ХХI век немыслим вне культуры. Человек ХХI века немыслим без культуры. Культура же неисчерпаема, многолика, всечеловечна. Огромностью своих деяний она перекрывает весь спектр человеческого бытия. Культура бесконечна, заполняя собой все время-пространство. Это не лозунг на рубеже веков, скорее это притча о культуре, ее заповедь на будущее.
В настоящее время в культуре можно отметить две глобальные тенденции: во-первых, имеет место культивирование и манифестирование разных, несовпадающих подходов, взглядов, видений мира (в конечном счете, они определяются разнообразием и несходством форм индивидуальной и коллективной жизни), а также — идет поиск новых критериев общезначимости и объективности.
Во-вторых, рассматривая национальную традицию как социально-культурный институт, выделим ее важную часть — национальную идею — емкое и многозначное явление. При всей ограниченности рамками одного этноса любое социально-экономическое развитие не может не опираться на веками выбранные традиции, обычаи, верования других народов. Поэтому, не преувеличивая роли национальных традиций в жизни общества, нельзя умалять и их роли в разрешении межэтнических конфликтов и других общезначимых проблем.
Три, наиболее крупные исторические вехи в жизни России ХХ века, явили собой кардинальные «сломы» в культурном процессе страны.
Перелом, вызванный революцией, определил на семьдесят лет вперед безкультурье и бездуховность народа. Все лучшие черты сословной и связанные с ней характеристики дворянской, купеческой, мещанской, интеллигентской культуры, были повержены одним-единственным пластом — пролетарской культуры, которая долго завоевывала свои горизонты, но так и не смогла внедриться в глубины российской ментальности.
В 60-е — 80-е годы (1953, 1956, «оттепель», брежневский период) — агональные режимы, оказавшие сильнейшее влияние на ориентацию культуры. Мировоззрение «скакало» с плюса на минус и наоборот, усиливалась стихия, дергания то в одну, то в другую сторону.
Все это завершилось третьим «сломом» 1991 года — началом распада СССР, завершением краха тоталитарного режима.
[191]
Указанные вехи в жизни страны рождали взаимоисключающие процессы: от непомерного прославления до неупоминания Ленина, от расцвета до запрещения крестьянской поэзии и прозы; от сокрытия и полнейшего непризнания до феерического взлета и глубинного проникновения в пласты русской религиозной философии; от пренебрежения к тому, что называлось «мещанством», «здравым смыслом», «бюргерским духом» (нормально торговать, нормально работать, нормально жить) до поисков сегодня этих самых «нормальных» форм человеческого бытия, принятых в цивилизованных странах; и, наконец, от нивилировки национального сознания, поисков единой общности «советский народ» до ярко проявляющегося сегодня национализма.
В результате полученной свободы сегодня культура расслоилась, стала напоминать вавилонское столпотворение: «новые русские» и высшая интеллектуальная элита, молодежные и детские субкультуры на фоне устоявшихся традиций, резкое противопоставление столичного и провинциального, смешение иностранных диалектов с инвективной лексикой, «массовая культура» со своей иерархией форм и жанров на фоне возрождения академической и фольклорной культуры и т.д. При этом очень важно подчеркнуть особую культурную ситуацию в мире, не без оснований названную постмодернистской.
Отсутствие положительной культурной политики очевидно. А вот отрицательная — есть. Ибо не может быть, чтобы напористая вестернизация духовной жизни России осуществлялась «сама собой», как результат действия отдельных лиц и организаций. Американизация телевидения и радио, киноэкрана, книгоиздательской деятельности, образования, языка, одежды направлена на то, чтобы преодолеть в россиянине носителя национальной культурной традиции, устранить духовные и психологические препятствия капитализации страны. От большевистской очередная «культурная революция» отличается контридиологией, преимущественно экономическими методами осуществления (коммерциализация культуры). И поэтому речь идет о возрождении или точнее о модернизации культуры, (именно модернизация предполагает изживание тех болезненных и трагических явлений, которые принесли стране указанные выше «сломы»), а стало быть, и о реализации, возвращении к жизни тех богатейших духовных ценностей, которые были созданы нашими предками и остались актуальными для конца ХХ века. Такие ценности (правда, наряду с историческим хламом вместе, как суеверия, цыганщина, кабацкий фольклор) и в самом деле возвращаются, и это одно из лучших достижений культуры последних лет.
На фоне эпохальных событий ХХ века происходил еще один, важнейший культурный прорыв в реальность — это вторжение техники, которая ускорила ритм и темп жизни, урбанизировала города. Человечество никогда не имело возможности собирать миллиарды людей на всех континентах вокруг [192]
какого-либо зрелища — спортивного матча или концерта звезд, что нынче, благодаря телемостам, превратилось едва ли не в повседневность. С одной стороны, могущество каналов «массовой коммуникации» в состоянии превратить тиражирующиеся образцы в массовую культуру. Но с другой — способно более взвешенно и спокойно оценить сам феномен массовости, «толпности», как один из специфических знаков нововременной цивилизации.
Особо о российских провинциях, которым придан статус национальных автономий. Сегодня в них идут сложные, болезненные процессы, которыми мало кто занимается. Речь о реально существующих предрассудках (в том числе и о «фольклорном мировоззрении»), серьезно унижающих человека. Это предрассудки имперские, тоталитарные, их носителями, к сожалению, становятся вполне образованные люди, которые вдруг перестают «видеть человека» (потому что он другой национальности), сделанную работу, не распознают уникальность, не восхищаются неповторимостью.
В русле активного провинциализма необходимо выделить и проблему пространственно-временного континуума — то есть ту объективную реальность, которая особенно четко сегодня сформировалась в провинциальных городах в связи с миграцией населения. Она весьма жестко детерминирует содержание культурных процессов, которые сегодня приняли глобальный размах, обернувшись разрушением традиций села и неприятие городом поселившихся в нем. Это заставляет человека имитировать культурный облик, что способствует возникновению феномена маскарадности бытия, общения, профессиональных отношений. Человек не живет, а «играет». Действительный драматизм человеческого существования превращается в показное лицемерие. Эта «неокультуренность» сформировала в данное время такие новые социальные черты провинциальности, как приоритет внешнего над внутренним, низкую саморегуляцию, склонность к «беспределу» и другие.
Подчеркнем отрицательное воздействие закрытости провинции, ограниченность трансляции культурных ценностей на культуру общества и отдельного индивида. Это очевидно на примере Мордовии, имеющей уникальные национальные ценности, но мало доступные в социальном пространстве: село Подлесная тавла с оригинальной резьбой по дереву, город Темников с народной музыкальной культурой, село Судосево с оперными театральными традициями, своеобразные театральные действа мордвы, связанные со свадебным обрядом, отдельные блюда мордовской национальной кухни, этнический костюм со своей интимной, сокровенной природой вышивки и многое другое. Кто в России знаком с этой красотой? Пожалуй, уместным будет и такой вопрос: многие ли в Саранске знают об этих сокровищах? Срабатывает и здесь стереотип провинциального обывателя — довольствоваться малым. В итоге — невежество, возводимое в ранг достоинства.
[193]
Явления провинциальной культуры самобытны, но на современном этапе остро ощутима их слабая включенность в контекст не только российской но и мировой, и европейской культур. В связи с этим возрастает экологическое значение проблемы. На первых порах России нужна своя культурная карта. В единой горе важно различать и знать разные зоны сверкания. Поддерживать свое в любой области, республике, городе, делая их столицей своих приоритетов.
Добавить комментарий