Готический храм: Аристотелевская картина мира в культуре позднего Средневековья

Изложенное ниже — лишь плод интуиции. Обращение к столь неожиданной паре «Аристотель — готика» вызвано интересом к архитектуре с точки зрения ее функционирования одновременно в качестве каркаса и оболочки исторического сознания человека. Возник вопрос: в какой степени архитектура отражает идеологию, в целом рациональные конструкции, так называемую ментальность, являясь продуктом определенного времени и, с другой стороны, насколько архитектура транслирует выработанную во властной и интеллектуальной среде идею (идеологию) в широкие народные массы, превращая ее из книжной или законодательной нормы в образ жизни, стиль жизни.

В Западноевропейской традиции храм как зеркало христианского мировоззрения рассматривается давно и детально. Однако христианство в период формирования национальных государств в Европе (так называемый романский период) уже было (или довольно успешно стремилось быть) тотальным мировоззрением, чему, безусловно, способствовала не только активная деятельность Церкви, но и тот образ мира, который представил храм, став идеальным образом мира и жизни. Однако в XII–XIII веках происходит глубокая инъекция сугубо интеллектуальной традиции аристотелизма, доступного лишь высокообразованным богословам. Аристотель с его идеей государственности, политеи, с его стройным корпусом знания, претендующим на всеохватность и воспринятым через арабов как предельный авторитет был более чем адекватен в эпоху строительства централизованного государства с сильной королевской властью (особенно во Франции и Англии). Для успешности этих процессов необходимым было не просто признание Аристотеля величайшим философом, потеснившим Платона, который со своим спиритуализмом в рационализируемом мире был неуместен в качестве идеологической основы, но превращение школьной философии в ясную, читаемую, естественный картину мира.

«Дученто», если следовать традиционной итальянской периодизации Средних веков, т.е. период с 1200 года, это время расцвета городской культуры в Европе, а вместе с городами и время роста университетов, вышедших из-под эгиды церкви, что вело к распространению в широких слоях философских сочинений и в целом гуманитарного знания. В это время крепли так называемые городские нищенствующие монашеские ордена францисканцев и доминиканцев, которые, накапливая колоссальные средства, инициировали строительство в городских стенах грандиозных храмов, которые теперь известны как готические. Растущая буржуазия для утверждения своей независимости, состоятельности и демонстрации включенности своего молодого сословия в общую систему распределения божественной благодати, поддерживали финансирование строительства.

В Европе XII-XII активизировалось государственное строительство. Фридрих II предпринял (правда, неудачно) попытку восстановления Римской Империи. Папская теократия Иннокентия III стремилась (в отличие от Фридриха, успешно) к расширению и усилению католичества. Людовик VI (1108–1137) вел политику подчинения и консолидации французских земель, которая привела к XII к созданий централизованного государства. Со времен империи Александра Македонского и Рима это была очередная попытка глобализации — создания гомогенного политико-культурного пространства, границы которой не совпадают с границами христианского европейского мира, а включают в сферу своих интересов мир исламского Востока, Кордовский халифат, языческий севро-восток.

Экономическому и культурному расцветом Европы способствовал кризис исламского мира, связанного с падением Константинополя в 1204 году. Главным результатом этого параллельного процесса был, возможно, кроме усиления торгово-экономических позиций европейских (особенно итальянских — венецианских) купцов, был начавшийся культурный диалог. Аристотель читался в изложении Авероэса и авторизованном комментарии Авицены, представившим Аристотеля в неоплатонической обработке в духе исламской культуры. Эти три элемента — Аристотель, арабская культура и неоплатонизм — стали слагающими генома средневековой культурной формы, отлившейся в философию Альберта Великого, который ввел арестотелизм в контекст христианской мысли в форме высшего авторитета философии и теологии, в аристотелизм Фомы Аквинского, в платонизм Дунса Скота и арабскую стилистику в образе жизни высших классов. А в целом геном воплотился в готическом храме.

Из этого комплекса проблем — государственное строительство, рационализация религиозных идей, арабские влияния, имперские претензии Церкви и государства — развивалась система позднесредневековой духовной жизни, исходным пунктом и одновременно воплощением которой была средневековая церковь — хранительница и посредница благодати и откровения и, одновременно, посредница в полной переоценке всех мирских ценностей. Проблема соотношения между надчувственными идеалами и «миром», между естественным и сверхъестественным законом, между абсолютным духовным принципом трансцендентного жизненного предназначения и всем тем, что ему противопоставляют природа, жизнь, историческое развитие с его земными благами и предпосылками подверглись логизации, интеллектуальной переработке. Новые представления уже не отрицали земной мир совершенно и во всем, как это было в раннем средневековье, но дали ему новый смысл и содержание.

Возник новый светский этос, новая наука, новая поэзия, новое мировоззрение, главной чертой которого является религиозный, философский и исторический релятивизм. Макс Дворжак писал о позднем средневековье «Жизнь обрела новую собственную ценность как место действия совершенно достойной работы, природа — новое значение как свидетельство божественного всемогущества и мудрости. Природные, социальные, политические учреждения с их ступенчатой системой обязательств и прав включаются как творения провидения и как необходимая промежуточная ступень надземно предопределенного развития человечества в выстроенной до самых высших и конечных последствий мировой институт церкви. И эту церковь можно рассматривать … в качестве первой большой осуществленной и в своей дерзости и энергии непревзойденной попытки объединить всю культуру с ее естественными и природными обусловленностями, исходя из духовных основ и с точки зрения идеалистического объяснения мира, объединить в одну единую духовную организацию человечества» 1.

Хейзинга считал, что «…каждая культура стремится к осуществлению мира грез в рамках действительности, прибегая для этого к преобразованию форм данного общества» 2.

Как можно этого достичь? Через создание каркаса повседневности, соответствующего идеологии. Для высших слоев общества некие игровые правила могут стать нормативными (как стала нормой для средневекового дворянства игровая культура рыцарства, основанная на воссоздании древних легенд о короле Артуре и разыгрыванию в лицах литературных сценариев рыцарских романов), что невозможно для широких слоев населения. Для них необходимо создание формальных и смысловых ориентиров в повседневной жизни, которая редко бывает связана как с первоисточником идеи — книгой, так и почти никогда не предоставляет возможности выпасть из реальности не прослыв блаженным безумцем. В культуре позднего Средневековья эту роль выполняет готический храм, который становится одновременно и книгой, которую можно читать, не владея не только высоким теологическим образованием, но даже грамотой и всем миром, который самой своей формой подразумевает определенные жизненные движения человека и его мировосприятия.

Готика развилась и исчерпалась в XIII–XIV вв. В основном «готическим искусством» считается искусство архитектуры храмов, развивавшееся в Иль-де-Франс и Саверной Франции в 1140–1240 годах, особенно в период правления Людовика IX (1226–1270). Прототип каркасной конструкции и стрельчатой арки — встречается в архитектуре Ирана VIII–IX вв. и в архитектуре древней Месопотамии. В Европе впервые стрельчатая арка, принесенная из Испании и Иерусалима крестовыми походами использовалась у мастеров Клюни. Аббатство Сен-Дени (недалеко от Парижа) можно рассматривать как пример переходного от романского к готическому стилю храма, был создан под руководством аббата Сюжера (Сугерия) (1122–1151).

Люди стиснутые духовно и телесно, жили в темных крохотных помещениях, окна которых выходили на узкие улицы, порою упираясь в окна дома напротив. И те же люди возводили строения, которые представляются разрывающими все рамки земной связанности, которые пространственно широко и легко поднимаются на головокружительные высоты. В строительстве храмов принимали участие художники из близка и далека, и эти постройки являли совместный труд поколений, который словно раздвигал временные рамки бытия собора. В этих постройках реализуется идея соотношение государства Божия и мира как новое соотношение между духом и материей.

Говоря о готике, ее часто называют окаменевшей схоластикой. Но в основе этого уподобления лежат более глубокие и многогранные процессы превращения идей. Готическое искусство явило образное воплощение того фундаментального примирения между надчувственным толкованием жизни и относительным признанием жизни, что лежит в основе мировоззренческой трансформации позднего средневековья. «Грандиозные соборы были чистейшим воплощением мирового института церкви, как бы символом эпохи, как сегодня таковыми являются громадные города» 3.

Области интереса Аристотеля, зафиксированные в рубрикации его произведений — метафизика, физика, психология, этика, политика, эстетика и логика — свидетельствуют об универсалистской направленности философии, призванной охватить, описать, систематизировать все наличное знание. Подобный подход был актуален в период формирования империи Александра Македонского, в которой зарождались новые идеологические, социальные и эстетические течения, в корне трансформирующие прежнюю структуру полисной организации Греции. Огромное государство с централизованной властью, впитавшее в себя все многообразие культур и обычаев многих народов Средиземноморского и переднеазиатского района, стремилось пусть если не создать унитарную культуру, то хотя бы охватить умственным взором все имеющееся под небесами. Поэтому к аристотелевской методике и системе знания обращаются в период укрепления государственной структуры, установления централизованной власти и, как следствие этого, выработки единых стандартов в политической, социальной и повседневной жизни, что, несомненно, находит отражение в искусстве. Но искусство (в частности, архитектура) не просто отражает тенденции в социально-политической жизни, но, в свою очередь, продуцирует ту картину мира и некие конструкты сознания, которые формируют повседневную жизнь людей, далеких от политики и не затронутых напрямую системой образования, богословием и философией, что, в итоге, и приводит к тому, что мы называем цивилизацией, где все компоненты функционируют адекватно некоему общему принципу, позволяющему говорить о цивилизации Средних веков, равно как о цивилизации Античности, Нового времени и т.д.

Сам подход Аристотеля к структурированию знания во всех областях, доступных человеческому разуму как нельзя более отвечал новым тенденциям, ментальным и социальным, позднего средневековья. Аристотелевская система знания подразделяется на теоретические науки (метафизика), практические науки (Задачей который является моральное совершенствование) и продуктивные науки (т.е. производство объектов). Такая классификация удивительно естественно ложилась на систематизацию средневекового социума. Альберт Великий принимает аристотелевскую психологию познания, объединяя ее, правда, с тринитарной психологией души Августина. Если Платон использует в своем философствовании методику маевтики, унаследованную от его учителя Сократа, что ведет к образованию спиралевидной конструкции всего корпуса текстов и, в целом, философии, Платона, спирали. Поиск ведется без установления окончательных позиций и схем, то Аристотель стремится к органическому синтезу и систематизации, чему способствовала и его страсть к классификации феноменов. Область компетенции аристотелевского разума (низшего, по Альберту, разума) — земная феноменальная реальность. Такое познание осуществляется в непосредственном контакте с вещью. Разделяя разум на высший и низший, допуская два плана реальности, два типа познания — аристотелевский (философский, логический) и августинианский (теологический), Альберт признает за реальностью земной, за естественным порядком вещей равные с небесами права. Альберт, вслед за ним Фома признают за Аристотелем абсолютный авторитет в горизонтали отношений сущего, которая невозможна без вертикали отношения Бога и мира, представленного теологами. Но оба направления в эпоху позднего средневековья нуждались в упорядочении и кодификации.

Выработка четкой структуры (по крайней мере, стремление к ней) предполагает создание системы установлений, которые превращаются в догму. Таким образом, открытой спиральной структуре платонизма, которая втягивает в себя все вопросы мироздания, человеческого бытия противостоит стабильная система аристотелизма, которая воспринимается в Средневековой Европе как паттерн для всего мироздания, организующий все его элементы и дающий ответы на все вопросы.

Художественно-теоретические воззрения равно у Аристотеля и в средневековой схоластике представляют собой вспомогательные построения для философских и теологических рассуждений. Схоластика, привлекая для сравнения искусство, обращается к аристотелевскому примеру «архитектора», «зодчего», в силу господства аристотелевского представления об искусстве. Фома Аквинский вслед за Филоном и Плотином для описания процесса воплощения идеи-формы в материи уподобляет его строительству зодчим дома: «У формы имеющего быть созданным должно быть подобие в создающем… А это бывает двояким образом: в некоторых действующих субъектах форма создаваемой вещи предсуществует в смысле природного бытия… например, когда человек порождает человека или огонь порождает огонь; в других же действующих субъектах — в смысле умопостигаемого бытия, а именно у тех, кто действует посредством ума. Так, дом предсуществует в уме зодчего, и это может быть названо идеей дома, потому что художник стремится сообразовать дом с той формой, которую он постиг в уме. Но так как мир возник не благодаря случаю, а был создан Богом, действующим посредством ума, то в Божьем уме с необходимостью должна существовать форма, по подобию которой создан мир. В этом состоит понятие (ratio) идеи» 4. Здесь транслируется аристотелевская идея об имманентности формы материи Субстанция-субстанциальность есть синтез материи (субстрат) и формы (имманентно присущей материи), где форма есть суть бытия всякой вещи и ее первая сущность первой субстанции. Форма есть начало, причина и основание бытия, благодаря которой индивид обусловлен и обустроен.

Для Авицены, который привнес в схоластику разработку именно этого аспекта аристотелевской философии, важна проблема индивидуально-конкретного и сущностно-абстрактного. Индивидуальным является факт, конкретный человек. Сущностью здесь будет человечность — сущность человека, вещность — естьность вещи. Интерес Аристотеля к феноменальному способствовал перенесению акцента с абстрактного абсолютного божественного, ставшего отождествляться с Интеллектом к конкретному, индивидуальному, человеческому. Аристотель употребил платоновский «эйдос» для обозначения формы вообще и, в частности, «внутренней формы», существующей в душе художника и переносимой благодаря его деятельности в материю.

В человеческого сознания идея (на уровне метафизической сущности) и помысленное (мысль) сливается в топосе (месте) художественного объекта — в храме, месте Бога. Так платоновский дуализм между миром идей и миром явлений в аристотелизме заменяется «синтетическим взаимодействием между всеобщим понятием и единичным индивидуальным проявлением в области теории познания, в области философии природы и искусства — синтетическим взаимодействием между формой и материей» 5, У Аристотеля искусство есть область непрерывного становления (восхождения к своей форме или к идеальному образу) самой структуры вещи 6. А максимально совершенным произведением искусства Аристотель считает весь космос. В готическом храме же происходит синтез места человека(его разума) и места Бога (абсолютного интеллекта) в месте мира-космоса.

По словам Йохана Хейзенги дуализм Средневековья — это дуализм Бога и мира, но не мира и искусства, характерный для Нового времени. Искусство здесь есть место пресуществления бога в мире как идеи в материи но не непосредственно, а через Мастера, через разум человек 7. В готическом храме горизонт повседневности (городская, деревенская жизнь) и вертикаль Священной и героической истории пересекаются в точке эстетического, через приобщение к которому повседневность переходит в иную ценностную — сакральную — систему. Искусство — архитектура в особенности, т.к. она и являлась стилеобразующим началом — являлось материалом для реализации тех же теологических рассуждений и тем самым оно становилось в один ряд с богословием и философией, хотя само по себе не было признано самоценным. Искусство — продукт актуализации (во-площения, о-формления в материи) интеллектуальных идей, сущности, абстрактной и потенциальной по свей сути). Произведение искусства (художественная форма), таким образом, является равноправной реальностью наряду с животными, растениями, человеком. Более того, «художник не является здесь ни подражателем плоскому и обманчивому миру явлений, ни истолкователем метафизических сущностей… Напротив, в его уме живет величайший прообраз красоты, на который он в качестве творца может направлять свой внутренний взор» 8. Художественные создания определяют по согласию его не с природным предметом, а с представлением, внутренне присущим уму: «И отсюда вещи рукотворные именуются истинными по своему отношению к нашему уму: ибо дом именуется истинным, когда он достигает сообразности с формой, пребывающей в уме художника» 9. Разумеется, выраженное здесь «перемещение объективности из объекта в субъект» (вероятно, лучше сказать: из наглядного в познавательное) теоретически произошло уже у Аристотеля: «Через искусство возникает то, образ чего уже есть в душе». В философии Аристотеля идеализм Платона сменяется эмпиризмом, ориентированного на наличные феномены, бытие которых удостоверено формой, имманентной материи. Для средневекового сознания формально воплощение (изображение или скульптура) является вернейшим подтверждением бытия феномена. Присутствие зримого образа является доказательством истинности изображения. В понимании средневекового реализма, все, что может быть поименовано, обретает существование, равно свойства, понятия и вещи.

У Аристотеля человек занимает срединное место между умопостигаемой и чувственной областью, между абсолютным интеллектом и материей. Индивидуальный интеллект конкретного человека рассматривается не самостоятельно, но в его соотнесенности с абсолютным, в его стремлении к высшему. Такое движение доступно лишь путем абстрагирования, создающего действительность иной, абсолютной, тотальной размерности при помощи универсальных понятий. Универсализм и абстрактность становятся для схоластики аристотелевского направления определяющими. Равно как и первые подходы к конкретности индивидуального. Второй путь, не прописанный в богословских сочинениях, ни в корпусе сочинений Аристотеля, но заложенный там и реализованный практически в Средние века — путь деятельного воплощения внутренней божественной формы в материю при строительстве и украшении храма. Само это занятие считалось богоугодным. Не зря образ донатора и покровителя строительства изображали рядом с образом чаще всего Богоматери, обращенными к ней с моделью храма в руках. Так же впервые начинают фиксироваться имена зодчих и строителей готических храмов, храмов, полных символов и образов высшей универсалии и абстракции, каким мыслился в христианской теологии позднего средневековья Бог.

Тема движения, однонаправленного и постоянного характерна для христианского миропонимания. Эсхатологизм — имя исторической концепции Средних веков. Идея движения к Богу, к Апокалипсису как последней ступени бытия тварного мира и соединения его с Божественным порождает эсхатологичность истории и концепцию времени в средневековой традиции, которую Шпенглер рассматривал как конституирующую для европейской культуры 10. Вечное движение у Аристотеля как вечное время существует благодаря Первоначалу, вечному, неподвижному, абсолютно актуальному. Все движется по отношению к Первоначалу, но при этом само первоначало остается равнодушным ко всему, абсолютно, даже внутренне неподвижным.

Аверроэс разрабатывает аристотелевскую идею движения. Для него будучи по природе финальным и вечным, движение обеспечивает единство универсума и ведет все к совершенству, чем утверждается вечность мироздания. Силой, которая лежит в основе вечной и необходимой активности, является Бог. При этом Бог у Аверроэса приобретает статус интеллекта — всеобщего, принадлежность которому дает возможность формулировать универсальные принципы. Универсальные принципы являются тем фактором, наличие которого устанавливает единство человечества в его разумности. Однако универсалии потенциальны и их актуализация в форме знаний человека возможна лишь через приобщение к абсолютной актуальности Бога. Так вера совершенствует разум. Это положение было подхвачено Фомой Аквинским.

Идея единого неизменного Первоначала Аристотеля была приемлема для монотеизма христианства. В средневековой теологии (схоластике) Первоначало получает имя Бог, который функционирует как целевая причина, которая все движет к совершенству, притягивая к себе, проявляя тем самым любовь ко всему тварному миру. Хотя в позднем Средневековье идея о безразличие Бога усилилась, в связи с интеллектуализацией самого Бога, что привело к выхолащиванию из его образа эмоционального плана, способности любить, прощать, сострадать, Он все более стал походить на аристотелевское равнодушное Первоначало, к которому устремляется всякая вещь, не в состоянии сопротивляться естественному притяжению, как не может сопротивляться железо магниту. Если романский храм подобен чаше, воспринимающей Божью благодать, готовый впитать ее и позволить во чреве своем присоединиться к ней человеку, твари, то готический храм изо всех сил, вопреки всему стремится, рвется вверх, к исчезающему Богу. И падения непрочных, перегруженных весом шпилей конструкций словно символизировало отвергнутость новых вавилонских башен, призванных поднять человека к Богу. В это же время религиозная жизнь обретает все более акцентированный экстатический характер, зарождаются одновременно мощные еретические движение, ищущие Бога за границами официальной церкви и догм и инквизиция, стремящаяся водворить духовные и интеллектуальные искания в четкие чамрки доказуемости, каузальности и верифицируемости. Школьное философствование на основе аристотелизма, принесенного в Европу в арабских переводах, превратило Бога в элемент логических построений (для арабов философия Аристотеля была именно логическим корпусом. И христианские философы получили ее логизированной, что, несомненно, повлияло на их ход мышления), в положение, нуждающееся в логическом доказательстве своей возможности и инквизиция, направленная на силовое сдерживание разрушений догматического здания христианства.

Не смотря на то, что носителем идеи остается божественный интеллект, воплощая идею-форму в материю, создавая образ, человек наделяет идею, а значит и сам Божественный интеллект бытием. Равно как приводя логическое доказательство бытия Бога, теолог лигитимизирует Бога, позволяет ему быть в мире человеческой рациональности. Произведение искусства — а для Средневековья это в первую очередь архитектура — это способ приближения к Богу, восхождения интеллекта к абсолютному интеллекту чрез актуализацию универсалий, способ познания Бога, способ вписания Бога в человеческую размерность мира повседневного и вписывания человека в метафизическую сакральную реальность в пространстве храма-мира.

У Аристотеля все стремится, но стремится не куда-нибудь, а чтобы выразить самого себя. Форма такого движения — круговая, или движение внутри предела. Это движение — есть вечная жизнь, идея которой была основополагающей для христианского миропонимания. Стремящееся к первоначалу движение, не выходящее при этом за пределы границы самореализации, т.е. имманентной формы, предполагало определенное пространство, пространство, равное миру.

Пространство для Аристотеля это место — граница, вмещающая тела, поскольку она соприкасается с его содержанием, первая граница, внутри которой только и возможно существование различенный феноменов, за пределы которой, следовательно, невозможно выйти. Подобное понимание пространства, внутренне дифференцированного по степени приближения к совершенному, не терпит пустоты. Тотальность знания — необходимое условие, так как лакуны недопустимы. В средневековой интеллектуальной и эстетической традиции также прослеживается боязнь пустоты. Суммы стремятся дать перечень всего сущего, реального и имагинативного (наряду с собакой и лошадью — василиск и химера), охватить все времена от сотворения мира, Адама и праотцев до Страшного Суда, все горизонты мира — от Седьмого неба до Ада, от земель псоголовых до ангельских ратей, все уровни социальной структуры, от вилланской деревни, монастыря и города до небесной иерархии и Троицы. А художники, илиминирующие рукописи, стремятся заполнить орнаментом каждый квадратный миллиметр, каменотес покрывает резьбой стены храма от цоколя до купола. Жизнь не терпит пустоты. Макс Дворжак писал, что «готические храмы сдержаны имманентной упорядоченностью, которая как Божественный закон и ее во всем представляющая в государственной и светской жизни духовная и светская власть организует и объединяет в универсальную и идеальную целостность» 11. Пластика в античном понимании — это «отчетливо-геометрическое пространственно-временное соотношение всех живых элементов в картине искусства и жизни вообще» 12.

Подобным образом храм становится не просто неким, даже специфически выделенным — сакральным местом, но миром в себе. Готический собор — в большей степени организация пространства как внутреннего, так и наружного, чем формы. Готическая архитектура не оформляет замкнутое пространство, а превращает все вокруг себя — и земную твердь, и небо в образно-значительное целое. В результате появляется абсолютно симметричная конструкция в которой объем являются только символом «мирочувствования в пространстве» по словам О. Шпенглера 13 с доминантой вертикали, вертикали, ведущей, движущей храм, весь мир-пространство и человека к богу.

Упорядочив мир сакральный и секулярный, физический и духовный, придав ему столь совершенную форму, человек Средневековья словно наконец настолько повзрослел, что осмелился объявить свои права на занимаемое им место. Он утвердил себя в некой точке, назвав ее своим Домом. Он выстроил храм- мир, город-мир, государство-мир. Стены и границы очертили сферу его обитания, придали ей форму, и, тем самым, привнесли в человеческий мир основное свойство оформленности — конечность. Ту конечность, которая не подразумевает жизни после жизни, обещанной христианством. Потому что Бог — гарант посмертного истинного существования стал органичным элементом человеческого мира. Утратилась многовекторная направленность платоновской спирали в трансцендентное, которое только и есть условие любой формы экзистенции, как то, что позволяет ей жить-двигаться, вырывает ее из бесплодного вращения вокруг себя, абсолютного самодвижения аристотелевского перводвигателя. Позднейшие вспышки духоискательства были так или иначе связаны с интересом к спиритуализму Платона. А аристотелевский ренесанс всякий раз сопутствовал активизации тенденции государственного строительства и тотального упорядочения мира в связи с этим. Тогда же вновь возникает готика — николаевская готика в России, готический стиль небоскребов в США 1930-х годов. Растущее государство, растущий человеческий разум выстраивает новые вавилонские башни — памятники своему абсолютному могуществу.

Вот только осознав свой дом, свое место в мире, выстроив вокруг уютные стены, человек вдруг начинает тосковать о том, что за стеной. Не стал ли человек именно тогда вечным путешественником в бесконечном пути в поисках своего истинного дома?