Сегодня факт особой актуализации проблемы глобальных культурно-интегративных процессов налицо. В то же время все чаще возникают вопросы, не только у обывателя, но и у специалистов — а что же это такое, культурная глобализация? Что положительного в ней, что отрицательного? Болезненность восприятия возникшей проблемы зачастую вызывает сомнение в положительном характере явления, а поэтому и естественное отрицание его. Между тем проблема существует и требует своего осмысления и оценки. Думается, в этом может стать полезным глубинное осознание опыта, близкого процессу глобализации. Из числа таковых достаточно приемлемым видится в качестве предмета осмысления опыт возникновения и попытки создания так называемой советской культуры. По своей сути в определенном смысле она представляет своеобразную модель культурной глобализации. И вот почему…
Ни для кого не секрет, что несколько десятков лет мы жили в стране, где вся общественная жизнь была четко регламентирована и идеологизирована, естественно, в том числе и ее художественно-культурная сфера. В многонациональном же государстве идеологизация культуры означала фактически наличие и активное функционирование культурной политики, целенаправленно учитывавшей многосоставность и полиэтничность общества. Руководить и направлять [105] культуру можно было при соблюдении двух условий, а именно, располагая хорошо продуманной системой управления процессом и имея мощную экономическую базу. В этой деятельности данные два условия были предельно реализованы. Довольно громоздкий механизм руководства культурой работал достаточно четко и продуманно, будучи включенным в административно-бюрократическую систему управления государством в целом. А работа аппарата управления и все осуществляемые через его посредство мероприятия или программы обильно материально обеспечивались из госбюджета страны как одна из важных отраслей жизнедеятельности общества. В результате такой схемы в условиях тоталитарного государства идеологизация культуры становилась неизбежной и само собой разумеющейся. И не случайно с первых же шагов советская власть сфокусировала внимание на художественной культуре, учитывая ее неограниченные возможности воздействия на умы людей.
В процессе углубления идеологизации общественного сознания в начале 1950-х гг. наконец была найдена достаточно эффективная форма управления. Этой формой стала тотальная аппаратизация культуры через посредство своего министерства, осуществлявшего и пропагандирующего идеи, продуцируемые партаппаратом. Экономическое же обеспечение данной стратегии было прерогативой Совмина, выделявшего огромные суммы из бюджета.
В свою очередь, Центру по вертикали и по горизонталям подчинялись республиканские министерства культуры, управления и отделы автономных республик, краев и областей, образуя громоздкий механизм технологического оснащения руководства, не менее щедро финансируемого государством. Достаточно любопытными в этом плане выглядят некоторые цифры, отражающие динамику роста и развития численности работников аппарата и их связь с количеством организаций, подчинявшихся Министерству культуры. Так, за 35 лет, прошедших с момента создания министерства, в два с лишним раза уменьшилось число таких учреждений (с 2981 в 1953 г. до 1012 в 1988 г.). И в тот же период число сотрудников этих учреждений увеличивается примерно тоже в два с лишним раза (с 16751,5 шт. ед. в 1953 г. до 35777 шт. ед. в 1988 г.) (таблица).
[106]
19372 шт.ед. | ||||
О чем говорят эти цифры? Вроде бы налицо факт упорядочения и рационализации работающей схемы. На самом же деле происходит бюрократизация процесса управления со всеми вытекающими последствиями. Безжалостная статистика предупреждает о перепроизводстве кадров, а это залог грядущего кризиса системы и результатов ее деятельности в будущем, что и подтвердила действительность в 1980-х гг.
Наше же внимание привлекает в данный момент другая сторона факта. Рост штатных единиц предполагает и рост субсидирований на содержание сотрудников. В масштабах Союза это была внушительная сумма. Но ведь еще существовало солидное экономическое обеспечение идеологического оснащения работы Министерства! В 1980-х гг. морального стимулирования было уже мало. Поэтому в ход пускается карта материального поощрения за художественную продукцию с определенной идейной направленностью. Издается специальный циркуляр о 50%-ной надбавке к оплате госзаказов по осуществлению работ, служивших пропаганде официальной идеологии 1.
[107]
Все это свидетельствует не только о существовании материальной базы, щедро обеспечивающей все направления идеологизации общества, но и о высоко ответственном отношении к поставленной задаче осуществления «единения» культур.
Не менее важным моментом в процессе аппаратизации культуры было внедрение так называемых «идейных новаций» в деятельность Министерства культуры и всех его соподчинений. Одним из первых таких постулатов становится, как помнится, «классовость и партийность культуры и искусства», ставящие на повестку дня вопрос о «двух культурах». Это сразу же внесло в процесс культурного развития общества обязательность антагонизма между так называемой демократической и буржуазной культурами и значит — борьбы между ними. В связи с этим в 1930-х гг. к делу привлекается и «теория соцреализма». А далее идейные новации предлагали следующие формулы-постулаты для руководства культурной политикой: в 1950-х гг. это было положение об искусстве, а шире — о всей художественной культуре, о том, что они должны быть «национальными по форме и социалистическими, по содержанию»; в 1970–1980-х гг. формула-постулат о «единстве национального и интернационального» и «гуманистического пафоса в искусстве».
Все это недвусмысленно направляло культурную политику на создание «единой советской культуры», на формирование аналогично этому облика «советского человека» (Homo soveticus). И сегодня данная теоретическая концепция по своему внешнему виду, облику воспринимается как явление, сходное с процессом глобализации культуры, скажем, как ее частный случай, требуя своего четкого осмысления.
Обращаясь к рассматриваемой проблеме, очень трудно избавиться от негативной установки относительно ее. Критическое отношение к тому, что происходило, естественно и во многом обоснованно. В то же время, по прошествии времени открываются и другие составные существовавшего явления. Поэтому если оставаться объективными в оценке того, что имело место, и подходить диалектически к этому, то невозможно не задуматься: разумно ли [108] полностью отрицать накопленный за 70 лет опыт или же есть смысл выделить из него некое рациональное зерно?
Да, действительно, с одной стороны, идеологизация общества, приводящая к стандартизации культуры, вела к унификации общественного сознания, к клишированию художественной продукции, потребляемой обществом. А с другой — нельзя не заметить, что каждая из национальных культур, принудительно-добровольно направляемая на «единение» в советской культуре, от этого не проиграла. Наоборот, широкие возможности ознакомления, постижения менталитета и иных составляющих понятия «культура» (нельзя в этом смысле не вспомнить положительного опыта смотров, декад, олимпиад, когда культуры разного этнического происхождения имели возможность хорошо осмыслить специфику друг друга) способствовали, точно «вливание свежей крови», обновлению и обогащению собственной традиции. Так что можно смело утверждать, что субсидирование культурной политики, преследовавшей в итоге одну цель — интернационализацию, т.е. глобализацию культур народов СССР, послужило осознанию своей самобытности и значимости.
Таким образом, отсутствие подлинного научного осмысления путей осуществления намеченной цели и противоестественное вмешательство в процессы имманентного развития культур показали несостоятельность идеи «единности».
После развала государства не в пример другим сферам деятельности именно в области художественной культуры пока не произошло ощутимых катастроф. Каждая национальная культура осталась сама собой, сохранив свой облик и суть, но это не значит, что можно быть спокойными за их дальнейшие судьбы. Взять хотя бы Грузию… В обстановке усиления глобализации в сфере культуры в современном мире ее бедственное положение в экономическом смысле, вынуждающее искать материальной поддержки извне, существовать, фактически, на подаяния, может поставить ее судьбу под угрозу экономического диктата, растворения в общем процессе.
К примеру, как может устоять сегодня древнейшая культура Грузии перед натиском глобализации, если на осуществление [109] культурных программ государство смогло выделить Министерству культуры в 1998 г. — 693000 лари, в 1999 г. — 222000 лари, в 2000 г. — 171000 лари? Не улучшает положение и сумма в 1200000 лари на эти же цели в 2001 г. С такой экономической оснащенностью и нечеткой идеологической концепцией перед лицом глобальных культурно-интегративных процессов просто не выстоять. И как ни печально осознавать, приходится опасаться того, что если в условиях Союза не удалось нивелировать, сгладить национальную самобытность, сегодня это может произойти с любой культурой, вовлекаемой в мощный поток американизации с ее прессингом и экономической мощью.
Спасти положение, как оказывается, может создание экономической базы самим государством, действительно озабоченным сохранностью культурной традиции. Таков пример, поданный Францией, сумевшей путем больших ассигнований не только поддержать свою культурную традицию, но и противопоставить ее американизации.
Естественно напрашивается вопрос: какая экономическая политика будет координировать уже идущую культурную глобализацию, когда она обретет полную силу? Какова будет концепция или направленность ее и на какие средства она будет осуществляться? Кто же будет экономически питать процесс глобализации, взяв бразды правления в свои руки?
Сегодня это риторические вопросы, но за ними стоит ощущение реальной угрозы существованию всего многообразия культур на земле… А разве недавний исторический опыт грандиозного эксперимента по созданию культурной интеграции или глобальной культуры не подсказывает возможность или даже неизбежность появления сходной схемы с той же проблематикой идеологизации, подпитываемой мощным капиталом? А если так, то непременно встает и необходимость направлять идущие процессы — а быть может, управлять ими?!…
И значит сегодня перед нами возникают только вопросы. Ответов на них пока нет.
- [1] Постановления ЦК КПСС и Совмина от 19 апреля 1984 г.; от 27 января 1978 г. за № 66 и от 27 мая 1967 г. за № 478 — хранятся в ЦАИЛ Грузии.
Добавить комментарий