Анекдот — изначально это рассказ о тайном событии и само это неизданное в свет событие, но кочующее по свету из уст в уста. Публикуемые сегодня брошюрки с анекдотами утрачивают смысл окруженной магическим ореолом байки, оставляя фигуру речи, в которой фиксируется смешное и комическое как оно есть вне прямого [61] действия и со-участия. Другими словами, такой анекдот перестает быть анекдотом, став достоянием общественности как отработанный материал, место которому в архиве. В чем же функциональная принадлежность анекдота? Какую «работу» он выполняет и каков смысл этой работы?
Реакция на событие, распространяемая в своей креативной форме между адептами заинтересованного действия и включающая их в свои оперативные процедуры, причем форма этой реакции позволяет в своей акцентации отстраниться от события, которое не следует переживать, воспринимать серьезно и адекватно — вот смысл этой реакции и вообще смешного. Поскольку событие необходимо откомментировать и передать, ведь энергия события должна найти для себя форму выхода, и если комментарии не могут передаваться в адекватной с точки зрения адепта действия форме, то ей находится замена не прямого действия. Это касается пролонгации истории во времени, то есть создания анекдота. Но рассказчик включает в действие заинтересованное лицо — слушателя, реакции которого совпадают с реакциями рассказчика, и понимание осуществлено. Анекдот — это форма понимающего непонимания, высказанная и разделенная между адептами понимания, которые согласуют в ней свернутые цели. Ведь понимание рано или поздно приводит к ответному действию, просто ответное действие откладывается на неопределенное время.
Для XVIII в. анекдот — рассказ, история первоначально о событиях тайных, затем о любопытных, забавных, странных, печальных, смешных, трогательных, трагических, с оттенком значения — случай, происшествие 1. В дальнейшем он приобретает характер рассказа злободневного бытового или общественно-политического содержания с шутливой или сатирической окраской, становится основным жанром преимущественно городского фольклора. Если мы сопоставим его с жанром сельского фольклора — частушкой, куплетами, которые исполняются в быстром темпе под гармонь, балалайку или без музыкального сопровождения в основном в мажорном тоне, то их смысловой диапазон также простирается от любовно-бытового до общественно-сатирического содержания. В самостоятельный жанр частушка оформляется в последней трети XIX в., а в [62] XX в. набирает полную силу, ее истоком считает Д.К. Зеленин обрядный припев танцевальной песни, нередко непристойного содержания, у которой она переняла краткость, рифму и быстрый темп 2. Что связывает анекдот с частушкой? Можно ли сказать, что это разные краткие формы — прозаическая и рифмованная — разных культурных общностей — город и село — реакции широких общественных кругов (в инновации создающего и пролонгации распространяющих) на ситуацию взаимозависимости, которая предстает как высказанный ответ не выказанного противодействия.
Дореволюционная частушка:
Послереволюционная частушка:
Нет смысла приводить политические анекдоты, но есть смысл посмотреть, как невысказанный/не сочиненный анекдот становится рассказанным/сочиненным по мере своего развертывания в реальном времени выказанного противодействия. Вряд ли кто-то будет повторять/распространять его, помимо тех, кто имеет цели политического назначения. Такой анекдот утрачивает собственные формы, возникая/не возникая изнутри, в ткани иных форм развертывания. Политическая целесообразность может извлечь его, а смекалка стороннего наблюдателя всего лишь отметить. Его нет смысла пере-сказывать широкими народными кругами в силу собственной функциональной скоротечности и вследствие быстроты публикования, осуществленного средствами электронной массовой информации. Иными словами, функциональность анекдота как такового утрачивает свой смысл, который заключался в замещении противодействия. [63] Сегодня в этом нет необходимости, поскольку противодействие возможно осуществить, используя средства массовой информации напрямую путем высказывания противодействующей точки зрения или опосредованно через всевозможные акции, ретранслируемые/распространяемые СМИ. Возьмем, к примеру, ситуацию вокруг произведений Владимира Сорокина, применяющего в качестве выразительного средства ненормативную лексику, и перформанс «Идущих вмести» на площади у Большого театра, в котором разорванные книги В. Сорокина помещались перформерами в огромный унитаз и заливались специальными моющими средствами. Сама ситуация может быть анекдотичной, но она не становится таковой в результате опубликования. Она становится знаковой, информативной, дискуссионной. Анекдот on-line — это новый культурный феномен, заслуживающий специального исследования. Противодействующие акции, канализирующие в различные формы агрессию несогласия, приобретают и форму анекдота, не становясь таковым. Помнится, я был свидетелем одной историйки, когда студентка театрального института рассказывала что-то сокурсникам, периодически используя эвфемизм «блин». Невольным свидетелем становится педагог по сценической речи, которая, не выдержав, саркастически заявляет: «Надя, ведь вы же будущая актриса! Что такое — блин, блин… Если говоришь, так говори. Скажи б…. — будет честнее!» Самое интересное в этом анекдоте то, что он, отражая действительную точку зрения, не претендовал на собственный статус, а являлся формой мысли, в которой говорилось об открытости и искренности актерской профессии, и если нет этого качества, то нет истинности актерского исполнения. Говорилось о правде. Он являлся формой мысли, и мог бы стать анекдотом, но не стал. Почему? Потому что корпоративность профессии ограничивает распространение мысли в форме анекдота для всех, и потому что отсутствие угрозы для студента/ов в связке студент-педагог является еще одним блокирующим распространение фактором, а еще потому, что студент-актер имеет множество возможностей для самореализации и без этого. Анекдот on-line высказал себя до конца тогда, когда исчерпал в себе смысл. Напомню, анекдот — это городской фольклор, которому в чистом виде уже нет места в нашей жизни.
Добавить комментарий