Логика М.И. Владиславлева

Михаил Иванович Владиславлев (9.11.1840 - 24.04.1890) - один из оригинальных отечественных логиков второй половины XIX в., незаслуженно обойденный вниманием, наконец-то «дождался» своей очереди на предмет более обстоятельного и беспристрастного рассмотрения его творческого наследия

Предвзятая тенденциозность отношения к нему проявилась давно. В справочных изданиях прошлых лет о нем можно было прочитать совсем немногое. В первом издании «Философской энциклопедии» (М., 1960) М.И. Владиславлеву было посвящено не более 15 строк. Сообщалось, что это «русский философ-идеалист» , ученик Лотце и К. Фишера, что он «излагал идеи трансцендентализма и волюнтаризма» . Первое издание «Философского энциклопедического словаря» (М., 1983) вообще проигнорировало М.И. Владиславлева. «Логический словарь-справочник» Н.И. Кондакова (2-е изд. М., 1975) уделил ему чуть больше внимания, но все равно он - «философ-идеалист» , который определял логику как «науку об основных способах и правилах (хотя у М.И. Владиславлева - приемах. - В.К.) мышления как умственной деятельности, сравнивающей, сочетающей и новообразующей» . И лишь в энциклопедическом словаре «Философы России XIX-XX столетий: Биографии, идеи, труды» (3 изд. М., 1999) М.И. Владиславлев представлен более беспристрастно, значительно полнее и обстоятельнее. Попытаемся воздать М.И. Владиславлеву заслуженное им хотя бы более пристальным вниманием к его самому значительному в логике произведению «Логика. Обозрение индуктивных и дедуктивных приемов мышления и исторические очерки: логики Аристотеля, схоластической диалектики, логики формальной и индуктивной» (СПб., 1872).

Пройдя обучение философии и логике в отечественных духовных учебных заведениях, он был командирован от Санкт-Петербургского университета для совершенствования в философии в Германию. По возвращению (в 1866 г.) и до конца своей жизни оставался преподавателем философии и логики в Санкт-Петербургском университете. Вначале он совместно с Ф.Ф. Сидонским ведет курс философии на историко-филологическом факультете университета и заведует кафедрой философии этого факультета, затем становится деканом факультета (1885-1887), а потом и ректором университета (1887-1890). Помимо педагогической работы активно занимается публицистической деятельностью, сближается с Достоевскими, участвует в издательской работе (кстати, Владиславлев был женат на сестре Ф.М. Достоевского). Активно отстаивает право философии быть обязательной общеобразовательной университетской дисциплиной. Эта его деятельность - публикации, открытые лекции, административная работа - увенчались успехом: если до него и при начале его педагогической деятельности философия преподавалась лишь на историко-филологическом факультете и только на 5-м курсе, то при нем она вскоре стала преподаваться на всех факультетах университета и на первых двух курсах в качестве общеобразовательной дисциплины. Известен он также своими интересными работами по истории философии, логике и психологии. В 1867 г. Владиславлев издает свой перевод «Критики чистого разума» И. Канта с комментарием к этой работе, а также к «Метафизике» Аристотеля и «Микрокосмосу» Г. Лотце.

Однако до наших дней его главное произведение по логике, имеющее длинное название, потому что являлось одновременно и учебным пособием по логике как науке, и пособием по ее истории, «Логика. Обозрение индуктивных и дедуктивных приемов мышления» незаслуженно обойдено вниманием, хотя содержательна данная работа и оригинальна, и важна для творческой позиции ученого, и интересна. Работ же по истории логики до М.И. Владиславлева в России не было.

К логическому корпусу трудов Владиславлева относится не только эта работа, но и «Логика» издания 1881 г., «Элементарный учебник логики» (СПб., 1882), а также ряд статей в Журнале министерства народного просвещения (ЖМНП): «Английская индуктивная логика» (1869. № 10), «Схоластическая логика» (1872. № 8), «Джон Стюарт Милль» (1874. № 8). Однако наибольший интерес, с нашей точки зрения, представляет собой именно «Логика» 1872 г.

Работа эта уникальна как по структуре и содержанию ее первой части, так и по содержанию второй, являющейся «Приложением» к первой, хотя, в сущности, это настоящая история западноевропейской континентальной и островной (британской) логик, тем более, что по объему это приложение почти равно собственно логике. Главной задачей современной Владиславлеву логики он видит в «слиянии формальной и индуктивной Логики, дабы она была органом как нравственных, так и реальных наук» (С. XII предисловия). Всякое человеческое мышление, рассуждает далее Владиславлев, «может развиваться или из принципов, или из фактов» . Посему, логика будет действительным органом человеческого мышления и развивающегося из него знания лишь тогда, когда «Из односторонней, какова теперь формальная и индуктивная Логика, она сделается всестороннею, из имеющей один только педагогический смысл частички науки, она превратится в целую систему, имеющую свое законное место между другими научными системами» (Приложение. С. 255). Ко времени Бэна, считает Владиславлев, индуктивная логика «уже прошла период исключительности, когда должно было с чрезвычайной заботливостью оберегать ее от всякого соприкосновения с Аристотелевскою Логикою» (С. 251). После же Бэна, заключает Владиславлев, «по нашему убеждению самая настоятельная потребность современной Логики состоит в слитии формальной Логики с индуктивной» (С. 252). «Только на этом пути… Логика человеческого мышления индуктивного и дедуктивного может достигнуть желаемой полноты, которая дозволила бы ей стать в уровень с научным и практическим мышлением настоящего века» (С. 251).

Логика, по М.И. Владиславлеву, является наукой о приемах нашего мышления, приемом он считает «манеру, способ, которым следуем мы в своей деятельности» (С. 7), а мышление, как факт самый достоверный (согласно Декарту, с которым М. Владиславлев солидаризируется), характеризуется им как деятельность душевная, сравнивающая, устанавливающая связи и зависимости между умственными предметами, и в то же время деятельность творческая, «построительная» (С. 1-6).

Хотя М.И. Владиславлева и обзывают философом-идеалистом, кантианцем, но в интерпретации суждения он стоит на антикантовской позиции, рассматривая суждение не как логическое отношение понятий, а как отображение реальных предметов, фактов и явлений (зависимостей между ними), то есть как «логический прием обозначения предмета с известных сторон» (С. 9). Соответственно устанавливаемой им иерархии логических приемов, построена и структура его Логики.

Отдел первый у М.И. Владиславлева пропедевтический. Он рассматривает психологические условия логического развития. «Мы должны начать с самых начальных фактов душевной жизни, предваряющих развитие логического мышления и делающих его возможным» (С. 11). К этим душевным фактам автор относит ощущения и представления (конкретные, обогащенные рефлективными чертами и общие). Далее, по Владиславлеву, идет соединение представлений, то есть воображение, фантазия и пр. Отличие души представляющей от логически мыслящей заключается в том, мышление есть всегда осознающее мышление, органическое, а не механическое, как при представлении, и организованное мышление.
Во второй главе первого отдела рассмотрены три принципа мышления: принцип тождества, принцип противоречия и исключенного третьего. За законом достаточного основания Владиславлев принципиальной универсальности не видит, поскольку этот закон требует соответствия с реальностью, и поэтому вне его поля действия оказываются аксиомы, мифологические образы и картины, художественные произведения, ибо к ним данное положение не применимо. Здесь, нам представляется, автором слишком односторонне понимается достаточное основание, как согласие с реальностью. Но достаточное основание всегда есть и в случае несоответствия с реальностью, ведь и это случилось не беспричинно, а на определенном (недостаточной осведомленности, неполноте знания, обманчивости восприятия и пр.) основании. И аксиомы, и мифы, и художественные образы и картины тоже имеют свое достаточное основание, даже синкретические образы и те не без основания формируются.
В третьей главе первого отдела Владиславлев рассматривает «язык» в достаточно широком значении. Он рассматривает и «язык» животных, и язык человека. Если язык животного есть всего лишь «просто физиологическое обнаружение душевных состояний» его, почти не поддающееся изменению, то язык человека - это развитое, эластичное, способное бесконечно видоизменяться, орудие, которое, конечно же, оказывает существенное влияние на мышление. Владиславлев усматривает следующие услуги, которые язык делает по отношению к мышлению. «Язык содействует раздельности, ясности, точности и гибкости мысли» (С. 71), поскольку между мыслями и словами всегда существовала тесная взаимосвязь, поскольку слова всегда выступали внешней оболочкой мысли, и поэтому гибкость языка неотъемлемо способствовала и гибкости мысли. «Язык так много обнаруживает логических свойств, что его можно признать за логический организм» (С. 73), потому что язык не только собрание членораздельных звуков, но и «многочленный организм, создающийся необходимо под влиянием психических и физиологических особенностей народа, среди которого является и развивается», поэтому дитя, впервые произнесшее то или иное слово, уже причастно логическому духу, обнаруживающемуся в языке, той логической работе, которая положена народом на его образование и развитие» (С. 74).

Отдел второй «Логики» М.И. Владиславлева посвящен элементарным логическим приемам мышления, к которым отнесены понятия, суждения и умозаключения. Особенность этого отдела заключается в том, что базовый прием мышления (понятие, поскольку мышление-то понятийно) рассматривается Владиславлевым более обстоятельно и полно, чем следующие по сложности состава приемы. Так, понятию Владиславлевым уделено большее внимание и, соответственно, более половины всего объема этого отдела (глава первая и вторая), в то время как суждению и умозаключению - остальная часть отдела (по одной главе). Понятие понимается им как отдельная, более или менее исчерпывающая мысль о предмете, отражающая его в «неизменных, существенных и общих чертах» (С. 82). При этом Владиславлев подчеркивает, что «полное и всестороннее понятие, исчерпывающее содержание своего предмета, есть идеал, к которому наука стремится, но которого она не везде и не всегда достигает» (С. 83). Потом, замечает он, в английских логиках и в некоторых немецких учение о понятии либо вовсе опускается, либо заменяется именами, общими представлениями, что неприемлемо, ибо имена лишь знаки предметов, а общие представления - совокупность нескольких свойств, не обязательно существенных и общих. Некоторые всесторонние отражающие предмет понятия в принципе достижимы лишь по окончанию процесса развития этого предмета, так понятие о цивилизации будет всесторонне понято, когда она закончит свое развитие; понятие о душе - когда будет завершен до конца анализ духовной деятельности. Понятие и очень внимательно, и очень обстоятельно рассмотрено Владиславлевым в процессе его образования, в процессе сравнения, различения, приложения и пр. Рассмотрены родовые, видовые, частные понятия, категории, научная терминология, роль понятий в науке, определение понятий, научные классификации, логическое деление представлено как вид классификации, что тоже несколько необычно для современной трактовки соотношения деления и классификации. При этом Владиславлев почему-то как бы не замечает или не знает (что трудно допустить) закона обратной зависимости объема и содержания понятий, хотя, рассматривая сами эти элементы понятия, он, однако, ни словом не оговаривает закон.

В суждении главное - связь понятий, и на значении этой связи Владиславлев сосредотачивает свое внимание. Связь может отражать реальное сосуществование, последовательность явлений; логическое нахождение признаков в понятии; логическую зависимость одного понятия от другого, их тождество, подчинение или частичное совпадение. На этом основании суждение определяется им как «логический прием обозначения предмета с известных сторон» , потому что судить - значит обозначать предмет с известных определенных сторон, в известном определенном значении (С. 129). В отличие от понятий, мыслящих слитно и нераздельно от предметов его признаки и мыслящих предмет как совокупность признаков, суждения эти признаки мыслят только с известной, определенной стороны, отдельно от предмета, в них «известная определенная подробность мыслится и означается отдельно от предмета, а не представляется слитно с предметом, как это бывает с понятиями» (С. 131). И если понятие мыслит (отражает) предметы в существенных и общих их признаках, то «суждение может обозначать предмет в самых случайных его подробностях» (С. 132).

Рассматривая виды суждений, Владиславлев, идя вслед за Кантом, различает суждения по количеству, качеству, отношению и модальности, которые в свою очередь подразделяются на общеизвестные единичные, частные и общие - по количеству; положительные, отрицательные и бесконечные - по качеству; суждения отношения, условные и разделительные - по различию отношений; проблематические, ассерторические и аподиктические - по модальности. Владиславлев при этом оговаривает, что выделение Кантом по качеству, помимо положительных и отрицательных еще и суждений бесконечности является искусственным, да и в целом кантово деление суждений не устраивает М.И. Владиславлева, потому что оно, по его мнению, является неполным. Сам Владиславлев различает не четыре рода суждений, а целых шесть, различающихся: 1) по характеру обозначения предмета в определенном значении; 2) по обширности приложения суждений к предметам; 3) по их происхождению; 4) по их составу; 5) по их взаимному отношению и 6) по смыслу, значению, который они имеют. Это начальное родовое подразделение суждений влечет за собой и более детальное деление - видовое, по каждому из этих пунктов в отдельности.

В первый род суждений включены им утвердительные и отрицательные, а также и модальные, в итоге - пять видов суждений. Ко второму относятся общие, частные и индивидуальные; когда же учитывается и качество, то суждений будет шесть видов, но Владиславлев единичные почему-то не оговаривает. По третьему пункту (по происхождению) он выделяет суждения аналитические и синтетические, а, во-вторых, еще и априори, и апостериори. Хотя это деление, казалось бы, сугубо кантовское, но М. Владиславлев привносит сюда и кое-что от себя. По Канту в аналитическом суждении сказуемое как бы вскрывает имплицитно присущее субъекту свойство, это знание доопытное, а в синтетическом, наоборот, прибавляет к нему что-то, то есть это знание, опирающееся на опыт. Владиславлев же добавляет: в некоторых случаях сказуемое выступает продуктом творческого воображения. «Так, художник, обсуждая творимый предмет, присоединяет к нему черту за чертою, или мыслит его все в новых и новых подробностях, единственно с помощию построительной ассоциации, следовательно, последняя служит основанием для его синтеза» (С. 141).

По четвертому пункту М.И. Владиславлев выделяет простые и сложные суждения. К простым отнесены безличные и категорические. Безличные - это наблюдательные, выражающие наши личные состояния во время наблюдения, они употребляются в случаях, когда нам не известна причина что-то производящая, или когда она очевидна: светло, скучно, блестит и пр. В категорических отделение сказуемого от подлежащего ясно, очевидно, определенно. Среди сложных им выделены лишь условные и разделительные, о соединительных или суждениях эквивалентности речи у М.И. Владиславлева нет. Среди условных он различает суждения основания и следствия, причины и действия, цели и средств.

По взаимоотношению (пятый род) суждения делятся на подчиненные, противоположности, противоречия и соподчиненные. Интересно, что, по Владиславлеву, общеутвердительное суждение совершенно исключает общеотрицательное как взаимно противное, и «они ни в каком случае не могут быть совместно допускаемы» , а вот общеутвердительное и частноотрицательное, как и общеотрицательное и частноутвердительное, хотя и противоречащие, но не исключают друг друга совершенно, а только до «некоторой степени» (С. 146). Это заявление выглядит довольно странно, ведь противоречащие суждения всегда не могут быть одновременно ни ложными, ни истинными. Причем тут «некоторая степень»?

Соответственно шестому пункту, суждения делятся на реальные и номинальные. Реальные - это когда суждения касаются равенства или неравенства предметов, подобия или сходства, сосуществования явлений, их преемства, то есть все определяется тем, «какую сторону в мыслимом, представляемом или наблюдаемом предмете они обозначают» (С. 147). Номинальные же мыслят слово в его постоянном употреблении, в этом случае получаются словесные суждения: «приятность есть состояние удовольствия, эгоизм есть своекорыстие» (С. 147).

Факт наличия такого многообразия суждений свидетельствует о том, что «приемы обсуждения предметов весьма разнообразны, то есть мы можем на один и тот же предмет смотреть с самых различных точек зрения. Одно и то же грамматическое предложение может выражать разные по смысловому значению суждения. Здесь же Владиславлев замечает, что в английской индуктивной школе отождествляют предложение и суждение, что у них даже термина «суждение» не употребляется. А ведь суждение и предложение - далеко не одно и то же. Во-первых, по Владиславлеву суждение не всегда выражается предложением, например, когда мы говорим: душно, скучно, гремит, стучит. Или: Сюда! Пошел! Молодец! и пр. «Никто, конечно, - замечает М.И. Владиславлев, - не назовет эти выражения предложениями, ибо в них недостает подлежащего» (С. 151). Сам же Владиславлев такие выражения считает целыми суждениями. Во-вторых, подлежащее и сказуемое грамматические не всегда есть подлежащее и сказуемое логические. С последним трудно не согласиться, но что касается безличных и восклицательных (в том числе и побудительных), все-таки предложений, тут сегодняшняя общепринятая позиция отличается от позиции Владиславлева. Можно лишь добавить, что, не зная точного решения проблемы назывных, безличных и побудительных выражений, Владиславлев как бы обозначил проблему, поставил ее на вид.

Умозаключение, точнее, по М.И. Владиславлеву, «прием умозаключения» , «возникает столько же из потребности связи мыслей, как и их основательности» (С. 153). Умозаключение имеет широкий (у М. Владиславлева - «обширный» ) и узкий («тесный» ) смысл. Умозаключение в широком смысле представляет собой «всякое сочетание мыслей, при котором одна мысль вытекает из другой» . Умозаключение в узком смысле представляют собой «способ сочетания суждений, при котором одна мысль выводится из другой без всякого посредства третьей мысли» (С. 154). Иными словами, Владиславлев различает умозаключения непосредственные и опосредованные.

Понимание непосредственных умозаключений значительно отлично у М.И. Владиславлева от современного. Он различает четыре их вида: превращения, противоположения, подчинения и синонимического приравнивания одного способа выражения другому. Превращением Владиславлев назвал то, что ныне принято в логике называется обращением. И так же как сейчас относительно частноотрицательных суждений существует мнение, что они не обращаются, так и Владиславлев пишет: «…из частно-отрицательного суждения путем превращения ничего следовать не может» (С. 157). С этим мнением трудно согласиться, хотя распространенная вековая традиция и такова, но современные переводы Боэция показывают, что уже он высказывал мнение о возможности обращения частноотрицательного суждения, мы же в своей статье об этом еще более категорично обосновывали правомерность такого действия. (См., напр.: Об обращении частноотрицательного суждения и о противопоставлении простых суждений // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Сер. 6. 1992. Вып. 4 (27)).

Противоположением он назвал то, что мы назвали бы противопоставлением предикату, при этом он о противопоставлении субъекту ничего не говорит, но тонко подмечает, что из общеотрицательного суждения путем противоположения следует в большинстве случаев частноутвердительное, и лишь в математического характера положениях возможны и общеутвердительные заключения. «Из частноутвердительного суждения через противоположение ничего не следует» (С. 159), что соответствует и современному мнению.

Прием подчинения заключается в том, что на основании взаимной зависимости суждений («солидарности» их) можно заключать от одного суждения к другому, то есть это соответствует современному преобразованию по логическому квадрату, когда из истинности общего мы получаем истинность частного, а, наоборот, из ложности частного - ложность общего. К непосредственным умозаключениям на основании подчинения относит М.И. Владиславлев и суждения модальности. От истинности необходимого мы «имеем право заключить к достоверности его как действительного и еще более как возможного» (С. 163). От действительности можно заключать к возможности, но наоборот нельзя. Этот прием Владиславлев назвал положительным. Отрицательный имеет место, когда заключаем от «невозможности к недействительности» и от недействительности к не необходимости. В эту же группу почему-то включены Владиславлевым и непосредственные заключения на основании противоположности и противоречия, то есть от истинности одного можно заключать о ложности противного или противоречащего и наоборот.

Последний прием - синонимического приравнивания - имеет место тогда, когда, высказав то или иное положение, мы «разъясняем его в других словах, то есть синонимически приравниваем один способ выражения мысли другому» (С. 167). Хотя этот прием и не дает нам никакого нового знания, но заслуживает выделения в силу его общеупотребительности.

Силлогизм как классический вид опосредованного умозаключения рассмотрен М.И. Владиславлевым более или менее обстоятельно в четвертой главе второго отдела. Правда, более или менее обстоятельно рассмотрен лишь категорический силлогизм, в нем различаются полные его формы, фигуры, сокращенные и распространенные силлогизмы. Сокращенными являются энтимемы, и Владиславлев оговаривает, что надо быть достаточно осторожным при использовании энтимем второй и третьей фигур, потому что довольно редко возможен пропуск посылки по третьей фигуре и уж совсем невозможен по четвертой. Что касается распространенного категорического силлогизма, то им является, по Владиславлеву, эпихейрема. Об условном и разделительном силлогизме сказано им значительно меньше. Что касается сложных силлогизмов, то Владиславлев выделяет почему-то два вида соритов - категорический и разделительный, но не полисиллогизмов. Другими словами, для него сорит это не сокращенный полисиллогизм, как общепринято, а просто сложный силлогизм.

Категорический сорит развивается, по Владиславлеву, по двум приемам: от основания к следствию или от общего к частному - это прогрессивный, или Аристотелевский; и от следствия к основанию или от частного к общему - это регрессивный сорит, или Гоклениевский. Очевидно, что современное наименование соритов обратное. Естественнее считать, что Аристотелевский сорит прогрессивен уже хотя бы потому, что невозможно, чтобы Аристотель заметил вначале слабый вариант сорита, не выделив более сильного. Современная отечественная логика почему-то называет Аристотелевским регрессивный сорит, приписав прогрессивный Гоклену, хотя Рудольф Гоклен лишь на рубеже XVI-XVII веков описал тот вид, который оставался незамеченным из-за своей несущественности более чем полутора тысячелетия. Представляется, что такая инверсия названий произошла из-за разного способа символического оформления категорических суждений Аристотелем и современной логикой. Аристотель простое категорическое суждение формулировал не от субъекта к предикату, как принято сейчас, а наоборот, - от предиката к субъекту, то есть не «Все S есть P» , а « А присуще всем Б» . В то же время Аристотель на первое место в категорическом силлогизме ставит меньшую посылку, в современной же логике наоборот. В итоге наложения всех этих разностей и произошло, что более естественный и более соответствующий дедукции, исторически первичный собственно аристотелевский сорит получил название Гоклениевского, а менее существенный, второстепенный и как раз обратный дедукции стали называть Аристотелевским.

Простой разделительный силлогизм по М.И. Владиславлеву - это дилемма. А вот трилемма, тетралемма и т.д. являются, по его мнению, разделительными соритами. При этом, отмечает Владиславлев, «мы не говорим, чтоб разделительный сорит был орудием для решения научных вопросов - они решаются вследствие наших реальных знаний, но он есть самая удобная форма для расположения наших критически обоснованных мнений о предмете» (С. 200).

В условном силлогизме, в частности, в условно-категорическом - и в этом своеобразие позиции Владиславлева - он не только выделяет, как обычно, четыре модуса, но оговаривает, что обыкновенно в логиках допускается только два их правильных вида: modus ponens и modus tollens, но «мы не видим никаких причин, почему считать невозможными остальные два способа условного умозаключения» (С. 194). «Когда мы имеем дело с суждением, действительно или мнимо выражающим связь основания с следствием, то без всякого колебания можем заключать по всем четырем приемам» (С. 195). Завершил эту главу Владиславлев рассмотрением неправильных силлогизмов и, подводя итог, отметил значение силлогизма.

Наиболее емкий по объему третий отдел (в нем семь глав) полностью посвящен индукции, которая, по мнению Владиславлева, дает более значимый для науки вывод, чем дедукция, ибо она дает подлинно новое знание. Строго говоря, подчеркивает Владиславлев, дедукция ничего нового в заключении не несет, одна из ее посылок имплицитно содержит в себе выводное знание, которое, в сущности, есть эмплицитное выражение уже известного посылочного знания.

Перейдя к рассмотрению индукции, Владиславлев тут же оговаривает, что индукция, хотя и не нова (как наведение она использовалась еще Сократом), но в прежнем виде она нового знания тоже не дает, она лишь уточняет что-то, разъясняет, проясняет. Как прием изучения природы, эта индукция не годится. Также не является подлинным приемом изучения природы и рассматриваемые в формальной логике полная и неполная индукции, потому что первая, суммируя, лишь «сокращенно высказывает то, что мы знаем более подробно» (С. 211), а вторая, тоже бессильная дать точные сведения о чем-либо, - «есть только первоначальный прием, с которого начинаются наши общие знания о природе» (С. 211). Подлинная индукция - это «совокупность приемов, благодаря которым мы приходим к новым общим положениям или выводам на основании наблюдения фактов» (С. 212). Таким образом, не логические связи определяют прием, а фактические, реальные, подмеченные опытом. Приемы индукции не подводят факты под общее, «но от связи и расположения фактов заключают к причинному отношению между ними» (С. 212). К дополнительным индуктивным приемам автор относит, почему-то, гипотезу, обобщение и аналогию. (С. 279). В этом тоже проявляется нестандартность позиции М.И. Владиславлева.

Так как не логические связи между мыслями определяют возможность индуктивного вывода, а только подмеченные опытом реальные предметные (фактические) связи, то основанием индукции по М.И. Владиславлеву, выступает присущее реальности единообразие, постоянство, неизменность, неизбежность, которые включаются в понятие законов природы, поскольку общий вывод по индукции и есть закон, обуславливающий наличие отдельных фактов. Но законы подразделяется им на первообразные, так сказать, родовые, например, закон тяготения, которым объясняются все отношения небесных тел, многочисленные факты и более мелкие обобщения; и выводные, вторичные, или эмпирические законы.

Особенностью логики М.И. Владиславлева при рассмотрении индукции является усиленное внимание к реальному процессу познания, а не к формальному его построению, не к его структуре, что, казалось бы, должно быть естественно для формальной логики, исследующей закономерности, зависимые именно от формы, от построения. Более того, даже рассмотрение видов (методов) научной индукции тоже, на наш взгляд, не является главным для Владиславлева, а всего лишь выступает иллюстративным материалом. Потому что главное для Владиславлева - реальный процесс познания, начинающийся с наблюдения, опыта, эксперимента, и приводящий на основе этого к первичным обобщениям (эмпирическим законам), дающим возможность заработать дедукции, которая, взаимосвязывая результаты индукции, придает им более обобщенный характер, сводя их к немногим принципам, абстрактным общим положениям. И «когда целые области явлений сведутся к какому-нибудь одному принципу, многие законы природы будут выяснены из немногих, или даже одного закона природы, тогда дело дедукции будет вполне достигнуто» (С. 306).

Отдел четвертый полностью отведен дедукции. Получается, что М.И. Владиславлев как бы различает дедуктивные умозаключения, рассматриваемые им как элементарные приемы мышления, от дедукции как своеобразного, противоположного индукции, процесса мышления. Правда, в этом разделе Владиславлев не столько подчеркивает противоположность индукции и дедукции, сколько, наоборот, их взаимосвязь и взаимодополнительность. Если в большинстве случаев дедукцию определяют как переход от общего к частному, а индукцию - наоборот, то после освоения научных индуктивных приемов Владиславлев и дедукцию определяет через своеобразную призму индукции: индукция - «совокупность приемов, которыми мы доходим до общих положений с помощью наблюдения фактов» , дедукция же - «совокупность приемов, которыми мы доходим как до общих, так и до частных положений через силлогизм, то есть без помощи наблюдения фактов» (С. 307). Для обоснования этого Владиславлев и рассматривал аналитические и синтетические приемы (методы) развития мыслей.

В главе третьей этого отдела рассмотрено доказательство, которое хотя и является тоже приемом развития мыслей, но не совсем совпадает с ним, оно имеет свои особые цели, и поэтому развивается по приемам несколько своеобразным. Доказывать - значит «приводить в пользу какой-либо мысли другую мысль, более верную, чем первая» (С. 323). Особенностью позиции Владиславлева в интерпретации доказательства нам представляется рассмотрение им в рамках обычного подразделения доказательств на прямые (прогрессивные) и непрямые (регрессивные) еще и их подвидов. «Первое прогрессивное доказательство идет от общего положения к доказываемой мысли, как следствие» (С. 331). Второе прогрессивное доказательство нисходит «от доказываемого положения к фактам, как их логическим следствиям, и состоятельностью последних утверждает первое» (С. 333). Первый регрессивный прием в непрямых доказательствах состоит в том, что «от положения, противоположного доказываемому, восходим к основанию его и нелепостью основания доказываем нелепость противоречащей нам мысли» (С. 339). «Второе регрессивное непрямое доказательство заключает в пользу доказываемой мысли от невозможности объяснить факты антитезисом» , то есть приводимые факты не могут быть объяснены антитезисом и посему, значит, тезис состоятелен (С. 340).

Еще более своеобразным в позиции Владиславлева является его стремление к объективности, даже относительно традиционно в среде верующих, или придерживающихся идеалистических принципов, некритически воспринимаемых вопросов. Хотя Владиславлева отечественные историки философии и логики обычно относят к кантианцам, к идеалистам. Тем не менее, рассматривая ошибки доказательства, Владиславлев, для иллюстрации круга в доказательстве, приводит пример «доказательства» Р. Декартом бытия Божия, в котором святостью Верховного Существа доказывается его бытие, а бытие служит основанием его святости (С. 345).

Глава же четвертая третьего отдела вся посвящена анализу связи индукции и дедукции. М.И. Владиславлев отмечает как значение дедукции для объяснения фактов с помощью индуктивных законов, так и значение индуктивно найденных законов для дальнейших дедуктивных выводов.

Своеобразие логики М.И. Владиславлева проявляется не только в его взгляде на индукцию и дедукцию, на их взаимоотношение и место в научном познании, не только в содержании и последовательности рассмотрения приемов мышления, но и в языке, которым он пользуется. Своеобразно и понимание им самой логики. Логика у М.И. Владиславлева это наука не о формах мысли, а о приемах мышления, потому что форма, по его мнению, - многозначное слово и допускает разнотолки. Приемы же - это элементарные способы, такие как понятие, суждение, умозаключение, а также индукция и дедукция. Главной же особенностью его Логики является единство не только индукции и дедукции, но и формальной и индуктивной логик.

Что касается Приложения, то и по объему своему и по содержанию оно нуждается в особом рассмотрении, более внимательном, чем время и объем нашей работы позволяет сделать это сейчас.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий