Нет такой науки как культурология, и попытки доказать обратное оказываются несостоятельными. Здесь вопрос не упирается только лишь в многообразие подходов к самому понятию «наука», но заключается в размытости предмета, что не спасают и синтетические методы исследования. Безусловно, исключительно продуктивны изучения «пограничных зон» между различными гуманитарными дисциплинами. Более того, осмелюсь утверждать, что любому ученому-гуманитару необходимо сегодня в известной мере являться эрудитом и специалистом далеко не узкого профиля. Но, [206] тем не менее, любое культурологическое исследование будет всегда тяготеть к методам исследования той или иной науки, а попытки совместить данные методы, как правило, оказываются непоследовательными. В силу невозможности, по крайней мере до сих пор, создания однозначно культурологического метода, еще раз оговорюсь, не как синтетического, а собственного метода исследования, по-прежнему размытым и неопределенным оказывается и сам его предмет.
Если мы укажем на то, что предметом исследования «культурологии» является «культура», то опять-таки стоит заметить, что подобный предмет исследования лежит в основании таких областей исследования как философия культуры, социология культуры, культурная антропология и т.д. Допустим, рассмотрим одну из них: культурная антропология является вполне сложившейся школой в рамках американской науки, основания которой были заложены американскими лингвистами, допустим, Эдвардом Сепиром, а сам проект предложен еще Францем Боасом. Культурная антропология как научная дисциплина начала свое бурное развитие в рамках американской антропологической школы в начале ХХ века. Связан был этот толчок с привнесением в североамериканское культурное простраство неокантиантских идей. Одной из основных теорий, господствовавших в Германии на рубеже веков, был культурный диффузионизм, то есть концепции Карла Шмидта, Лео Фробениуса и ряда других авторов, которые выдвинули, основываясь на неокантиантских идеях, концепцию «культурных кругов». В данной концепции культурный ареал воспринимался как тотальная данность, или некоторая априорная форма культуры (что можно сравнить с идеями Освальда Шпенглера). Особо преуспел в этом Карл Шмидт, который на основе своих раскопок выделил огромное количество культурных кругов. А на основе лингвистического анализа он вычленял определенные культурно-языковые общности. Основным достижением этой теории было представление о несводимости различных культурных кругов друг к другу. Они отрицали эволюционизм английской антропологической школы, полагая, что эволюционный процесс идет лишь в рамках одного культурного круга. Франц Боас во время своих американских исследований пришел к выводу, что культурных кругов у индейцев Северной Америки нет, но существуют языковые союзы, подверженные аккультурации. Как он писал, разница между различными племенами индейцев может быть более разительной, чем между русскими и англичанами, французами и немцами. Таким образом, ему удалось выделить 3 аспекта, существенных для любой культуры:
- раса-природа,
- культура,
- язык.
В книге «Ум первобытного человека», выходившей на русском языке в 1934 году, на примере данных физической антропологии он показывает, что расовые различия не всегда влияют на аналитические способности человека. Основными же отличительными особенностями людей являются культурные и языковые. [207] Фактически, проект культурной антропологии, созданный Боасом, содержит в себе следующие установки:
- описание расовых и других биологических отличий между представителями различных культур, с целью обосновать незначительность этих различий;
- археологическое и историческое описания письменных и бесписьменных культур с целью обосновать уникальность каждой культуры;
- описание культурных обрядов, семейных отношений, эпоса, мифа, искусства, а также других культурных особенностей различных народов, и анализ отличительных особенностей различных языков.
Надо заметить, что в этой части своих исследований Боас стремится обосновать любые культурные отличия на основе анализа языка, обычаев и социальных институтов. Таким образом, вслед за Боасом, культурная антропология утверждает, что нет культуры вообще, но каждый раз мы имеем дело с конкретной уникальной культурой. Эта установка стала достаточно значимой для культурной антропологии в США, Франции и Англии, в частности, у таких известных исследователей как Пол Радин, Ральф Линтон, Эдвард Сепир, Маргарет Мид, Рут Бенедикт и других. Эта установка была актуальна вплоть до так называемых «исследований культуры» неоэволюционистов, Кребера, Клакхона, Л. Уайта и других, которые установили проблему культурных универсалий — брака, моральных норм, жизни, смерти и других.
Здесь, на мой взгляд, стоит упомянуть и символико-интерпретативный подход Клифорда Гирца. Им был предложен новый подход к проблеме культуры, где она рассматривается как изолированная по отношению к социальной структуре и индивидуальной психологии стилистическая сущность. Человек мыслит в разнообразных символических системах, что определяет и символичность его поведения. Он живет в «паутине значений», которая и представляет из себя культуру. Он писал, что «разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек — это животное, опутанное сотканными им самим сетями смыслов, я полагаю, что этими сетями является сама культура». Используя «спонтанность насыщенного описания», Гирц создал семиотическую концепцию культуры. Как он писал, «наши описания символических систем других народов должны иметь ориентацию на действующих лиц».Это означает, что изучаться должно то описание, которое дают сами носители данных культур. Таким образом, антропологический метод, согласно Гирцу, это метод интерпретации интерпретации. Но при этом интерпретация не должна лишь обольщать своей искусностью, но устремляться к раскрытию сути изучаемого объекта. Так Гирцем ставится задача, «удержать анализ символических форм как можно ближе к конкретным явлениям и событиям общественной жизни и организовать его таким образом, чтобы связи между теоретическими формулировками и дескриптивными интерпретациями не были прикрыты ссылками на сомнительные науки». Иначе, по его словам, спонтанность интерпретации поймает нас [208] в ловушку самоценности интерпретации. Таким образом, изучение чужих культур производится на основе сбора незначительных документальных сведений, которые помогают реконструировать чужую обыденность, при этом трудность заключается в том, что при данном воспроизведении социологическими методами оказывается утерян тот самый ментальный пласт «образной вселенной». Антропологические исследования не предполагают обилия общих выводов. Они скорее раскрывают различия культур, нежели рассматривают теорию культуры как таковую. Гирц пишет о том, что его теория не предсказательна. Цель интерпретативного подхода состоит в том, чтобы соединить символические формы с потоком человеческой жизни, в которую они погружены.
Из всего сказанного выше, можно сделать вывод о том, что культурология как область междисциплинарного исследования, включает в себя ряд наук, которые мы можем назвать «культурологическими», а также имеет пограничные зоны исследования с историей, лингвистикой, психологией и другим дисциплинами. Таким образом, ученый, называющий себя культурологом, заведомо оказывается противопоставлен коллегам более узких специализаций и неизбежно встречается с обвинениями в «нарушении границ». И здесь следует заметить, что зачастую обвинения специалистов смежных областей имеют свои веские основания. Как я уже писала, чтобы быть культурологом, надо быть эрудитом. Ибо в противном случае, оказывается не возможным говорить о серьезных исследованиях, но лишь о спекуляциях. Культурология как комплексное исследование обретет свое законное место тогда, когда получит и достойных ее специалистов, которых пока, увы, исключительно мало. Поддаваясь некоторой «научной моде» и пользуясь свободой в силу еще не разработанного поля междисциплинарного исследования, культурологами называют себя все, кому заблагорассудится. Преподавание данной дисциплины часто осуществляют исключительно далекие от нее специалисты, особенно это проявляется в средних учебных заведениях, к примеру, ведут культурологические занятия инженеры, физики, фармацевты и т.д. Причем они сами полагают свои знания вполне достаточными.
Все, сказанное выше, ничуть не умаляет значения культурологии как дисциплины, введение которой для преподавания, особенно для негуманитарных специальностей снимает ряд проблем в учебном процессе. Зачастую у так называемых «студентов-технарей», мыслящих достаточно конкретно, объяснение философских абстракций вызывает ярко выраженное отторжение, преподавание истории — скуку, изучение психологии оказывается поверхностным, тяготеющим либо к играм «в тестирование», либо задерживается на уровне «психоаналитичечских анекдотов». Про изучение социологии, истории культуры или хотя бы минимальном знании лингвистики и говорить уже не приходится. Современная ситуация, складывающаяся в сфере [209] среднего образования, приводит к тому, что значительная часть студентов не имеет достаточного общекультурного уровня развития, что как раз и можно было бы восполнить по мере преподавание такой дисциплины как культурология.
Следовательно, на плечи действительно специалистов-культурологов сегодня возложена очень трудная задача. Во-первых, доказать свою состоятельность и компетентность для проведения комплексных междисциплинарных исследований; во-вторых, преодолеть сопротивление «академической публики» и не допустить изоляции, так как нам требуется безусловная поддержка всех специалистов-гуманитариев; в-третьих, создать серьезные и выполнимые учебные и научные программы, которые и попытаться как можно быстрее реализовать, дабы вырастить достаточное количество способных к столь серьезным исследованиям специалистов.
Добавить комментарий