Куда девался «человеческий фактор»?!

[42]

Еще полтора-два десятилетия назад на всем пространстве тогда еще и нашей необъятной Родины вопросы в отношении понятия «человеческий фактор» ставились в совершенно иных аспектах. Именно за этот короткий для человечества, но довольно значительный для одного поколения срок интерес общественных наук к данной проблеме изменился от самого живого до полного его угасания. Теория, одной из функций которой является предвосхищение развития явлений с целью смягчения противоречия в соотношении логического и исторического, и в этом случае лишь отразила определяемый практикой уровень актуальности проблемы. Однако на направленность и темпы развития закономерностей в социуме, к сожалению, непосредственно влияет не столько степень их теоретической обоснованности, сколько решения и действия тех, кто далек от теории, но «владеет» практикой. Так что если человеческий фактор вопреки объективной необходимости утратил свою актуальность, то фактор субъективный весьма активизировался не в пользу человеческого фактора, и это, опять-таки, вопреки объективной необходимости.

Сказанное, на первый взгляд, звучит противоречиво. Однако, если современный уровень развития производительных сил превращает в объективную закономерность как усиление роли субъективного фактора, так и актуализацию человеческого фактора, при [43] этом подразумевая благотворное, а не ущербное влияние первого на последнее (обратное влияние может быть только полезным для общества), то сложившаяся реальность препятствует превращению этой логической закономерности в действительность. Дело в том, что возможности «субъективного фактора» были использованы теми, кто их узурпировал, и в ком, таким образом, оказался персонифицирован «субъективный фактор», для того, чтобы действительная сущность понятия «человеческий фактор» была предана забвению. Этому самому «субъективному фактору» теперь гораздо выгоднее муссировать понятия «демократия», «права человека», «свобода слова», «гражданское право» и «правовое государство» и т. д., рассчитывая, видимо, на то, что никто не задастся вопросом: а не останутся ли эти понятия только лишь понятиями без активизации и реализации человеческого фактора?

Ответ на этот неставящийся вопрос прояснится, однако, сам собой, если вспомнить, что было основным в понимании, вкладываемом советской социальной наукой в понятие «человеческий фактор». Мы не случайно говорим об основном в понимании «человеческого фактора», так как нашей общественной науке не удалось теоретически до конца обосновать проблему. Видимо, период, в течение которого данная тема была столь популярной, оказался недостаточным для выполнения этой задачи. О степени же популярности и актуализации проблемы, объективной основой и предпосылкой чего послужила научно-техническая революция, свидетельствует хотя бы тот факт, что представители разных отраслей социальной науки с особым рвением пытались доказать принадлежность категории «человеческий фактор» к своей отрасли. Все это в социальной науке нашло отражение в зарождении тенденции преодоления традиции, в рамках которой человек рассматривался лишь как элемент общественной системы, как один из факторов производства, как главный созидатель экономического эффекта, в конечном счете, как средство, чье действие детерминируется некоей внешней целью.

С этой точки зрения человеческий фактор был предметом не только такой методологической основы для всех экономических [44] наук, как политическая экономия 1, но и самих этих наук, чьей непосредственной обязанностью является нахождение возможностей и разработка практических путей его (человеческого фактора) активизации. Но в указанный период стереотип экономического мышления, согласно которому отношение к человеку было не человечным, а сугубо экономическим, стал пересматриваться самой экономической наукой, и в этом была «виновна» не только научно-техническая революция, но и система меняющихся общественных целей. Поэтому значение сущностной стороны понятия «человеческий фактор» прямо и полностью выводилось из феномена человека как богатого конкретного целого с многочисленными и сложнейшими связями и отношениями.

Учитывая сказанное, неудивительно, что «человеческий фактор» одними рассматривался как экономическая категория, другими как категория социологическая. Однако, если претензии той или иной отрасли общественных наук на свое преимущество в теоретическом обосновании данной проблемы объяснима емкостью содержания, вкладываемого в понятие, выводимое из феномена человека, то совершенно неприемлема позиция, согласно которой «человеческий фактор» понятие общее, исторически непреходящее. Приведем один из примеров того, как обосновывалось, что указанная категория является общей, характерной для всех способов общественного производства: «… человеческий фактор — общее понятие, присущее каждому общественному строю. Человеческий фактор — категория не экономическая, а социологическая, поскольку содержит в себе весь спектр отношений в обществе. Однако это [45] понятие характеризует не способ производства, а выражает совокупность социальных явлений, характерных для данной эпохи» 2. Данное определение человеческого фактора во многом противоречиво: во-первых, если допустить, что человеческий фактор — категория общая, то неверным будет утверждение, что якобы данное понятие характеризует «совокупность социальных явлений», присущих данной эпохе. Видимо, чтобы избежать этого противоречия, автор пишет, что, хотя это понятие «содержит весь спектр общественных отношений», но, тем не менее, не характеризует способ производства. Но ведь во весь спектр общественных отношений в первую очередь входят именно производственные отношения, которые всегда нагружены специфическим содержанием и характеризуют тот или иной способ производства. Кроме того, «совокупность социальных явлений», присущих той или иной эпохе определяется базисными отношениями этой эпохи. Так, что установлением связи между «человеческим фактором» и социальными явлениями не обеспечивается правильность утверждения, согласно которому «человеческий фактор» — общая, присущая всем способам производства категория.

Мы считаем необходимым подчеркнуть ошибочность соображения, согласно которому «человеческий фактор» является общей, неисторической категорией, так как в противном случае она неминуемо должна быть отождествлена с понятием «личный фактор производства». Последняя категория действительно является общей, присущей всем способам производства; ведь она отражает положение человека как элемента, противостоящего вещественному фактору производства. Иначе, в этой категории человека можно рассмотреть лишь как хотя и активное, но все же только средство производства, как одну из его предпосылок, которая в конце производственного цикла бесследно исчезает. Из сказанного следует, что об исторической специфичности личного фактора можно говорить лишь с точки зрения обусловленной прогрессом в элементах [46] вещественного фактора производства разницы в степени освоения личным фактором технологической стороны производственного процесса. Однако характер категории какой бы то ни было отрасли общественной науки с точки зрения ее исторической преходящести может быть установлен лишь с учетом ее соотношения с целью общественного производства. В случае же личного фактора характер этого соотношения позволяет утверждать, что данная категория действительно является исторически непреходящей, общей для всех способов производства.

Что касается «человеческого фактора», то здесь дело обстоит совершенно иначе. Это убеждение следует уже из того, что говорилось выше. А именно, метаморфозы, связанные с популярностью темы, активизации и актуализации проблемы не могут не вызывать вопросы относительно исторической преходящести данной категории. Однако ответы тут не могут быть даны только со ссылкой на научно-техническую революцию, обуславливающую качественные изменения в производительных силах. Промышленные перевороты и революционные сдвиги в элементах вещественного фактора производства имели место и раньше, однако отношение самого общественного производства к человеку оставалось, по существу, неизменным, а именно: человек по прежнему рассматривался как фактор производства, противостоящий его вещественному фактору. А то, что буржуазная социальная наука проявляла и проявляет особый интерес к человеку как к фактору производства, как правило, тоже связано с изысканием средств и ресурсов его активизации — не для изменения положения человека в производстве и во всей системе общественных отношений, а для получения наибольшего эффекта капиталистического производства путем наиболее оптимального использования возможностей личного фактора. В отличие от последней категории, выражающей отношение к человеку лишь как к носителю способностей, превращающих его в производительную силу, понятие человеческого фактора подразумевает определенное положение человека в соответствующей системе общественного производства и всей системе производственных отношений. Сказанное, в свою очередь, предполагает [47] необходимость наполнения конкретно-историческим содержанием отвлеченной от социально-экономических условий характеристики человека как производительной силы. Следовательно, «человеческий фактор» нужно рассматривать не как общую, а как специфическую категорию определенного способа производства, а именно такого общества, в котором человек, рассматривается не только как главная производительная сила, как предпосылка и активный элемент производства, а как одновременно исходный и конечный пункт всего общественного движения, как его активное начало и конечный результат, как главное средство и действительная цель общественного производства. Таким образом, относительно категории «человеческий фактор» можно полагать, что, предвосхитив будущее, социально-экономическая наука в данном случае проявила «драгоценное свойство опережающего отражения» 3.

Говорить о «человеческом факторе» как о категории будущего, с учетом современного уровня развития производительных сил, представляется не совсем корректным. Однако коррективы теоретически в естественном соотношении производительных сил и производственных отношений практически вносит интенсивно задействованный субъективный фактор, тем самым, отдаляя момент совпадения логического и исторического закономерностей развития. Не мудрено, ведь активизация и реализация человеческого фактора исключают восприятие человека как головы, рук и других частей его плоти, приносящих всегда облаченный в специфическую формоопределенность экономический эффект, а предполагают действительное утверждение человека. Это же, в свою очередь, требует реального переворота во всей системе общественных отношений, тогда как одно лишь декларирование свободы слова, прав человека и прочих «атрибутов» демократического общества создает иллюзию действительной реализации святых целей. Выбор «субъективного фактора» понятен: «…Легко быть святым, когда не хочешь быть человечным» 4.