Уильям Уэвелл (1794-1866), один из наиболее выдающихся английских энциклопедистов XIX века, может по праву считаться первым крупным историком и философом науки. Он написал шестьдесят четыре научных труда по механике, динамике, минералогии, геологии, астрономии, политической экономии, математике, архитектуре, богословию, образованию, поэзии, которые представляли и представляют значительный научный интерес. Лайель как-то сказал, что когда-то он сожалел, что Уэвелл не сконцентрировал своей энергии как специалист в одной науке, но позже решил, что он был наиболее интересен как выдающийся «универсалист». Менее добрый наблюдатель высказался так: «Наука - его сильная сторона, всеведение - его недостаток».
Но для философов Уэвелл более известен как историк и философ науки. В 1833 году Уэвелл даже ввел новое английское слово «scientist», которое можно перевести как «ученый-естественник». До этого в английском языке использовались два аналогичных слова «natural philosopher» и «man of science». Кстати, отчасти благодаря его влиянию термин «наука» заменил общеупотребительный до этого термин «натуральная философия». Две основные работы Уэвелла по истории и философии науки - «История индуктивных наук» и «Философия индуктивных наук» сделали его популярным и общепризнанным авторитетом не только для современников, но и для более поздних представителей различных философских направлений. Известно, что некоторые положения философии науки Уэвелла относительно индуктивного метода в познании критиковались Дж. Ст. Миллем в его «Системе логики», что стало началом знаменитой полемики между ними, которую можно считать отправной точкой современного обсуждения проблемы индукции. В контексте этих дебатов выяснилось, что философия Уэвелла, вновь открытая благодаря критике логического позитивизма, стала опять востребованной. Представляется интересным и на современном этапе развития философии науки проследить основные научные взгляды У. Уэвелла, не потерявшие и сейчас своего философско-методологического значения и касающиеся прежде всего вопросов индуктивного знания, способов подтверждения истины, отношения между научной практикой, историей и философии науки. Особого внимания заслуживает его теория индукции и как наиболее интересная часть его философии науки, и как недостаточно изученная в отечественной литературе. В своем анализе философско-методологических взглядов Уэвелла я буду основываться, наряду с другими источниками, на подробном обзоре его научных положений доктора Лауры Снайдер, данном ею в статье об Уильяме Уэвелле в Станфордской энциклопедии философии, с ее любезного разрешения.
Теория индукции Уэвелла основывается на его теории познания. Согласно ей, все знание имеет как идеальную, или субъективную, так и объективную сторону. Он называет это «основным тезисом» знания и объясняет тем, что «в каждом действии знания… существуют два противоположных элемента, которые мы можем назвать Идеями и Ощущениями» (1860. Р. 307). Сам будучи кантианцем, Уэвелл критиковал Канта и немецких идеалистов за их ориентированность исключительно на идеальный элемент познания, а Локка и сенсуалистов - за их преувеличение эмпирического, объективного элемента познания. Он считает, что тенденция противопоставления науки и метафизики в сенсуализме Локка и его последователей привела в конечном итоге к абсолютизации чувственного опыта познания и полному игнорированию идей. Понятие Идеи в философии Уэвелла - одно из центральных и непосредственно связано с его концепцией индукции. Перед рассмотрением этого понятия отметим, что Уэвелл говорит о том, что мы при дедукции исходим из определений и аксиом, в которых получают свое выражение основные наши идеи; построяя силлогизмы, спускаемся шаг за шагом к заключениям, составляющим приложение общих истин к разного рода частным случаям. При индукции же мы, знакомясь с фактами через чувственные восприятия и получая таким путем необходимый материал, подыскиваем и распространяем на него идеи, с какими он согласуется. Итак, и дедукция, и индукция имеют «идеи»: первая - основные («Fundamental Ideas»). Вторая - идеи, согласованные с исходным материалом. Поэтому необходимо подробнее остановиться на этом важнейшем для философии Уэвелла понятии.
В общем смысле под идеями Уэвелл, вслед за Кантом, понимает некоторые связующие формы мысли типа пространства, времени, числа, протяженности и т. п., в которые знание, доставляемое чувствами, всегда облекается и которые, таким образом, необходимы для организации фактов, с которыми связана наука; между тем как прочие идеи мы распространяем лишь на подлежащую область объектов и явлений. Так, пространство - фундаментальная идея геометрии, причина - механики, субстанция - химии. Более того, Уэвелл объясняет, что каждая фундаментальная идея имеет определенные «понятия», включенные в нее. Эти понятия есть специальные модификации идеи, и они прилагаются к разным случаям. Так, понятие силы - модификация идеи причины, прилагаемое к особому случаю - движению. Фундаментальные идеи Уэвелла, как уже было замечено, подобны кантовским формам интуиции, поэтому некоторые комментаторы Уэвелла спорят о том, что эпистемология Уэвелла - один из видов кантианства (см.: Butts R. 1973, and Buchdahl, 1991). Однако такая интерпретация игнорирует несколько критических различий между Кантом и Уэвеллом в этом вопросе. Действительно, идеи пространства и времени в уэвелловской эпистемологии действуют как условия опыта, что делает их схожими с кантовскими формами интуиции. Однако Уэвелл не следует Канту в показе различия между формами интуиции, подобными пространству и времени, и категориями, или формами рассудка, в которые Кант включает причину и субстанцию. Более того, Уэвелл включает как в фундаментальные многие из тех идей, функциями которых являются не условия опыта, а условия для получения знания в соответствующих им науках, хотя это совершенно очевидно, - что мы можем получить знание о мире, не имея ясного представления о периодичности химических элементов, но получить знание о конкретных химических процессах без такого представления нельзя. В противоположность Канту Уэвелл не дает исчерпывающего перечня фундаментальных идей. (Относительно полный перечень дан в «Novum Organon Renovatum», book 11, chapt. IХ.). Впрочем, Уэвелл и не задается целью представить полное их перечисление. Он полагает, что другие идеи будут появляться в процессе развития новых наук. Можно сказать, что Уэвелл считает множество основных идей открытым и дополняющимся в процессе развития науки, и в этом прежде всего и состоит его диалектический подход к эволюции научного знания вообще и конкретных наук в частности. Кроме того, вид необходимости, который Уэвелл выдвигает как происходящий от идей (то есть возникающий в результате идеализации фактов, - когда просто факт становится неизбежным для нашей мысли выводом из добытых истин и в этом смысле утверждается уже как нечто необходимое), совершенно отличается от кантовского синтетического суждения a priori. Это различие касается, прежде всего, способа знания, дающего эту необходимость. У Уэвелла «идеализация фактов» - индуктивный процесс, у Канта - синтетические суждения a priori есть результат трансцендентальной дедукции. Вообще же индукция Уэвелла как метод получения нового знания и трансцендентальная дедукция Канта как выведение понятий о явлениях из категорий рассудка (и таким образом тоже как метод получения нового знания) - основные и самые трудные вопросы в теории познания как Уэвелла, так и Канта. Наконец, отметим различие Уэвелла и Канта относительно теории познания. Как известно, способность суждения для Канта состоит в подведении созерцаний под категории, и этот процесс сугубо субъективен, то есть знание наше относительно, и мы в него вносим субъективный элемент, тогда как Уэвелл это отрицает, считая, что фундаментальные идеи отражают объективные черты мира, не зависящие от процессов разума. Уэвелл отмечает априорный элемент и говорит, что в основу мирового устройства Бог положил идеи одинаковые с теми, какие составили или, точнее, могут при соответствующей интеллектуальной работе составлять достояние нашего ума, и таким образом субъективные условия познания все же не заставляют нас уклоняться от объективной правды (см.: N. O. R., book 111, chapt. Х, art. 6).
Наконец, в противоположность Канту, утверждавшему, что научными можно считать лишь те гипотезы, которые верифицируются непосредственно, Уэвелл отмечает положительную роль в науке и тех гипотез, которые не оправдываются дальнейшим развитием знания (типа теории эпициклов или гипотезы «природа не терпит пустоты»). Значение таких гипотез, по Уэвеллу, в том, что они помогают систематизировать факты и тем самым позволяют «нащупать» правильное объяснение. К вопросу о роли гипотез в философии науки и способах их подтверждения мы вернемся позже. Теперь же перейдем к индукции Уэвелла, понимаемой им как общий метод прогресса науки. Дискуссию об индукции Уэвелл развивает в своей антитезисной эпистемологии. Первый яркий этап этой дискуссии мы можем найти в его «Философии индуктивных наук», основанной на «Истории индуктивных наук». «Философия индуктивных наук» была опубликована в оригинале в 1840 году, второе, расширенное издание появилось в 1847, а третье - как три отдельных работы - опубликовано между 1858 и 1860. На русский язык «Философия индуктивных наук», одной из частей которой является «Новый восстановленный Органон», не переведена. Уэвелл заявляет о себе как о продолжателе Бэкона, обновляющем его индуктивный метод, отсюда и название: «Новый восстановленный Органон». Уэвелл называет свою индукцию индукцией «открытий» и считает, что ее можно использовать для открытия законов как явлений, так и причин. Наука начинает с законов и переходит к составлению теорий. Аристотель прямо утверждал, что наука изучает причины, и подобным же образом Бэкон прямо рекомендует исследователю приняться за определение «форм», под которыми он понимал «законы действия», скрытые механизмы и движения. Следуя за Бэконом, Уэвелл отвергает стандартное, узкое понимание индукции как простейшей формы индукции через простое перечисление. Здесь уместно вспомнить дискуссию Уэвелла и Милля, о которой упоминалось выше. Рассматривая опыт как обобщение на основе прошлого, а всеобщность и необходимость - как признаки закона. Мы, извлекая из опыта закон, как бы «изымаем из времени» подмеченную нами связь явлений. А поскольку в собирании «посредством индукции истинных общих законов из частных фактов и в соединении нескольких таких законов в одно высшее обобщение, где они сохраняют, однако, свою истинность» («История индуктивных наук». С. 14) и состоит прогресс науки, то, соответственно и под индукцией, которая является общим методом развития науки, «разумеется процесс собирания общих истин из исследования частных фактов, по которому эти науки образовались» (там же).
Далее будем понимать термин индукция именно в указанном смысле, в отличие от еще одного, более узкого понимания индукции у Уэвелла как логической операции объединения внешнего материала посредством понятий. Уэвелл объясняет, что в индукции «есть Новый элемент, прибавляющийся к комбинациям фактов самим актом мышления, которым они соединяются» (1847, 11. Р. 48). Такой акт мысли и есть процесс, который Уэвелл называет «colligation» - обобщение. Обобщение, объясняет Уэвелл, есть мыслительная операция соединения определенного числа эмпирических фактов с помощью «сверхиндуцирования» («superindu-cing») - наведения на них теории, которая объединяет факты и делает их способными быть выраженными через основной закон. Таким образом, теория, или концепция обеспечивает «истинную функцию того универсума, которым явления соединяются» (1847, 11. Р. 46), обеспечивая те свойства, которые характеризуют известные элементы класса (в случае причинных законов этим объединяющим свойством является то, в котором мы видим одну и ту же причину). Таким образом, рассуждает Уэвелл, известные точки орбиты Марса Кеплер связал, используя концепцию эллипсической кривой. Новые открытия, как справедливо считает Уэвелл, часто делаются не тогда, когда обнаружены новые факты, а когда соответствующая концепция «прикладывается» к ним. В случае открытия Кеплера наблюдаемые точки орбиты уже были известны благодаря Тахо Браге, но только когда Кеплер применил к этому концепцию эллипса, была открыта истинная планета. Кеплер был первый, кто приложил эту концепцию к орбитальному пути частично потому, что имел четкое понятие эллипса. Посмотрим, как Уэвелл представляет этот процесс.
Фундаментальные идеи и концепции обеспечиваются нашим разумом, но они не могут использоваться в своей внутренней форме. Уэвелл объясняет: «Идеи, по крайней мере, их зародыши, были в человеческом разуме до опыта, но прогресс научной мысли разворачивает их, делая четкими и понятными» (1860 а, Р. 373). Уэвелл относится к такому «разворачиванию» идей и концепций как к «экспликации концепций». Экспликация - необходимое предусловие к открытию, и оно состоит частично в эмпирическом, частично в рациональном процессе. Ученые сначала пробуют выяснить и объяснить понятие или концепцию в своем сознании, затем стремятся применить его к фактам, которые они до этого тщательно исследовали, чтобы определить, может ли это понятие или концепция, обобщающие факты, соответствовать закону. Если нет, ученые используют этот опыт для дальнейшего выяснения концепции. Уэвелл утверждает, что большая часть истории науки - это история научных идей, а именно история их объяснения и последующее их использование в качестве научных теорий. Поэтому, в случае использования эллипсической концепции у Кеплера Уэвелл отмечает, что, чтобы открыть такую теорию, потребовалась особая подготовительная работа и особая активность ума открывателя. Приведем его рассуждения на эту тему.
«Чтобы показать, какого рода был труд, который привел Кеплера к этому результату (открытию эллипсической теории. - В.С.), мы перечислим здесь, как перечисляет сам Кеплер в сорок седьмой главе шесть гипотез, на основании которых он вычислил долготу Марса, чтобы видеть, какая из этих гипотез будет всего более согласоваться с наблюдением.
1) Простой эксцентрицитет.
2) Бисекция эксцентрицитета и удвоение верхней части уравнения.
3) Бисекция эксцентрицитета с постоянным пунктом уравнений, по способу Птолемея.
4) Заменяющая гипотеза посредством произвольной секции эксцентрицитета, сколько можно ближе подходящей к истине.
5) Физическая гипотеза, где орбита принимается за совершенный круг.
6) Физическая гипотеза, где орбита принимается за совершенный эллипс.
…Две последние гипотезы всего ближе подходили к истине и уклонялись от нее почти только на восемь минут, одна в излишке, другая в недостатке. И после того, как эта остающаяся ошибка долго затрудняла его, ему пришло наконец в голову, что он может взять другой эллипс, занимающий совершенно середину между первым эллипсом и кругом, и что этот средний эллипс должен дать орбиту и движение планеты. Сделавши это предположение и приняв, что площади представляют собой времена, он увидел теперь, что как долгота, так и расстояния Марса будут соответствовать наблюдениям с требуемой степенью точности.
…Когда первая гипотеза Кеплера была облечена в ту сложную конструкцию, какая требовалась для того, чтобы ее можно было применить к каждому пункту орбиты, то было вовсе не легко видеть, где находится ошибка, и Кеплер напал на нее только случайно, заметив совпадение некоторых чисел, которые, по словам его, «точно разбудили его ото сна и дали ему новый свет» («История индуктивных наук». С. 551-552).
То есть Кеплер смог совершить свое открытие, так как его разум был готов это сделать, благодаря огромной вычислительной работе и готовности не только заметить совпадение некоторых чисел, но и правильно его объяснить. Как только понятие совпадения было объяснено, стало возможным подобрать соответствующую концепцию (у Кеплера она была сформулирована как физическая гипотеза № 6), с которой совпадали бы факты.
Возникает вопрос о механизме подбора соответствующей концепции. Как показывает Уэвелл, это не может быть просто угадыванием и тем белее результатом просто наблюдения. Это - особый процесс, который добавляется к наблюдению фактов, и он необходим. Этот «специальный процесс в уме» есть процесс вывода, основанного на соотнесении одного с другим (фактов с понятиями). «Мы заключаем больше, чем видим», - утверждает Уэвелл. Характерно, что нахождение соответствующей концепции, с которой соотносится класс явлений, требует ряда заключений, поэтому Уэвелл утверждает, что индукция открывателей есть процесс включения «вереницы исследований» (1857/1873. Snader. Р. 297). Он допускает любой тип вывода в обобщении, включающий перечисление, устранение и аналогию. Таким образом, Кеплер в своей Astronomia Nova (1609) использовал различные формы вывода для обогащения эллипсической концепции.
Механизм индукции Уэвелла предполагает обобщение разделенной части над всем полным классом, включая его неизвестные члены. Как только Кеплер приложил концепцию эллипса к наблюдаемым членам класса позиций Марса, он обобщил их до всех членов этого класса, включая те, которые не наблюдались, чтобы сделать заключение, что «все точки орбиты Марса лежат на эллипсе в одном фокусе с Солнцем». Затем он сделал дальнейшее обобщение для того, чтобы открыть свой первый закон планетарного движения: «орбиты всех планет лежат на эллипсах в одном фокусе с Солнцем».
Остановимся еще на одном важном положении теории индукции Уэвелла. Полученное представление о методологии Уэвелла в ХХ веке имело тенденцию характеризовать английского мыслителя как анти-индуктивиста в попперовском смысле (см., например: Butts. 1987; Buchhdahl. 1991; Laudan. 1980; Niiniluoto. 1977; Ruse. 1975). Так, утверждается, что Уэвелл рассматривает «догадки и опровержения» как необходимые элементы научного открытия. Однако, как уже говорилось выше, его взгляд на индукцию открытий не имеет сходства со взглядом, утверждающим, что гипотезы могут быть и есть типично полученные с помощью простых догадок. Более того, Уэвелл явно отвергает гипотетико-дедуктивное положение, что гипотезы, полученные не-рациональными догадками, могут быть подтверждены соответствующей проверкой. Например, в его взгляде на дискуссию об учении естественной философии его друга Гершеля Уэвелл спорит с последним, что проверка не возможна, когда гипотеза была получена не индуктивно. Тридцать лет спустя, в последней редакции «Философии», Уэвелл обращается к утверждению, что открытие законов и причин явлений с помощью угадывания не связан ни с чем и говорит о том, что подобное утверждение вызывает у него недоразумение по поводу всей природы науки. В других зрелых работах он отмечает, что открытия делаются не какой-то случайной догадкой произвольного выбора, и что новые гипотезы тщательно строятся из фактов. Здесь мы перейдем к вопросу о способах подтверждения индуктивного положения, представленного в виде гипотезы, как его разъясняет Уэвелл.
Для того, чтобы убедиться в истинности теории, надо подвергнуть ее различным дедуктивным испытаниям. Эти испытания - предсказание, совпадение и последовательность.(N. O. R. Р. 83-96). Остановимся на каждом.
Проверка становится особенно доказательной, утверждает Уэвелл вместе с Гершелем, если мы не только объясняем из гипотезы имеющиеся перед нами явления, но и предсказываем новые. Наука постоянно прибегала к подобному приему. Когда предсказания оправдаются - это не может быть простой случайностью. Мы заключаем в таком случае, что предположение, из которого мы исходили, содержит в себе большую долю правды, что нам удалось в значительной мере осветить сокровенное в природе. Мы тогда не в состоянии смотреть на дело иначе и сомневаться в достоинствах испытуемого общего положения. Постигнуть явления наблюденные как бы значит истолковать то, что природою написано, а, следовательно, понимать ее азбуку. Предсказывая же феномены, мы пытаемся произносить сами повеления, какие дает природа (to use the legislative phrases of nature), и если слова наши выполняются, мы необходимо признаем, что нам в большой степени доступны строение и смысл языка ее. То есть успешные предсказания неизвестных фактов обеспечивают большую подтверждающую ценность, чем объяснения уже известных фактов. Уэвелл утверждает, что соответствие предсказания с тем, что происходит (то есть факт, что предсказание оказывается правильным) не является странным, если теория истинна, но является необъяснимым, если это не так. Он доказывает например, если ньютоновская теория не была бы истинной, тот факт, что из этой теории мы могли бы правильно предсказать существование, положения и массу новой планеты - Нептуна (как случилось в 1846 году), мог бы вызвать недоумение и действительно показаться сверхъестественным.
Далее, опорою обобщения являются иногда и факты, принадлежащие к новому классу, сравнительно с группой явлений, которые привели нас к гипотезе. Уэвелл объясняет, что свидетельство в пользу нашей индукции имеет более ярко выраженный характер, когда позволяет нам объяснять и предсказывать случаи вида, отличного от тех, которые были рассмотрены в формировании нашей гипотезы. То есть, результаты индукции, полученные при обобщении одного класса явлений, оказываются неожиданно приложимыми к другому их классу, совпадающими. Уэвелл называет это «совпадением индукций» (the Consilience of Innductions). Так, например, Гюйгенс, чтобы объяснить законы двойного преломления лучей света в исландском шпате, впервые предположил сфероидальные световые движения частиц среды; эту гипотезу развивал и Френель. Между тем при дальнейшем исследовании оказалось, что из выставленной теории в той ее модификации, когда она истолковывает и направление двух преломленных лучей, можно объяснить также положение плоскостей их поляризации. Подобного рода подтверждения находят себе, однако, лишь лучшие теории. С другой стороны, в истории наук едва ли отыщется пример, когда индуктивное положение и при названных условиях было бы ложным. Полное сходство между обобщениями случайностью объяснить нельзя. Можно, изучая какой-нибудь класс явлений, построить гипотезу неосновательную (или неосновательные гипотезы), и видоизменять ее, лишь только встретятся обстоятельства, ею не предусмотренные; но ложное предположение, приноровленное к случаям одного класса, не может оказаться подходящим и для другого класса. Если два разных лица, дешифруя две различные надписи, остановятся на одной и той же азбуке, мы с большей решительностью признаем их догадки правильными.
Далее Уэвелл говорит о таком механизме проверки гипотез, который он обозначил как «последовательность». Нередко бывает, что первоначально представленная гипотеза оказывается недостаточной для объяснения разного рода частностей или вновь встречающихся явлений, и к ней приходится делать добавления. Если теория справедлива, эти добавления доставляют ей простоту и гармонию; добавочные предположения тогда обыкновенно или прямо сводятся к основному, или же заставляют нас делать в нем лишь незначительные видоизменения. Явления поляризации, например, и двойного преломления световых лучей удалось объяснить, исходя из теории волнообразных движений и не внося в нее элементов, которые ей были бы новы и чужды. В ложных теориях наблюдается противоположное.
Таким образом, последовательность происходит, когда мы способны расширить нашу гипотезу на обобщение нового класса явлений без быстрой модификации гипотезы. С другой стороны, замечает Уэвелл, в теории флогистона, когда обобщенные факты относительно класса «химическая комбинация» были расширены для обобщения класса явлений «вес тел», невозможно было обойтись без быстрой и неправдоподобной модификации (а именно, предположения, что флогистон имеет отрицательный вес. (N. O. R. Р. 92-93). Впрочем, замечает Уэвелл, эти две особенности правильной гипотезы - совпадение и последовательность - фактически едва различимы. Сливая два индуктивных положения в одно или приурочивая ранее построенную теорию к новому классу случаев, мы собственно делаем новое обобщение, которое объединяет в себе две индукции, распространяется на большую (сравнительно с каждым из них) группу инстанций и должно поэтому быть признано за высшее, - словом, подвигаемся на шаг вверх по «лестнице аксиом».
По сути дела, совпадение индукций у Уэвелла выступает теоретическим критерием адекватности гипотезы, дополняющим критерий согласия ее с фактами. Совпадение индукций сопровождается тенденцией теории к относительной простоте, к меньшему по сравнению с соперничающими с нею гипотезами количеству независимых допущений, используемых при объяснении определенного круга фактов. Его идеи - принцип совпадения и упрощения - оказали влияние на многих ученых, например, Дарвина, на понимание критериев истинности в науке, поскольку всякое серьезное научное исследование физического мира предполагает эти принципы. Итак, позиция, которую защищает Уильям Уэвелл, однозначна: философию науки надо рассматривать как развитие научных идей.
В соответствии с этим он выдвигает программу параллельного изучения философии и истории индуктивных наук. Возможно, ее последовательная реализация позволит ответить на главный вопрос теории концептуальной эволюции: «Каким образом - при каких обстоятельствах и благодаря какому процессу - наши фундаментальные понятия сменяют друг друга?» Сам Уэвелл к ответу на этот вопрос подошел очень близко. Его идея эволюции в науке, отраженная им в философии «открытий», получила дальнейшее развитие в трудах Т. Куна, Р. Коллингвуда, С. Тулмина, К. Поппера и других.
Цитируемые работы Уильяма Уэвелла:
On the Philosophy of Discovery Chapters Historical and Critical. London, 1860.
Novum Organon Renovatum. London, 1858.
The Philosophy of the Inductive Sciences, Founded Upon Their History, 2nd edition in two volumes. London. 1847.
History of the Inductive Sciences, from the Earliest to the Present Time 3rd edition, in two volumes. New York, 1857-1873.
История индуктивных наук. СПб., 1867-1869. Т. 1-3.
Используемые работы об Уильяме Уэвелле:
Buchdahl G. Deductivist versus Inductivist Aproaches in the Philosophy of Science as Illustrated by Some Controversies Between Whewell and Mill // Fisch and Schaffer. 1991. Р.311-44.
Butts R. Pragmatism in Theories of Induction in the Victorian Era Herchel, Whewell, Mach and Mill // Stachowiak Н. Pragmatik Handbuch Pragmatishchen Denkens. Hamburg, 1987. Р.40-58.
Butts R. Whewell s Logic of Induction // Giere R.N., Westfall R.S. (eds.). Foundations of Scientific Method The Nineteenth Century. Bloomington IN, 1973. Р.53-85.
Laudan L. Why was the Logic of Discovery Abandoned? // Nickles Т. Scientific Discovery, Logic and Rationality. Dordrecht, 1980. Р.173-183.
Niiniluoto I. Notes on Popper as a Follower of Whewell and Peirce // Ajatus 37. 1978. Р.272-327.
Ruse M. Darwin`s Debt to Philosophy: An Examination of the influence of the Philosophical Ideas of John F. W. Herschel and William Whewell on the Development of Charles Darwin`s Theory Evolution // Studies in History and Philosophy of Science 6. 1975. Р.159-81.
Добавить комментарий