Не берусь подводить содержательный итог нашему обсуждению — все высказанные его очными и заочными участниками соображения требуют размышлений и проверки многообразием фактов, но главный итог нашей работы состоит в том, что с несомненностью можно утверждать: анекдот — вещь серьезная, культурно значимая и заслуживает того, чтобы культурологи философского факультета серьезно обсуждали сию проблему. А необходимость в таком обсуждении подтверждается тем, что в культурологической теории анекдота остаются неясными несколько пунктов. Это, прежде всего, вопрос о границах анекдота. Потому что когда Л.Н. Столович, опираясь на мнение Ю.М. Лотмана, видит в анекдоте один из самых древних жанров фольклора, или, когда Г.Ф. Сунягин выводит из анекдота всю литературу нового времени, считая анекдот «до-декамеронной» формой ее существования, или, наконец, когда анекдот рассматривают как некую модификацию мифа, мне всякий раз хочется решительно возразить, отстаивая изложенную в моем докладе точку зрения, ибо если мы будем растворять анекдот в бесконечно более широкой исторически и эстетически сфере комического, то сути анекдота, его своеобразия, его уникальности мы не [54] поймем. В данном случае я полностью разделяю изложенную здесь позицию В.В. Химика.
Остроумие — конечно, непременное, но не специфическое качество анекдота. Поэтому анализ остроумия — это особая проблема, которая к пониманию анекдота нас все же не приблизит. Точно так же комические ситуации можно найти в мифологии древних греков, но называть их анекдотами или хотя бы его праформами я не вижу никаких оснований, ибо это неизбежно ведет к утрате специфики анекдота — и структурной, и функциональной, и генетической. Потому что главная особенность мифа — любого мифа, и древнего, и сталинского или гитлеровского мифов нашего времени — заключается том, что миф есть вымысел, который воспринимается как действительность; поэтому все религии имеют в своей основе определенную мифологию. Cовершенно справедливо замечание Л.Н. Столовича, что миф может стать предметом анекдота — в такой же мере, как любая политическая концепция, как идея коммунизма, как нравственные идеалы любви и дружбы, если анекдот обнаруживает в их сути или в их осуществлении моменты, заслуживающие иронического или юмористического к себе отношения. Но суть анекдота в том, что он есть выдумка, которая откровенно и честно, как всякое искусство, говорит: я — вымысел, и потому допускаю любую степень условности, неправдоподобия, фантастичности. Вместе с тем, при всем структурном сходстве с новеллистикой «Декамерона» или рассказами О`Генри, анекдот отличается от них своей неавторизованностью, анонимностью, синкретизмом творчества и исполнительского сотворчества.
Я продолжаю настаивать на том, что анекдот есть порождение городской культуры Нового времен, и не пролетарских и люмпенских ее низов, а интеллектуальной элиты, которую в России называют «интеллигенцией». Тогда можно ставить вопрос о будущем анекдота: до тех пор, пока будет существовать интеллигенция, будет существовать и анекдот. Каковы будут его темы и сюжеты, будет зависеть от того, какие формы будет принимать сама жизнь. Ибо анекдот будет выражать по преимуществу потребность тех образованных людей, которые не способны к самостоятельному писательскому или актерскому творчеству, но обладают чувством юмора и потребностью художественно-образного осмысления жизни. И соответственно в быту, в дружеском общении, как эстетический элемент повседневности находит анекдот и своих рассказчиков, и своих слушателей.
Добавить комментарий