Возросший за последние десятилетия интерес к многоуровневому и полисемантическому феномену культуры стимулирован не столько проблемами теоретического развития, сколько объективными требованиями практики. В современном мире растущий интерес к сохранению существующего культурного многообразия, богатые культурные традиции разных народов, осознание опасности культурной унификации в результате глобализации, межкультурные проблемы и конфликты в итоге оказываются объединенными в проблемах международной безопасности, мирного сосуществования, диалога культур и их интеграции в мировом сообществе.
На этом фоне усиленная потребность в исследованиях приводит культурно-эмпирические отрасли знания к саморефлексии, поискам путей преодоления односторонности в познании сложного феномена культуры. Среди возникающих здесь проблем важнейшее место занимают проблемы методологического плана. Активизирующие в последнее время дискуссии по поводу методов исследования вызваны огромным влиянием фактора культуры на универсальные психологические и социальные феномены даже в условиях применения лучшего методологического аппарата.
[226]
Среди факторов, имеющих огромное значение для исследования феноменов культуры, культурный контекст признается в качестве необходимого условия адекватной интерпретации любого культурного феномена.
Основополагающим принципом контекста является его смыслообразующий аспект, его целостность, возникающая в результате взаимодействия субъекта и объекта (Pepper S. 1942. С. 232). Согласно признанному среди ученых мнению, в каждом конкретном случае речь идет не о фрагменте, а о совокупности обстоятельств вместе с действующим в ней и вместе с ней познаваемым явлением. Согласно такому пониманию, любой феномен должен рассматриваться «...как часть экологической подсистемы... а не как продукт или следствие того, что остается от контекста после того, как из него вырезали то, что хотим объяснить» (Гр. Бейтсон). Согласно основному тезису современного понимания контекста, объекты и контексты возникают вместе как часть единого биосоциального и культурного процесса развития. Понимаемый таким образом контекст выступает в качестве связующей категории явлений макро- и микроуровней, а признание его многоуровневой структуры чрезвычайно важно для его целостной интерпретации. Соответственно, понятие контекста приобретает особое методологическое значение для эмпирических наук о культуре в силу его теснейшей связи с решениями не только важнейших теоретических, но и эмпирико-исследовательских задач, так как его специфика во многом определяет выбор исследовательской темы, теоретической концепции, а также метода исследования (Berry J.W., Poortinga Y. et al. 1992; Кон И.С. 1999. С. 223-254).).
Проблема исследовательской стратегии занимает особое место в т.н. эмпирических науках о культуре, так как она связана с важнейшим вопросом философской эпистемологии — известной дихотомией естественных и культурно-исторических наук. Древняя философская дилемма «понимания-объяснения» в традиции исследования культуры осмыслена как противопоставление «универсальное/локально-культурное»; в современной науке культуры (этнологии) оно сформулировано также в виде противопоставления [227] исследовательских подходов — «этный»/«эмный» («этный» — внешний, объективный, «эмный» — внутренний, субъективный). Вопрос исследовательской стратегии с необходимостью сталкивается с проблемой пригодности исследуемых феноменов (универсальные или культурно-специфические), их значимостью и релевантностью для адекватного познания культуры. Преимуществом «этного» подхода считается возможность сравнения культур, недостатком — нивелирование специфики конкретных культур и невнимание к культурному контексту; преимуществом «эмного» — возможность более полного описания и объяснения культур на основе культурного контекста, недостатком — сложность сравнения выявленных феноменов с феноменами других культур.
Исследовательские стратегии имеют соответствующий методологический арсенал: традиционный в этнографии и этнологии глубинный метод (т.н. этнографический), распространенный в антропологии, а также в подходах, делающих акцент на психологию, признающих приоритет углубления исследователя в исследуемую культуру; традиционный для сравнительных исследований набор исследовательских методов — интервью, лабораторный эксперимент, наблюдение, библиографические изыскания, case studies, а также методы опроса (Bernard H. Russell. 1994). Следует отметить, что в специальной литературе дебаты по поводу исследовательской техники связаны с различными точками зрения относительно длительности исследования и сложности интерпретации. Кроме того, выбор и применение исследовательской техники во многом зависит от точки зрения исследователя. Например, исследователи бихевиористской ориентации предпочитают использовать метод наблюдения, с помощью которого можно зафиксировать обычаи народа, действия и поступки. Для исследователей герменевтической ориентации предпочтительны методы, отражающие культурное своеобразие словестно-текстового материала, следовательно, одной из важных задач для исследователя является правильная интерпретация «вербального выражения и на этой основе описание, объяснение и предсказание» (Мендра А.М. 2000). Такого рода техника особенно распространена в компаративных исследованиях.
[228]
Упомянутые культурно-сравнительные (компаративные) исследования занимают важнейшее место среди исследовательских стратегий. Исследования, основанные на этой стратегии, создают возможность генерализации, тестирования и переформулировки теорий, а также связанных с ними концепций и гипотез; вместе с тем, культурно-сравнительные (компаративные) исследования влияют и на самих исследователей и, соответственно, на научное познание, на совершенствование феноменологической техники, тем самым создавая условия для избежания этноцентризма (Muc Tom, Marsch David. 1999).
Принципы сравнительного исследования подразумевают изучение двух или более культур, отбор для анализа свободных от культурного влияния единиц исследования, позицию внешнего наблюдателя со стороны исследователя и дистанцированность от исследуемой культуры, предварительную формулировку структуры исследования и описательных категорий, а также формирование гипотез. Соответственно, преимущество придается позитивистской ориентации с ее характерной тенденцией к беспристрастности наблюдателя, созданию стандартизированных версий структуры исследования и описательных категорий и т.д.
Возможность применения компаративного метода признается правомерным не только в случае необходимости сравнения стран, но и при исследовании одной страны (например, для сравнения случившегося в разное время одного и того же явления). Данный подход представляет собой эффективную стратегию для выявления различных форм культурно организованного опыта, позволяющую избежать «слишком далеко идущих» обобщений, основанных на результатах исследования современных индустриальных обществ (Коул М. 1997. С. 19).
Со сравнительными исследованиями связаны четыре основных проблемы: а) количество исследуемых случаев (связано с отбором количества случаев, с процедурами детализации и генерализации данных), б) большое количество исследуемых переменных и стран (невозможность контролируемого эксперимента, так как не существует страны, во всем похожей на другие), в) ограниченное количество стран, пригодных для исследований, что обуславливает [229] применение ограниченного количества переменных; г) субъективность исследователя.
Обычно сравнительным исследованиям сопутствуют ошибки определенного типа, например, неустановленность актуальности исследуемой проблематики в культуре, результатами которой являются интерпретационные неточности и этноцентрические выводы. Среди проблем методологического плана особо следует выделить распространенную среди исследователей порочную практику, связанную с репрезентативностью исследовательской выборки — культура операционализируется как страна, а фактические данные собираются на базе выборки населения городов (культура, идентифицированная со страной, представлена одним или двумя городами); затем на основе этих данных делаются экстраполяции на всю культуру (Мацумото Д., 2000). Другая проблема — искажения в процедуре сбора данных (опасность неправомерного применения исследовательских инструментов с сопутствующими неточностями). Значительным недостатком сравнительных исследований является игнорирование своеобразий исследуемой культуры при выборе и применении измерительного инструмента (например, проблема пригодности многоступенчатой шкалы для конкретной культуры). Вследствие подобных методологических ошибок создается весьма поверхностная и далекая от реальности картина, влекущая за собой неадекватную интерпретацию. Для того, чтобы избежать подобных ошибок, ученые прибегают к определенным приемам, например, к включению в процесс исследования представителей исследуемой культуры, хотя такая практика также небезупречна из-за возможной пристрастности местных исследователей.
Вышеперечисленные проблемы теснейшим образом связаны с ключевой проблемой соответствия универсальных феноменов их культурно-различным значениям. Значение и понимание того или иного понятия зависят как от мировоззрения исследователя, так и от культурного контекста исследуемой страны. Соответственно, особую остроту в сравнительных исследованиях приобретают лингвистические аспекты применяемых методов (перевод инструмента исследования, создание эквивалентных для разных культур методов — [230] вопросников, тестов и т.д.), в которых львиная доля проблем приходится на культурно-контекстную семантику используемых понятий. Подобные проблемы приобретают фундаментальное значение особенно в связи с применимым лингвистическим материалом и культурной относительностью применяемого в сравнительных исследованиях теоретико-концептуального аппарата. Лингвистические проблемы в исследованиях, в свою очередь, обусловлены сложностью нахождения форм культурных эквивалентов даже в условиях определенности и ясности пригодного для сравнения универсального феномена.
В современной науке основные цели культурно-сравнительного исследования сформулированы следующим образом: проверка и перенос в другие культуры теорий и концепций, сформулированных в иной культуре, обнаружение неизвестных феноменов и интеграция этих двух функций (Berry J.W., Poortinga Y.H. et al. 1992). Особенно подчеркивается релевантность первой задачи. Следует отметить, что сравнительные исследования сыграли ощутимую роль в выдвижении на передний план значимости историко-культурного контекста. Вместе с тем, процессы глобализации, значительно влияющие на методологические проблемы в науках о культуре, раскрывают новые возможности и в сравнительных исследованиях. Они, в первую очередь, отражаются в требовании расширения научного диапазона исследователя, осознания им того, что «изучение обществ невозможно без понимания связи между идеологическо-культурными факторами». Можно сказать, что сама реальность в современном мире обуславливает усиление значения сравнительных исследований (F. Van de Vijver; Kwok Leung. 1996. Р. 257-299).
Одним из наиболее влиятельных сегодня эмпирико-научных направлений является кросс-культурный подход, возникший в 70-е годы в недрах социальной психологии. Прослеживается глубинная связь данного подхода с кризисом, возникшим в этнологии в 80-90-х годах и известным под названием «постмодернистская критика». Этот кризис «своим крайним релятивизмом и скептицизмом, чрезмерным субъективизмом и преувеличением эзотеричности и уникальности культурных феноменов» дал толчок пониманию культуры [231] как процесса, а не как системы культурных моделей (Лурье С.В. 1998. С. 98-13). На передний план вновь выступают психология, феноменология и тезис Дильтея о психологии как основе наук о духе. Барьер между культурой и психологией считается преградой на пути познания культуры.
Известно, что психологическая наука имеет богатые традиции в сфере изучения культуры. Название «кросс-культурная» в определенном смысле можно считать условным, так как в рамках данного подхода и сама исследовательская проблематика, и ее понимание являются стандартными для эмпирических областей знания, изучающих культуру, а достигнутые результаты — одинаково значимым приобретением для всех наук о культуре. Следует отметить успехи названного подхода на пути эмпирического познания культуры и особая популярность на современном этапе возникшей в ее недрах парадигмы — «индивидуализм/коллективизм». Позитивистски-бихевиористская ориентация большинства кросс-культурных исследователей объясняется богатыми традициями психологической науки опыта в применении естественнонаучных методов и адаптированного математического аппарата. В рамках данного подхода существует большое количество исследований, основанных на принципах позитивистской методологии. Его представители стремятся в своих разработках реализовать научно-позитивистский идеал (абстрагирование от всякого метафизического в объекте исследования, стремление к созданию свободной от влияния чуждых факторов максимально очищенной среды, выявление однозначной связи между зависимыми и независимыми переменными, их контроль, измерение, описание с целью верификации данных, тестирование гипотез, стабильность и устойчивость методов к изменениям, валидность и надежность в соответствии с научными стандартами и т.д.). Методические средства считаются важнейшими инструментами для исследования культур с любых позиций. Тут же следует отметить важность результатов рефлексирования представителей данного направления по поводу важнейших факторов, влияющих на валидность результатов, указывающих на ограниченные возможности применяемых методов, а также — на существование неудовлетворенности [232] среди исследователей имеющимися методологическими возможностями. Среди этих факторов выделяются: культурная вариабельность выбора ответа, т.е. обусловленность выбора крайних или серединных ответов из предложенных вариантов и природа этих различий, «диспозиция к ответу» респондента (отвечает потому, что «должен» или потому, что уверен в ответе), различия в вероятности социально желаемых ответов (для наилучшего выражения собственных культурных идеалов, для ублажения исследователя или правителя и т.д.), культурная вариабельность досягаемости опрашиваемых лиц или выборки (слои населения, легко или трудно досягаемые). Отмечаются различия в способах сбора данных, а также в своеобразии механизмов интергруппового восприятия, имеющих влияние на интерпретацию результатов и т.д.
Для преодоления подобных сложностей многоплановая природа культурных феноменов толкает исследователей к интегральности в методологическом плане, что отражается в тенденции к скрещиванию методологических арсеналов различного типа (в качестве равноценных рассматриваются методы разного происхождения, например, количественные и качественные методы включаются в одну группу «эмпирических» методов — Мацумото Д. 2000).
Среди эмпирико-исследовательских стратегий богатые традиции имеет локально-культурный, т.н. «эмный», подход, основанный на популярной в последние годы тезе межкультурных различий. В принципах данного подхода подчеркивается важнейший фактор культурно-исторического познания — субъективная включенность исследователя в изучаемую культуру, способность к эмпатии, которая, несмотря на ее универсальность, «не является продуктом универсально применимых рациональных способов решения проблем» (Коул М. 1997), и, соответственно, представляет собой специфику наук о культуре и традиционно отражается в придании высокой ценности феноменологическому методу.
После Второй мировой войны феноменологическому принципу придавалось меньшее значение стандартизированным же исследовательским инструментариям — значительно большее. Это создало плодородную почву для протеста представителей незападных [233] культур, что проявилось в формировании за последние два десятилетия концепции индигенизации (региональности). Такого рода реакция «на недостаточность теорий индивидуализма, типичных для Запада», в определенном смысле, является протестом против позитивистской ориентации, возводящей в абсолют всеобщие, т.н. «рабочие», теоретические концепции и стандартизированную исследовательскую методологию, несмотря на сопутствующие ей интерпретационные искажения и методологическую неадекватность (Markus Hazel; Kitaiama Shinobu. 1998. Р. 63-87). Следует отметить, что концепция индигенизации (региональности) имеет глубокие корни в классических трудах, в первую очередь, в культурфилософии О. Шпенглера с его идеей локальных культур, в релятивистских принципах Фр. Боаса о неприменимости общих теорий и схем и необходимости изучения индивидуальных культур для установления общих законов развития (Боас Ф. 1997. С. 509-519).
Основные принципы данной стратегии подразумевают изучение только одной культуры с целью ее глубинного понимания; применение культурно специфических единиц анализа и терминов; изучение культурных элементов «изнутри», с позиции участника исследования (данный процесс меняет и самого исследователя); ориентацию на постепенное, а не на предварительное формирование исследователем структуры исследования и единиц анализа. Данная точка зрения признает преимущество эмного подхода по сравнению с другими.
Современные сторонники и противники индигенизации также излагают свои аргументы. Согласно основной «универсалистской» аргументации противников, опирающиеся на локально-культурную специфику индигенные теории, исконно неполные, не могут выполнить функцию общих теорий — создание отдельной науки для отдельной исследуемой культуры теоретически и практически беспочвенно. Сам процесс индигенизации науки о культуре ведет к автохтонности, поэтому процесс индигенизации, вследствие своей направленности вовнутрь, считается консервативным и подавляющим внешние стимулы развития. Сторонники индигенизации, напротив, считают, что теоретические концепции и воззрения, [234] созданные на Западе, не учитывают свойственных незападным культурам социоцентрических культурных тенденций, обуславливающих преобладающие формы социальной интеракции в коллективистских, основанных на семье культурах. Например, и по сей день является дееспособным важнейший для формирования человеческой природы традиционный феномен привязанности между индивидами (по терминологии филиппинского исследователя Д. Хо «ориентация привязанности»), методологическая достоверность которой считается бесспорной вследствие наличия контекста данного отношения во все времена (например, «родитель-ребенок» с неизменными «собственными» признаками), соответственно, контекстная основа культурных взаимоотношений считается основополагающим принципом, а в качестве единицы анализа рассматриваются субъекты взаимодействия в данном культурном контексте (Ho David Y.F. 1998. Р. 88-103).
Учитывая базисность подобных моментов, необходимо отметить научную значимость следующих задач с точки зрения этого подхода: многообразие возможностей формирования и проверки гипотез и выводов по поводу строения, структуры и динамики культурных универсалий на основе данных, полученных в результате исследований разных культур, соответственно, расширение возможностей для возникновения альтернативных концепций и уменьшения влияния неместных концепций, а также снижение возможности искажений в процессах измерения.
С точки зрения эмного подхода, сложности, связанные с несовершенством исследовательского инструмента, а также проблемы, связанные с исследуемой социальной средой и популяцией выражаются, в частности, в непригодности чуждых тестов, используемых вследствие отсутствия собственных адекватных тестов. Например, методологическая неуниверсальность исследовательских и измерительных инструментов, связанных с «культурной» личностью, недейственность исследовательских методов (вопросника, формализованного интервью, тестов, внесенных в конкретную культуру) нередко обусловлено социальными причинами, такими как: необразованность респондентов, значение чувственных факторов в незападных культурах, неустановленность [235] их роли в процессе исследования и т.д. Характерно, что большинство исследователей, во избежание несоответствия применяемых ими западных конструктов и предположений, считают целесообразным формирование концептуальных рамок и методологических принципов, базирующихся на основе местных концепций. По мнению вышеупомянутого филиппинского исследователя Д. Хо, знания, приобретенные «эмным» путем — это знания не столько о культурной группе, сколько совокупность концепций и методология, разработанная на их основе. С ее помощью происходит обобщение знания. Следовательно, сильной стороной индигенного подхода считается расширение понимания «самого себя» (культуры), соответственно, он считается обязательной ступенью исследовательского процесса. Хотя проблема несовместимости местных концепций с системой уже формированных знаний при этом остается.
С точки зрения методологических проблем, важнейшее значение придается максимальной включенности в процесс исследования агентов культуры, взаимной эмпатичности исследователя и респондента. Вместе с тем, антропология, основанная на эмном подходе и опирающая на местные концептуальные и интерпретационные модели, ориентирована на создание формализованных специальных методов. В этом плане приоритетным считается интеллектуальный подход, требующий дисциплины и уверенности, с ориентацией на избежание предвзятых понятий. Такая позиция близка философскому подходу гуссерлианской редукционистской теории, а именно, к начальной фазе научной активности с целью раскрытия совершенно неизвестной информации. Отмеченная позиция признается как здоровое скептическое отношение к фундаментальным предположениям и «ясным» истинам, лежащим в основе всего знания, как противостояние господствующим и авторитетным теориям, а также как поиск новых путей для решения старых проблем (Church T., Lonner W.J. 1998. Р. 32-62).
Следует отметить, что на современном этапе в формирование и развитие эмного подхода вносят значительный вклад и западные ученые, по мнению которых феномен глобализации «должен открыть глаза» ученым во всем мире на недостаточную исследованность [236] традиционных культур и обществ, так как «человечество черпается множественностью культур от регионального, локального к транснациональному» (Hansen Klaus P. 2000). Неудивительно, что прослеживается тенденция активной совместной работы многоэтнических исследовательских коллективов.
Вместе с тем, существует определенный скепсис и в отношении к сравнительным, и к антропологическим исследованиям, а также к применяемым методам. Подобное видение проблемы проистекает из того, что стандартизированные, систематизированные для всех культур (т.н. объективные методы) так же недостаточны, как и погружение этнолога в другую культуру. Существует скепсис и относительно сравнительных методов. Например, по мнению культурантрополога Г. Триандиса, в большинстве сравнительных исследований мы имеем дело с псевдоэтным подходом. Причиной этого, с точки зрения Триандиса, являются мировоззренческие ориентации исследователей: категории, сформулированные несвободными от мыслительных схем родной культуры исследователями, также несвободны от влияния исследуемой культуры, что, в свою очередь, отражается как на интерпретации данных, так и на используемом в исследовании инструментарии (Triandis H.C. 1994, 1995). Особо отмечается «накладка» на феномены других культур евроамериканской специфики. По мнению многочисленных исследователей, разделяющих точку зрения Триандиса, для получения наилучших результатов пригоден лишь комплексный — «этный-эмный-этный» подход, который, наряду с точной операционализацией культурно-специфических категорий, подразумевает использование этных категорий и эмных способов для их измерения. По мнению многочисленных современных ученых, поддерживающих соображения Триандиса, сравнение без учета специфики культурных конструктов не имеет смысла. С этой целью отдается предпочтение применению культурных аналогий семантических образований, соответственно, к поиску семантических эквивалентов вместо эквивалентных значений. Особое внимание уделяется сложности операционализации языкового материала и актуальности подобного материала в методологическом арсенале, проблемам, связанным с [237] переводом методов, основанных на языковом материале, хотя переводу метода с одного языка на другой предпочитается поиск эмных эквивалентов используемых категорий. На этом фоне исследователи проявляют особый интерес к культурным семантическим пространствам и вопросам их сравнительного анализа (Петренко В.Ф. 1997; Сурманидзе Л.Д. 2000).
Хотя для определенной категории ученых усовершенствование технологических вопросов методологии (измерение, интерпретация) до сих пор остается более значимым, вплетенные в мировоззрение исследователя этноцентрические ориентации и впредь остаются актуальной методологической проблемой в науке о культуре, так как проблемность этноцентризма исследователя проявляется по разному и на разных уровнях исследования: внесением специфических категорий, присущих его родной культуре в якобы универсальные методики; в выборе объекта исследования без учета культурной специфики; в формулировке теорий и концепций. Несмотря на традиции протеста, этноцентризм исследователя в современной науке превратился чуть ли не в проблему равной истинности, часто сравниваемой с расизмом. При рефлексировании над данной проблемой учеными всего мира все сильнее проявляется стремление к критическому осмыслению различительной специфики евроамериканского стиля научного мышления. Учеными отмечается, что стиль мышления исследователей является результатом евроамериканских формальных и систематических образовательных систем. Особо отмечается ограниченность самой науки теми культурными основами, в недрах которых она формируется и существует — научные знания формулируются на определенном этапе, когда и концептуализация явлений, и исследовательская методология насыщена культурными ценностями и предположениями, а исследователь не действует в культурном вакууме, знания не формируются независимо от него, соответственно, и они являются культурными продуктами (Ho David Y.F. 1998; Мацумото Д. 2000; Стефаненко Т.Г. 2000).
В заключение следует отметить, что современные тенденции к синтезу разнообразных методологических возможностей в [238] эмпирико-исследовательской области культуры логически связаны с дефицитом единого знания о культуре, что дает сильный толчок стремлению к обновленному осмыслению методологических проблем. Исходя из традиций познающих культуру теоретических и конкретно-эмпирических наук, познание феномена культуры требует сбалансированного сосуществования культурно-исторических и позитивистских подходов. Соответственно, и методологический арсенал с необходимостью требует синтеза философских и конкретно-научных методов. Исходя из этого, усиливающееся стремление современных исследователей к синтезу герменевтической и позитивистской методологии, и, тем самым, к методологической интеграции, является значительным шагом вперед на пути целостностного познания культуры.
Среди факторов, объективно содействующих сдвигам в описанном направлении, следует особо отметить тенденции совместной деятельности многоэтнических коллективов, а также возможности географической мобильности и сети Интернет.
Литература
- Berry J.W., Poortinga Y.H., Segall M.H. Dasen P.R. Cross-Cultural Psychology: Research and applications. Cambridge etc; Cambridge un. Press, 1992.
- Church T., Lonner W.J. The Cross-Cultural perspective in the study of Personality. Rationale and Current Research // Journal of cross-cultural psychology. Vol. 29 No. 1, January 1998. P. 32-62.
- F. Van de Vijver; Kwok Leung. Methods and data analysis of comparative research. Handbook of cross-cultural psychology. Boston: Allyn and Bacon 19 Volume 1. P. 257-299.
- Grimm Stephanie D., Church A. Timothy, Katigbak Marcia S., Reyes Jose A.S. Self-Described Traids, Values, and Moods Associated with Individualism and Collectivism. Journal of cross-cultural psychology. Vol. 30. No. 4, July 1999. P. 466-500.
- Bernard H. Russell Research Methods in Anthropology. Qualitative and Quantitative Approaches. ALTA MIRA press, 1994.
- Hansen Klaus P. Kultur und Wissenschaft. A. Francke Verlag Tubingen und Basel, 2000.
- Ho David Y.F. Indigenous psychologies. Asian Perspectives // Journal of cross-cultural psychology. Vol. 29. No. 1, January 1998. P. 88-103.
- Markus Hazel, Kitaiama Shinobu. The Cultural Psychology of Personality. Journal of cross-cultural psychology. Vol. 29 No. 1, January 1998. P. 63-87.
- Muc Tom, Marsch David. Comparative methods. 1999.
- Pepper S. World Hypotheses. Berkeley: University of California Press, 1942.
- Segale, Dasen, Berry and Portinga. Human behavior in global Perspective. New York, 1990.
- Triandis H.C. Culture and social behavior. N.Y. etc.: McGraw-Hill, 1994.
- Triandis H.C. Individualism and Collectivism. Westview Press, 1995.
- Боас Ф. Границы сравнительного метода в антропологии // Антология исследований культуры. Т. 1. СПб.: Университетская книга, 1997. C. 509-519.
- Кон И.С. Социологическая психология. Москва; Воронеж, 1999.
- Коул М. Культурно-историческая психология. «Когито-Центр», 1997.
- Лурье С.В. Историческая этнология. М.: Изд-во «Аспект Пресс», 1998.
- Мацумото Д. Психология и культура современные исследования. СПб; М., 2000.
- Мендра А. Основы социологии. М., 2000.
- Петренко В.Ф. Основы психосемантики. МГУ, 1997.
- Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН, 2000.
Добавить комментарий