновом организована детская спортивная площадка (!) в окружении разбитых надгробных плит, на Предтеченском - построен магазин и жилые дома.

Когда-то соблюдавшиеся границы жизни и смерти оказались стертыми. Пространство смерти расширилось до бесконечности, сжимая пространство жизни до точки. Живые (?) ходят по мертвым. А мертвые ? Они когда угодно могут прийти к живым, делая все вокруг неживым… Мир стал абсурдным. Запустение - вот удел городов, в которых границы смерти были нарушены, уничтожив границы жизни. Эти города мертвеют. Прах.

Хаос смешивает пространства.

А что происходит со временем? Попытка обогнать историческое время, обштопать естественный ход событий - большевистско-советский пара-социальный, пара-культурный эксперимент. Вспомним катаевское «Время, вперед!», «Пятилетку в четыре года», «Белый квадрат» «светлого будущего», оставившего страну без будущего и - как утопию - в нигде. Так время как выпавшее из самого себя совпало с пространством в нигде (=утопии). И потому и то и другое (купно) аннигилировано навсегда и навезде в наказание за никогда и за нигде - за пятилетку в четыре года, за Октябрьскую революцию в ноябре, за шолоховское черное солнце над страной (в занебесье), за платоновский «Котлован» в подземье; за апофеозы бесконечно случайных встреч, взломавших все причинно-следственные связи в нормальном времени и упорядоченном пространстве.

Но город, хоть и с трудом, но жив. Значит, что-то позволяет преодолевать разлившуюся смерть. Что?

Попробуем поискать ответ у побывавших в Воронеже как раз в те мракобесные 1930-е годы поэта - не по своей воле, поэтессы, - приехавшей его навестить.

А. Ахматова в 1936 г. в цикле стихов «Anno Domini» спрашивала :

«Все расхищено, предано, продано,

Черной смерти мелькало крыло,

Все голодной тоскою изглодано,

Отчего же нам стало светло?..»

Что может светить в полном мраке смерти? Желание жить?

О. Мандельштам из воронежской ссылки:

«Я должен жить, хотя я дважды умер»…

Жить. Но как? Как возможно преодоление пространства смерти, сделавшегося слишком большим? Ответ Мандельштама прост:

«И пращуры нам больше не страшны:

Они у нас в крови растворены».

Вот оно - в крови… на разрыв аорты… Очевидно - преодоление возможно, ведь «В комнате опального поэта / Дежурят страх и Муза в свой черед» (А. Ахматова). Дежурит Муза.

И приходит ответ: преодоление разгулявшейся смерти возможно, если просто человек выработает в себе Творца. (Ибо преодолеть смерть может лишь тот, в ком есть ген культуры 1).

И тогда - взнуздав коня-творчество - личность-творец преодолевает безвременье, расширяя сжавшееся в точку пространство жизни до бесконечности.

Вот простой ответ на вопрос, отточенную формулу которого предложил нам В. Рабинович 2: как свою конечную, ограниченную датой рождения и смерти жизнь, приобщить к вечности? Мы получаем этот ответ на изломе судеб, на границе жизни и смерти. Это собственная жизнь, слагаемая как произведение, становящееся текстом самой жизни.

Жизнь творца синкретична (синтетична?). Она полихромна, многозвучна, разноипостасна. И потому - конгениальна идее этой жизни, лелеющей умиротворение синтетичности, гармонию целокупного, священный покой неопалимой купины.

«Пусти меня, отдай меня, Воронеж:

Уронишь ты меня иль проворонишь,

Ты выронишь меня или вернешь, -

Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож…»

О. Мандельштам (1935 год)

Итак, путь указан, пройден. Но как преодолевает его не поэт? Как сумеет преодолеть безвременье простой житель города? Что сделает его человеком творческим? Еще раз повторим:

«И пращуры нам больше не страшны:

Они у нас в крови растворены».

К пращурам прийти уже нельзя, но вспоминать-то их можно. Можно повесить на стены квартир их фотографии, можно показывать детям фотоальбомы, гордиться дедушкиными часами, бабушкиной шалью. Можно припоминать. И в данном контексте образуется пространственно-временной конструкт, когда пространство занято хотя бы фотографией. Любая фотография, претворяя в себе место и время, оказывается своего рода хронотопом. А, значит, содержит в себе и контекст утопического предвидения - потомка… Вот, собственно, и объяснение - почему пространство жизни не исчезает, а разворачивается из точки сжатия - из смерти. Как это выражается на более общем уровне - не отдельного гражданина, а в масштабах города? В масштабах города можно отметить возросший интерес к краеведению после 1950-х годов. Конечно, возник он не на пустом месте: многое для изучения истории Воронежа было сделано в 1910-20-е годы: Г.К. Лукомским, Ю.И. Успенским, В.Г. Веселовским, Н.В. Вакулинским… Не зря же в те памятные 1930-е возникло дело «краеведов», когда были арестованы ведущие историки Воронежа. (Еще одна попытка расширить поле смерти!)

Вот далеко не полный перечень авторов и тем, появившихся как из рога изобилия с начала 1950-х по наши дни: П.М. Гапонов публикует материалы о Воронежском университете, Гайворонский А.И. - архивы, Г.В. Антюхин - очерки истории печати Воронежского края, В.И. Кононов исследует памятники и мемориальные доски города, В.П. Загоровский составляет исторические хроники, Ю.В. Воронцов пишет о музыкальной жизни Воронежа, О.Г. Ласунский - о литературном городе, А.Н. Акиньшин составляет историю церквей, публикует (в соавторстве с Ласунским) «Записки старого пешехода», в газетах «Молодой коммунар», «Воронежский курьер» П.А. Попов регулярно печатает материалы об исторических памятниках…; увидели свет подготовленные Институтом культурологии Материалы Свода памятников истории и культуры РСФСР по Воронежской области. Восстановлена память более чем о тысяче горожан, практически о всех разрушенных и сохраненных памятниках, о художественных коллекциях. Создано виртуальное пространство смерти, благодаря которому город, преодолев точку смерти, живет в пространстве жизни.

Живет…

Документальные материалы о кладбищах Воронежа заимствованы из трудов воронежских исследователей А. Акиньшина. («Храмы Воронежа», Воронеж, 1994); П. Попова («Чугуновское кладбище» // Молодой Коммунар, 1988, 14 апреля)