Университетская схоластика и «рационализация» власти в Средние века

[57]

На протяжении столетий в европейской культуре схоластика воспринималась как один из главных символов Средневековья. Действительно, ее значение в истории становления духовных смыслов данной эпохи трудно переоценить. Однако сам термин «схоластический», как и многие другие важнейшие понятия и концепции средневековой мысли, восходит к Античности. Первое известное употребление этого слова встречается в письме Феофраста к своему ученику Фании, о чем упоминается у Диогена Лаэртского 1. Оно подразумевало «педантичного человека» и имеет версию толкования в смысле «кабинетного ученого». На латинский язык было транскрибировано как scholasticus. Многие римские авторы называли себя «схоластиками», считая это именование вполне приемлемым и уважительным, но некоторые видели в нем и негативный оттенок. В эпоху Средних веков «схоластиками» называли прежде всего преподавателей семи «свободных искусств» (artes liberales). Но так как тогда все университетские ученые были обязаны пройти ступень образования на данном факультете, то впоследствии мыслителей этого времени и стали называть «схоластами», в чем, безусловно, присутствовал и момент отрицательного отношения к их наследию со стороны новоевропейских ученых. В целом именно негативное значение закрепилось за данным понятием в истории культуры. Схоластика приобрела смысл бесплодного умствования, сугубо формального знания, лишенного реальной связи с жизнью и практической деятельностью людей, своеобразного начетничества и догматизма.

Бесспорно, что университетская схоластика как форма теологии и метафизического мышления Средневековья отражала все достоинства и недостатки своей эпохи. Но ее значение необходимо рассматривать в исторической перспективе, только тогда можно увидеть и понять подлинное величие ее духовных поисков, ее самобытную и по-своему все же выдающуюся роль в становлении культуры. На самом деле схоластика была не столь уж скучной и занудной формой средневекового университетского образования, как это подчас представлялось мыслителям и ученым Ренессанса и Нового времени, напротив, она была живой, противоречивой и непримиримой борьбой философских мнений и теологических позиций. Как известно, на некоторые диспуты известных богословов ученые-странники собирались со всей Европы, а знаменитого Абеляра в его многочисленных скитаниях сопровождала целая толпа преданных учеников. Университетские [58] споры велись очень строго с обязательным исполнением всех формальных правил дискуссий, хотя включали и веселые, шутливые темы. В Париже особой популярностью пользовались споры на свободные темы, которые проходили на факультете искусств, по сути, философском, в течение недели, при этом другие факультеты временно закрывались.

Следуя современным концепциям, необходимо признать, что определяющее значение университетской схоластики в истории становления средневековой культуры не сводится только к традиционному смыслу методологических правил познания и соответствующего метафизического способа мышления, но охватывает и широкий контекст, включающий важнейшие основы жизни средневекового общества, как то: правила написания административных распоряжений, практики ведения судебных разбирательств, формирования структур управления и аппарата чиновничьей службы, то есть всех тех составляющих, которые задавали перспективу «рационализации» системы власти в Европе 2.

В данном контексте представляется интересным тот факт, что стройная упорядоченность готического собора в определенном смысле соответствует композиции знаменитых схоластических «Сумм» — одной из важнейших форм книжной учености того времени. В «Суммах», как и в архитектуре средневековых западноевропейских храмов, утверждается стремление к воспроизведению всей иерархии мироздания, к охвату абсолютной полноты Универсума, к определению и постановке всех возможных дискуссионных вопросов и проблем, с соответствующим приведением аргументов «за» и «против», авторитетных суждений и логических доказательств. В этом смысле и храм, и «Сумма» есть «зеркало» (speculum) мира, отражающие в своих архитектурных и мыслительных конструкциях, неизбывно устремленных ввысь, величие божественного творца с соответствующей степенью доступного для человека совершенства и полноты воспроизведения божественного образа 3.

Конечно, исторически схоластика относится не ко всей эпохе Средневековья, а лишь к XI–XV вв. Однако ее понятия и каноны господствовали в университетских курсах Европы вплоть до восемнадцатого столетия. В этой связи известный французский историк-медиевист Жак Ле Гофф предложил концепцию «долгого Средневековья», согласно которой многие важнейшие атрибуты средневекового миросозерцания сохранили свое влияние вплоть до середины XIX века 4.

Как известно, схоластика стала основополагающим феноменом прежде всего западно-европейской культуры. Но суть дела заключается в том, что на определенном этапе развития богословская традиция неизбежно приобретает черты «школьного» строя мысли, логически выверенного размышле- [59] ния о вере. Подобная ситуация складывается тогда, когда в системе религиозного культа уже сформированы основные догматические принципы вероисповедания, определены духовные смыслы обрядов и сложилась практика церковной жизни, что в христианской традиции относилось к эпохе патристики и Вселенских Соборов. Но затем возникает настоятельная необходимость в «самооправдании» веры перед Разумом, ее философского и логического обоснования перед светской культурой. Поэтому характерные схоластические мотивы были присущи не только западному мышлению, но и отчасти православно-византийскому богословию, средневековой исламской и иудейской метафизике. Именно с точки зрения такого понимания и возможно рассмотрение единого философско-теологического пространства средневековой традиции мысли, обусловленной исповеданием монотеистической религиозности и общностью соответствующих логических процедур познания и научных авторитетов. При этом особая роль в данном наследии принадлежала средневековому аристотелизму. И не удивителен тот факт, что в схоластических дискуссиях в средневековых университетах Европы широкой популярностью и признанием пользовались постулаты и суждения как многих видных православных богословов, так и исламских философов Авиценны, Аверроэса, иудейских мыслителей Авицеброна, Маймонида и других.

В западном Средневековье сложилась особая социально-политическая ситуация, когда Церковь претендовала и на светскую, и на духовную власть. Она порождала специфическое напряжение в развитии культуры и формировала заинтересованность как со стороны Римской курии, так и с позиции европейских монархий, в развитии системы образования и в становлении класса грамотных профессионалов, способных поддержать, с одной стороны, структуры папской власти, а, с другой — утвердить и отстоять полную независимость светского правления. Само наличие особого класса образованных людей, будь-то богословов в Церкви, или юристов и служащих в системе государственности, социальная выделенность которых обусловливалась и закреплялась соответствующими университетскими дипломами и званиями, способствовало повышению статуса властных структур в жизни средневекового общества. Поэтому в период «зрелого» Средневековья в странах Европы повсеместно появляются новые университеты, где разворачивается жесткая борьба за подчинение «корпораций» ученых. Примером драматичной судьбы средневекового схоласта, вовлеченного в конфликт двух властей в рамках университетских партий в Сорбонне, может служить преподавательская деятельность выдающегося мыслителя второй половины тринадцатого столетия Дунса Скота, который в 1302 году поддержал Папу Бонифация VIII в его противостоянии французскому королю Филиппу Красивому, поэтому вскоре был вынужден покинуть Париж. А вернулся лишь в 1305 году, но уже после смерти Бонифация.

Чем более укреплялись независимые государственные структуры, тем более заметным становилось их присутствие и влияние в жизни университетов. При этом считалось особой привилегией для города открыть новый университет. Как известно, в 1200 году жалованная грамота Филиппа II Августа официально закрепила статус Парижского университета. В 1224 году знаме- [60] нитым императором Фридрихом II был основан Неаполитанский университет, в котором впервые стали изучать и обсуждать натурфилософские трактаты Стагирита и сочинения его исламских комментаторов. А на Сицилии была организована специальная школа переводчиков с арабского языка. Поддержку развитию средневекового аристотелизма оказывал и французский король Карл V, сам читавший сочинения великого «Философа». В частности, по его предписанию, Николай Орём (Oresme) в 1370 году перевел на французский язык «Никомахову Этику», что было достаточно символично, так как латинский перевод был осуществлен еще Робертом Гроссетестом. Кроме того, по просьбе короля, Орём написал комментарий на «Политику» Стагирита и посвятил своему монарху. В нем легко прочитывались призывы к реформе, которая предполагала для утверждения «общего блага» граждан активное включение аристократии в управление государством. В этой связи Орём даже приводил в пример ассамблею магистров Парижского университета в качестве совещательного органа управления. Он считал, что и Церковь должна прибегать в большей степени к совещательному принципу в принятии решений. По-видимому, по его мнению, это могло бы позволить преодолеть противоречия между системами власти. Необходимо отметить еще и такой интересный факт, что в этот период было принято празднование особого дня Аристотеля. Возможно, что в поддержке со стороны светской власти широкого распространения наследия Аристотеля присутствовала и определенная доля заинтересованности в противостоянии с Церковью. В любом случае, это создавало основу для формирования нового языка и статуса власти, которая апеллировала не к христианским ценностям, а к «общему благу» и к политической теории управления, основанной на философии Стагирита и средневековой университетской науке 5.

Еще один важный момент взаимосвязи в становлении средневековой университетской формы образования и «рационализации» систем властных структур в Западной Европе был обусловлен активным привлечением на государственную службу так называемых «новых людей» (homines novi), которые, по сути, являлись представителями социальных низов, или, в частности, тех, кто впоследствии будет отнесен к «третьему сословию». Их роль была особенно велика в укреплении независимости власти монарха не только по отношению к папству и Церкви, но и к родовым аристократическим элитам. Так, в 1395 году канцлером Парижского университета стал выходец из крестьян Жан Жерсон, написавший трактат Vivat rex, в котором он подчеркивал, что король не есть частная персона, но представляет публичную власть, устанавливающую благоденствие всего сообщества граждан 6. Такого рода люди способствовали смене системы феодального наследования принципом государственного назначения на должность и обеспечивали постепенное формирование бюрократического класса служащих.
[61]

Заключая, необходимо признать, что, став выразительницей главенствующего содержания средневекового способа мировидения, университетская схоластика, по сути, предстает в качестве своеобразного «кода» к постижению пространства средневековой культуры. Ее экспликация сопряжена не только с традиционными областями богословия, философии и метафизики, но и со многими другими сферами культурной и социальной жизни средневекового общества, ее выдающаяся роль и фундаментальное значение в гораздо большей степени определили исторические судьбы Европы, чем это считалось буквально столетие назад.