Движущие силы пострадиционного общества: харизматическая личность

В современных посттрадиционных и постконвенциональных обществах не может быть общепризнанного субстанциального понятия «блага». Но тем не менее предполагается, что в либеральных обществах личности добровольно объединяются с другими для того, чтобы изменить несправедливое существующее общество и произвести определенные социальные изменения, чтобы достичь более благой жизни. В 1918 году, когда отрыв от традиций был еще не столь очевиден и действенность рациональных установлений еще не подвергалась столь разрушительному сомнению, Макс Вебер, анализируя легитимность подчинения авторитарности, обозначающей пути построения благой жизни в социуме, пришел к выводу, что в принципе существует лишь три вида оснований легитимности, или три вида внутренних оправданий. Первый — авторитет традиционных нравов, второй — «авторитет внеобыденного личного дара (Gnadengabe) (харизма)… харизматическое господство» 1, которому сопутствуют «полная личная преданность и личное доверие» (подчеркнуто мною) (там же), третье — подчинение рационально созданным правилам. Для современного общества, когда соблюдение традиций уже невозможно, а авторитет рациональности сильно подорван, остается возможным лишь авторитет харизмы, личная преданность харизматической личности.

Современное осмысление того, что есть «благо», с акцентом на прагматическое истолкование, приводит к тому, что само желание очертить всеобщие стремления, цели, намерения, определить «всеобщее благо» не только бесполезно, но и вредно, так как влечет за собой построение тоталитарного общества. Михаил Новак, например, утверждает, что «всеобщее благо» возникает «спонтанно», посредством свободного выбора личностей: «граждане желают всеобщего блага только формально, в то время как действуют в культуре плюрализма с различными стремлениями, целями и намерениями» 2. Согласно разработкам социальных конструктивистов, социальная реальность конструируется «случайно» на основе дискурсионных практик. Однако такое «случайное», «спонтанное» всеобщее благо является таковым лишь для участников дискурса, не принимая во внимание интересы будущих поколений, с точки зрения которых можно судить о последствиях принятых решений. Более того, польза этого краткосрочного «блага» ставится под сомнение самим развитием и изменением индивидов и общества, а степень ошибочности решения довольно велика, так как «дискурсы рынка и голосования, — по справедливому замечанию Петера Козловски, — проходят по предпочтениям, не изменяя их… после 'пробегания' (discurrere) всех отдельных волеизъявлений без предвосхищения всеобщего в волевых проявлениях» 3.

Анализируя дискурсионные практики и возможность социальной реальности на их основе, Петер Козловски приходит к выводу, что «из внутренних и внешних недостатков дискурса, из ошибок сложения и ограниченности дискурсов следует, что простое суммирование индивидуальных предпочтений и простое сложение особых воль в единое политическое или социально-экономическое решение не обеспечивает разумную всеобщность, если всеобщая воля не предвосхищается уже в индивидуальных предпочтениях или не совпадает с ними» 4. По его мнению, в современном социуме лишь два выхода возможны из существующего положения: «1. Однажды индивиды должны постараться предвосхитить в своих предпочтениях всеобщее, т. е. поступать морально; 2. Политическое руководство и парламент как полномочные органы общества должны предвосхитить всеобщий интерес как результат возможного идеального дискурса и 'самоотверженно' выступить в его защиту» (Там же).

Возможно идеальный дискурс, в этом смысле, соответствует форуму бесконечного коммуникативного сообщества Хабермаса, позволяющему четче обозначить универсальность занимаемой в дискурсе позиции. Хабермас развивает основные положения социальной психологии Мида, согласно которым взаимодействие личностей имеет универсальное значение, так как смысл не прикован к особой, частной ситуации, а является универсальным, что подчеркивает не только исключительно актуальное его существование, но и его потенциальную возможность быть понятым любым, кто окажется в подобной ситуации. Разрабатывая идею бесконечного коммуникативного сообщества, Хабермас по-новому интерпретирует разделение «I-me», предложенное Мидом. «Me» — это Я-пассивное в отношении к социальной группе, занимающее перспективу социальной группы, констатация, что Я находится в определенной позиции. «I» — Я-активное, способное говорить от имени более общего сообщества, выходящее за пределы ограниченного ситуацией сообщества. В отличие от «me», направленного на прошлое, «I» нацелено на будущее. Эта направленность на будущее дает личности возможность не идентифицировать себя ни с одной определенной жизненной историей или взятой ролью. По мнению Хабермаса, именно модернизм подготовил почву для такой, предчувствующей будущее, направленности Я, которая рассматривает настоящее как предчувствующее будущее настоящее, а не как результат прошлого.

По мнению Хабермаса, только обращение к безграничному коммуникативному сообществу может предоставить момент освобождения от договоренности и позволит индивиду быть автономным. «В коммуникативных актах, при общении, — утверждает Хабермас, — предположения самоопределения и самореализации сохраняют точное интерсубъективное значение: кто бы не судил и не действовал морально, он должен быть способен предвосхищать соглашение бесконечного коммуникативного сообщества» 5. Согласно Хабермасу, если мы начинаем рассуждение с «постметафизической» посылки, где не существует более никаких универсально приемлемых субстанциальных понятий «блага», то отсюда следует, что связь, которая соединяет членов посттрадиционного общества, более не может основываться на разделяемом всеми понятии «блага». Солидарность членов общества, по его мнению, базируется не на общей ориентации на разделяемые всеми субстанциальные ценности, а на общих обязательствах перед идеей, что только те принципы морально обоснованы (в смысле «справедливы»), которые все участники морального дискурса полагают обоснованными для каждого.

Однако, согласно Миду, творческая активность «I» способна актуализировать принципы, которые лишь подразумеваются в данной исторической эпохе или обществе: «Тип индивида, на который мы ссылаемся, возникает всегда при соотнесении с формой общества или социального порядка, который подразумевается, но адекватно не выражается. Возьмем, например, религиозных героев, таких как Иисус или Будда, или разумный тип, как, например, Сократ. Что придает им их уникальную значимость, так это то, что они занимали жизненное положение, ссылаясь на более многочисленное сообщество… Подобный индивид расходится с той точкой зрения, которую мы называем предрассудками общества, но, с другой стороны, он выражает принципы общества более совершенно, чем любой другой» 6. Мид говорит об уникальности, незаменимости индивида в его предвосхищении этого, определенного «высшего сообщества». Это та харизматическая личность, которая, предвосхищая, ведет за собой, вызывая доверие авторитетом «внеобыденного личного дара», о которой говорил Вебер.

Для Петера Козловски предвосхищение всеобщего интереса невозможно без интенции на «всеобщее благо». Он разделяет точку зрения Витгенштейна, что предвосхищение всеобщего — это суть этического. «То, что ошибки сложения на рынке и в демократии делают нужным политическое руководство как предвосхищение консенсуса, доказывает необходимо моральный характер политической власти, — пишет Козловски, — поскольку моральное в сущности состоит в предвосхищении всеобщего в отдельных поступках… Субстанциальное непосредственно недоступно дискурсивному рассудку, но оно как регулятивный принцип в мышлении неустранимо» 7. Витгенштейн, анализируя суть этического, пришел к выводу, что этические ценности произрастают из глубоко переживаемого личностного ответа жизни и миру, а не являются просто социальными или интеллектуальными построениями. При этом интимное постижение ценностей не может иметь ясно выраженного публичного смысла. Новые ценности и отношения предпочтения могут постигаться лишь уникальными индивидами в уникальный момент исторического развития.

Уникальность и незаменимость личности в ее предвосхищении «большего сообщества» (Мид), предвосхищении всеобщего (Витгенштейн) поднимает проблему подлинности этого предвосхищения или проблему этической обоснованности уникальности. Личности не взаимозаменяемы и следует согласиться с Максом Шелером, что существуют сущности, которые даны только особому индивиду, и что интуитивное прозрение «добра» приходит только к этой личности (и только к ней одной) как «призыв». Уникальность призвания и подлинность олицетворения всеобщего соответствует святости, так как подчеркивает, что «подобный только один в мире». Подлинно этическая личность раскрывает пределы этической жизни для других, обозначая место святости в симфонии ценностей. Однако именно уникальность призвания, «внеобыденность дара» и приводит к трудности понимания подобных прозрений другими. Последователям, которые будут преданы харизматической личности, остается только верить в подлинность ее святости и в подлинность олицетворения абсолютных ценностей и блага для данного сообщества, которому они принадлежат. Моральный риск в этом случае не устраним. Возможны различные «своеобразные» олицетворения всеобщего блага и тот, кто ведет за собой, является обольстителем, ведь в этическом предвосхищении всеобщего не существует общепризнанной сферы ценностей.

Помимо этого, существует и опасность социального господства, ведь чем более экспрессивным является, например, торжественное объявление любви и братской преданности, тем больше интимность похожа на тиранию. Харизматическая личность вполне может актуализироваться посредством участия в тотально авторитарном обществе. Избежать этого можно лишь признав «множество моральных воль» и «множество понятий добра». Подобные теории еще концептуально не разработаны, несмотря на то, что многие современные философы признают плюралистичность этических миров, соответствующих множественности моральных воль.

Выход из кризиса, в котором пребывает посттрадиционное общество, возможен только благодаря наличию харизматической личности, хотя основанием его может служить лишь вера в то, что данная харизматическая личность подлинно олицетворяет «всеобщее благо». Если харизматическая личность не проявленна в данном социуме, то, согласно Петеру Козловски, остается возможность другого выхода — индивиды должны поступать морально. Моральность поступка, предвосхищение всеобщего в своих предпочтениях, базируется на выборе правильных ценностных и нормативных решений. Для этого этические нормы, существовавшие и существующие, обозначенные в этических теориях, должны быть субъективно признаны и освоены. Именно этическая теория озабочена вопросом о том, какие индивидуальные и социальные цели считать оправданными и как отличить таковые от всех прочих. В современном российском обществе этика, по каким-то причинам, не преподается в высших учебных заведениях, что сводит на нет возможность подобного выхода из кризиса, свойственного сегодняшнему российскому обществу.